Тень на занавеске

Что же влечет современных мужчин в дикие края? Быть может, страшные мысли, столь часто обитающие в глубине мужского сердца? Не так ли в стародавние времена жестокие муки чрезмерно отзывчивой или нечистой совести влекли в отшельнические кельи и святых, и грешников, побуждая анахоретов истязать свой дух и плоть с беспощадностью, которую нам сегодняшним трудно представить?

Так или иначе (возможно, рассказчик не вправе строить догадки), доподлинно известно одно: в 1883 году от Рождества Христова мистер Сирил Дансон, хорошо известный всему лондонскому свету, почувствовал неодолимое желание сменить обстановку.

Ему все надоело – надоели мужчины, а еще больше женщины, надоели разговоры, улицы, газеты, надоело все и вся!

По своему общественному положению он принадлежал к прослойке тех, кто безнадежно застрял между раем и адом: не настолько богат, чтобы как сыр в масле кататься, но и не настолько беден, чтобы побираться. Молодой человек происходил из хорошей семьи, имел небольшой доход, который за отсутствием деловых способностей не мог приумножить: пост в совете директоров коммерческой компании ему не светил, заняться биржевыми спекуляциями ему даже в голову не приходило; его не привлекали ни шахты, ни лошади, ни азартные игры, ни концессии, ни политика, – словом, он был просто добропорядочный английский джентльмен и жил сообразно своим представлениям о чести, а надоело ему все только оттого, что цветок, пленивший его в прекрасном саду под названием «лондонский сезон», был сорван каким-то новоиспеченным лордом – рантье с баснословными доходами.

Мистер Дансон любил прелестную деву и наивно считал, что она его тоже любит.

На современном жаргоне, он «получил по мордасам» – да так, что от удара голова пошла кругом.

Однако по прошествии нескольких недель мистер Дансон мог уже видеть вещи в их истинных пропорциях и сумел прийти к закономерному выводу, что такая девица не стоит сожалений. Но мысль удалиться «в пустыню» тем не менее посетила его и, в отличие от переменчивого чувства любви, уходить не собиралась, наоборот, прочно срослась с ним.

Да, он удалится в пустыню – это решено, – однако далее следовал отнюдь не праздный вопрос: где та пустыня, куда он удалится?

У него не было возможности искать свою пустыню в Африке, Индии и даже Америке.

Ему хватало денег на скромную жизнь джентльмена в родной Англии, но эти средства не позволяли возомнить себя новым апостолом и разъезжать по белу свету. Мир уже не тот, что был во времена святого Павла, и, кроме того, достославный апостол язычников в своих посланиях не уточняет, насколько «незначительны» его дорожные расходы – в каких конкретно суммах они выражались.

Мистер Дансон мог сколько угодно желать объехать весь земной шар – побывать на рассеянных в морях малоизученных архипелагах, провести лето на Южном полюсе, пересечь Внутреннюю Африку, своими глазами увидеть Сибирь… Но поскольку обстоятельства принуждали его усмирять желания (так отнятое от материнской груди дитя должно смириться с неизбежностью), он решил по крайней мере отряхнуть лондонский прах с ног своих и, взяв себе в товарищи единственно свою душу, потолковать начистоту с полузабытым старым другом – совестью, как только отыщет какую-никакую «пустынь» где-нибудь в Уэльсе, Шотландии или… На худой конец всегда есть Блэкстонский замок, имение Читтока.

Эврика! Это именно то, что надо. Вне всякого сомнения, дом пустует: почти три года назад Читток, тоже схлопотавший по мордасам, покинул фамильное гнездо и уехал в Лондон, рассудив, что лондонская пустыня не хуже любой другой пригодна для исцеления больной души.

Блэкстонский замок был хорошо знаком мистеру Дансону. В ранней юности он провел там незабываемый месяц, и воспоминания о тех днях отзывались в нем далекой сладостной музыкой.

Более уединенное и дивное место нельзя вообразить. Блэкстонский замок стоит на скале, откуда до ближайшего континента – если мерить по прямой, через море, – добрая тысяча миль.

Вокруг простираются великолепные охотничьи угодья; о сказочных возможностях для озерной и речной рыбалки нечего и говорить. А какой там песчаный пляж, какие болота, и лиловые от вереска горы, и широкие долины, где легендарный Финн Маккул, должно быть, веками играл со своими детьми «в шары» гигантскими обломками гранитных скал…

Да, Блэкстонский замок, расположенный практически на краю света, был бы идеальной кельей отшельника для Дансона, если никто его не опередил. С этой мыслью мистер Дансон прямиком направился в клуб «Кашел», где надеялся встретить хозяина поместья.

По воле случая он столкнулся с Читтоком в дверях клуба, и они вместе проследовали в Сент-Джеймсский парк. Несмотря на упадок духа, мистер Дансон в общем и целом выглядел как обычно, чего нельзя сказать о мистере Читтоке. Трехлетнее пребывание в большом городе, крутая перемена в образе жизни явно не пошли ему на пользу, и его приятель втайне ужаснулся, насколько может измениться человек за сравнительно короткое время.

Еще недавно это был красивый, жизнерадостный, открытый малый. Как весело и сердечно звучал его голос, как умел он для каждого найти доброе слово!

А ныне… Худой, изможденный, в потухших голубых глазах печаль и отстраненность, словно он разом состарился лет на двадцать.

