– Оставь же мне хоть надежду! Слышишь?
– Не могу, не могу! – отвечала Христина.
Володыевский отошел к окну и приложил голову к холодному стеклу. Долго стоял он без движения и, сделав затем несколько шагов в сторону Христины, прибавил очень тихо:
– Прощайте! Мне нечего здесь больше делать. Пусть ваше счастье будет так велико, как мое горе! Знайте, что я прощаю вас, пока еще только на словах, а потом, когда Бог даст, то и сердцем прощу… Только будьте впредь сострадательнее и не давайте другой раз слова. Что мне сказать о том душевном состоянии, с каким я покидаю это жилище!.. Прощайте!
Сказав это, он дернул усиками, поклонился и ушел в соседнюю комнату, в которой застал Маковецких и Заглобу; все тотчас же вскочили, как бы желая расспросить его, но маленький рыцарь только рукой махнул.
– Ничего не вышло! – сказал он. – Оставьте меня в покое!..
Отсюда можно было пройти по узкому коридору в комнату Володыевского; и вот в этом-то коридорчике, подле лесенки, ведшей в девичью комнату, Варвара остановила рыцаря.
– Ах, если бы Бог утешил вас и внушил любовь в сердце Христины! – воскликнула она дрожащим от слез голосом.
Володыевский не отвечал ни слова и, не глядя на нее, прошел мимо. Но вдруг ему стало горько и, охваченный страшным гневом, он вернулся и стал перед Басей.
– Отдайте Кетлингу свою руку, – сказал он хриплым голосом с изменившимся и насмешливым выражением в лице. – Влюбите его в себя, а потом поприте ногами это чувство, разорвите ему сердце и поступайте в монастырь.
– Пане Володыевский! – воскликнула изумленная Езеровская.
– Доставьте себе наслаждение, попробуйте поцелуя, а потом отправляйтесь на покаяние!.. Ах, чтоб вас!..
Это было уже чересчур. Одному Богу было известно, сколько было альтруизма в ее пожелании Володыевскому, и за все это – неосновательное осуждение, насмешки и оскорбление в ту именно минуту, когда она готова была отдать кровь свою этому неблагодарному человеку. Пылкая, как огонь, душа ее вмиг загорелась, щеки зарделись, розовые ноздри раздулись, и она, тряхнув головкой, воскликнула:
– Знайте, что не я иду в монастырь из-за Кетлинга.
Вслед за тем она взошла на лестницу и исчезла из глаз рыцаря.
Он остался неподвижен, как каменный столб, и начал протирать глаза, словно только что проснувшийся человек.
Вмиг кровь в нем закипела, он схватил саблю и крикнул:
– Горе изменнику!
Спустя несколько минут он помчался в Варшаву, так что только ветер свистел мимо его ушей и целый поток комков земли вылетал из-под копыт его лошади.
Глава XIX
Маковецкие и Заглоба смотрели с беспокойством, как уезжал Володыевский, и, казалось, глазами спрашивали друг у друга: что случилось и куда он едет?
– Великий Боже! Он готов уехать в степи, и тогда я не увижу его никогда в жизни! – воскликнула Маковецкая.
– Или, по примеру той девчонки, поступить в монастырь! – сказал Заглоба в отчаянии.
– Надо спасти его как-нибудь! – прибавил Маковецкий.
Вдруг распахнулась дверь, и в комнату, как вихрь, ворвалась Варвара, бледная и взволнованная.
– Спасите! Спасите! Пан Володыевский поехал убивать Кетлинга! – вскричала она, стоя посередине комнаты. – Ради всего святого, поезжайте и образумьте его! Помогите! Помогите!
– Что с вами? – воскликнул Заглоба, схватив ее за руки.
– Спасите!.. Володыевский убьет Кетлинга! Я виновница этого несчастия. Христина может умереть, и все это из-за меня.
– Да говорите же! – крикнул, тряся ее, Заглоба. – Почему вы знаете, что он поехал к Кетлингу? Каким образом вы виноваты?
– Потому что я сказала ему в гневе, что они любят друг друга, что Христина идет в монастырь из-за Кетлинга. О Боже, кто верит в Тебя, тот пусть летит и образумит его. Поезжайте вы поскорее, господа, все поезжайте. Поедемте все вместе!
Заглоба, не привыкший терять времени в таких случаях, выбежал на двор и приказал запрягать лошадей. Маковецкая хотела было расспросить Варвару обо всем, так как все еще не догадывалась о любви Христины и Кетлинга, но Варвара побежала вслед за Заглобой посмотреть, как станут запрягать лошадей. Она помогала выводить лошадей из конюшни и запрягать их в дышло и наконец подъехала к крыльцу, сидя на козлах с непокрытой головой. На крыльце уже стояли одетые мужчины.
– Слезайте долой, – сказал ей Заглоба.
– Не слезу!
– Слезайте, говорю вам!
– Не слезу! Садитесь, если хотите, а не то я поеду одна!
Говоря это, она подобрала вожжи, и мужчины, видя, что можно потерять много времени, согласились оставить ее на козлах.
Тем временем прибежал слуга с кнутом, а Маковецкая вынесла Басе шубку и шапку, так как было холодно, и они отправились.
Варвара так и осталась сидеть на козлах, а Заглоба, желая заговорить с нею, несколько раз приглашал ее пересесть на переднюю скамеечку, но девушка ни за что не соглашалась из страха, что ее станут бранить, ввиду чего Заглоба принужден был говорить с нею, сидя на задней скамейке; Варвара отвечала ему, не оборачиваясь.
– Откуда вы знаете, что Христина поступает в монастырь из-за Кетлинга?
– Я все знаю.
– Разве Христина сказала вам что-нибудь?
– Нет, Христина ничего мне не говорила.
– В таком случае шотландец сказал?
– Нет, но я знаю, что он потому и в Англию уезжает. Он всех провел кроме меня.
– Удивительно! – воскликнул Заглоба.
– В этом вы сами виноваты, – сказала Варвара, – не надо было стараться их сближать.
– Ну, пожалуйста, не вмешивайтесь не в свое дело! – отвечал Заглоба, обиженный тем, что ему делают выговор при стольнике.
Но через несколько минут он прибавил:
– Странно!.. Я старался сблизить их? Я советовал? Вот интересно! Удивительное предположение.
– Что же? Неужели вы станете еще отпираться? – сказала девушка.