Энгстран. Да, очень бы хотелось.
Пастор Мандерс (останавливается перед ним). Ну-с, позвольте спросить, в чем дело?
Энгстран. Дело-то вот какое, господин пастор. Теперь там у нас расчет идет… Премного вам благодарны, сударыня!.. Мы совсем, значит, покончили. Так мне сдается, что хорошо бы нам – мы ведь так дружно работали все время, – хорошо бы нам было помолиться на прощанье.
Пастор Мандерс. Помолиться? В приюте?
Энгстран. Или господин пастор думает – это не годится?
Пастор Мандерс. Нет, конечно, вполне годится, но… гм…
Энгстран. Я сам завел было тут такие беседы по вечерам…
Фру Алвинг. Разве?
Энгстран. Да, так иной раз… На манер душеспасительных, как это называется. Только я простой человек, неученый, – просвети меня, Господи, – без настоящих понятиев… Так я и подумал, раз сам господин пастор тут…
Пастор Мандерс. Вот видите ли, Энгстран, я должен сначала задать вам один вопрос. Готовы ли вы к такой молитве? Чиста и свободна ли у вас совесть?
Энгстран. Ox, Господи, спаси меня грешного! Куда уж нам говорить о совести, господин пастор.
Пастор Мандерс. Нет, именно о ней-то нам и нужно поговорить. Что же вы мне ответите?
Энгстран. Да, совесть – она, конечно, не без греха.
Пастор Мандерс. Все-таки сознаётесь! Но не угодно ли вам теперь прямо и чистосердечно объяснить мне: как это понять – насчет Регины?
Фру Алвинг (поспешно). Пастор Мандерс!
Пастор Мандерс (успокаивающим тоном). Предоставьте мне!..
Энгстран. Регины? Господи Иисусе! Как вы меня напугали! (Смотрит на фру Алвинг.) Не стряслось же с нею беды?
Пастор Мандерс. Надеемся. Но я спрашиваю: кем вам приходится Регина? Вас считают ее отцом… Ну?
Энгстран (неуверенно). Да… гм… господину пастору известно, как у нас вышло дело с покойницей Иоханной?
Пастор Мандерс. Никаких уверток больше, все начистоту! Ваша покойная жена призналась фру Алвинг во всем, прежде чем отошла от места.
Энгстран. Ах, чтоб… Все-таки, значит?..
Пастор Мандерс. Да, вы разоблачены, Энгстран.
Энгстран. А она-то клялась и проклинала себя на чем свет стоит…
Пастор Мандерс. Проклинала?
Энгстран. Нет, она только клялась, но всею душой.
Пастор Мандерс. И вы в течение стольких лет скрывали от меня правду? Скрывали от меня, когда я так безусловно верил вам во всем!
Энгстран. Да, видно, уж так вышло – делать нечего.
Пастор Мандерс. Заслужил я это от вас, Энгстран? Не готов ли я был всегда поддержать вас и словом и делом, насколько мог? Отвечайте. Да?
Энгстран. Да, пожалуй, плохо бы пришлось мне и не раз, и не два, не будь пастора Мандерса.
Пастор Мандерс. И вы так мне отплатили? Заставить меня занести неподобающую запись в церковную книгу! Скрывать от меня в течение стольких лет истинную правду! Ваш поступок непростителен, Энгстран, и отныне между нами все кончено.
Энгстран (со вздохом). Да, пожалуй, так оно и выходит.
Пастор Мандерс. А вы разве могли бы что-нибудь сказать в свое оправдание?
Энгстран. Да чего ж ей было ходить да благовестить об этом – срамить себя еще пуще? Представьте-ка себе, господин пастор, стрясись с вами такое, как с покойницей Иоханной…
Пастор Мандерс. Со мной?
Энгстран. Господи Иисусе! Да не аккурат такое! Я хотел сказать: стрясись с пастором что-нибудь такое неладное, за что люди глаза колют, как говорится. Не приходится нашему брату мужчине больно строго судить бедную женщину.
Пастор Мандерс. Я и не сужу ее. Я вас упрекаю.
Энгстран. А дозволено будет задать господину пастору один вопросец?
Пастор Мандерс. Спрашивайте.
Энгстран. Подобает ли человеку поднять павшего?
Пастор Мандерс. Само собой.
Энгстран. И подобает ли человеку держать свое чистосердечное слово?
Пастор Мандерс. Разумеется, но…
Энгстран. Вот как стряслась с ней беда из-за этого англичанина, а может, американца или русского, как их там знать? – так она и перебралась в город. Бедняжка спервоначалу-то отвертывалась было от меня и раз и два; ей все, вишь, красоту подавай, а у меня изъян в ноге. Господин пастор знает, как я раз отважился зайти в танцевальное заведение, где бражничали да, как говорится, услаждали плоть свою матросы, и хотел обратить их на путь истинный…
Фру Алвинг (у окна). Гм…
Пастор Мандерс. Знаю, Энгстран. Эти грубияны спустили вас с лестницы. Вы уже рассказывали мне об этом. Ваше увечье делает вам честь.
Энгстран. Я-то не величаюсь этим, господин пастор. Я только хотел сказать, что она пришла ко мне и призналась во всем с горючими слезами и скрежетом зубовным. И должен сказать, господин пастор, страсть мне жалко ее стало.
Пастор Мандерс. Так ли это, Энгстран? Ну, дальше?
Энгстран. Ну, я и говорю ей: американец твой гуляет по белу свету. А ты, Иоханна, говорю, пала и потеряла себя. Но Якоб Энгстран, говорю, твердо стоит на ногах. Я то есть, так сказать, вроде как притчею с ней говорил, господин пастор.
Пастор Мандерс. Я понимаю. Продолжайте, продолжайте.
Энгстран. Ну вот, я и поднял ее и сочетался с ней законным браком, чтобы люди и не знали, как она там путалась с иностранцами.