Любовь творит со своими жрецами странные штуки. Одних обгладывает до костей, других раскармливает, как индюшек к Рождеству!

Мистер Дансон коротко изложил свою просьбу, и мистер Читток еще короче сообщил ему, что усадьба отдавалась внаем всего на один охотничий сезон и теперь пустует, – словом, добро пожаловать.

– Разумеется, – прибавил он после секундной заминки, – я только рад, если ты снимешь Блэкстон, но имей в виду: это место – воплощение одиночества. Ни одной живой души в радиусе двенадцати миль. Лично я ни за что не вернусь в свой старый дом. Ты хорошо подумал?

Мистер Дансон не намерен был отступать: у него нет больше сил, ему нужен покой, он устал от людей и жаждет одиночества.

– Разве всего этого нельзя найти в Лондоне? – спросил мистер Читток с мрачной улыбкой.

– Нет… Мне нужно уехать! – прозвучало в ответ.

– Все так скверно?

– Именно! Ты же не захотел остаться в Ирландии, Читток, вот и я не могу оставаться в Лондоне. И дело вовсе не в разбитом сердце, – зачем-то пояснил он, поддавшись минутному порыву, – мне просто необходимо уехать куда-нибудь подальше, где никто не будет смотреть на меня так, словно на мне крупными буквами написано: «отвергнут».

Мистер Читток кивнул: хотя его самого не отвергли, он понимает, каково это чувствовать.

– Я хочу изменить всю свою жизнь, – продолжал мистер Дансон, слегка смущаясь оттого, что его вдруг прорвало. – Хочу быть мало-мальски полезным… знать, что сделал кого-то счастливее. Вот умри я завтра, ни одна живая душа, за исключением, может быть, моего камердинера, не пожалеет обо мне. Эх, мне бы твое поместье! Но роскошь не для бедняков.

Мистер Читток не спеша прошел еще с десяток шагов, словно ничего не слышал – а если слышал, то в смысл не вникал. Потом каким-то вялым, меланхоличным тоном, так непохожим на его прежнюю речь, произнес:

– Все не так, как было, и я уже не тот… Пожалуй, я мог бы уступить тебе Блэкстон за почти символическую сумму. Случайному человеку не продал бы… разве только попадется миллионер, вроде твоего соперника-лорда! – прибавил он с деланым смехом. – Что ж, поезжай, поживи. Посмотрим, как тебе понравится сидеть одному в моем старом бараке. А если испытание пройдет успешно и ты не передумаешь покупать, я сброшу цену больше чем наполовину.

В голосе и манере мистера Читтока сквозило что-то странное, недоступное пониманию мистера Дансона, но тот оставил свое недоумение при себе и ответил:

– Отлично, старина, назови свою цену. Пусть юристы подготовят бумаги, и если я сдюжу… Как бы то ни было, для начала я арендую Блэкстон на год. А кстати…

– Что – кстати?

– Твоя юная леди тоже вышла замуж за лорда?

– Нет!

– Пусть не за лорда, но вышла? Иначе… как она живет?

– Она не замужем. Работает гувернанткой, насколько мне известно.

– Предпочла хлеб гувернантки?

– Не слишком лестно для меня, да? – уязвленно заметил мистер Читток. – Но факт есть факт. Ах, Дансон, я любил ее! Она бедна, и мне ничего не надо было от нее, только она сама, и родители ее хотели, чтобы она вышла за меня, но она наотрез отказалась. – У него на миг перехватило дыхание. – Вероятно, во мне есть что-то противное женской природе. Так или иначе, она не желает иметь со мной ничего общего – ни за какие сокровища.

– Сочувствую! Она, верно, очень хороша собой?

– Да нет, не сказал бы… Не знаю. Для меня она хороша, и я любил ее. Довольно, не будем больше говорить об этом.

Мистер Дансон прекратил расспросы. Тут пахло трагедией – чем-то таким, чего сам он даже близко не пережил и не мог постичь, а потому не имел никакого права любопытничать.

– Дорогой мой Читток, если бы я только мог добыть для тебя Галаадский бальзам! – воскликнул он.

– Если бы мог – добыл бы, не сомневаюсь, – прозвучало в ответ. – Но смертному это не под силу – нет в мире бальзама для меня.

Глава вторая

Несмотря на звучное имя, Блэкстонский замок представлял собой довольно скромное жилище. Давным-давно на этом месте стоял замок-крепость, чему есть живописное подтверждение в виде остатков старых стен и примыкавшей к дому башни. Однако теперешний Блэкстонский замок – обычный, квадратный в плане загородный особняк, достаточно вместительный для семьи с кучей детей или для приема веселых, шумных компаний – когда повзрослевшие дети начнут влюбляться и думать о замужестве или женитьбе.

В пору «телячьей юности» – в золотую, самую чистую и отрадную пору жизни, пору незрелой утренней свежести и смутно-сладостных ожиданий торжествующего полдня, – мистер Дансон получил приглашение «чувствовать себя как дома» в Блэкстонском замке, прибыв туда в год окончания школы вместе со своим однокашником Диармидом Читтоком.

Мистер Дансон навсегда сохранил в памяти ту минуту: старый мистер Читток встречает их у парадного входа, приветствуя сперва товарища своего внука, а затем, чуть ли не со слезами на глазах, и самого внука…

От одной мысли, что учтивый старосветский джентльмен никогда больше не встретит любимого внука, у мистера Дансона, совсем не склонного к сантиментам, на глаза навернулись слезы.