Золотой лук. Книга первая. Если герой приходит

Золотой лук. Книга первая. Если герой приходит
Генри Лайон Олди

Не всякому дано побывать в Эфире. Так говорят, изнывая от зависти, жители Афин и Спарты, Фив и Аргоса. Здесь, в богатой Эфире, владычице торговых путей, правит Главк, знаменитый лошадник. Домой возвращается из царства мертвых отец Главка, великий хитрец Сизиф. Сюда прилетает жечь храмы ужасная трехтелая Химера. В эти края прилетает и крылатый конь Пегас, чтобы напиться из источника на площади. Тут сойдутся интересы богов: лукавого Гермия, мудрой Афины, вспыльчивого Посейдона.

В Эфире живет мальчик Гиппоной, сын Главка и внук Сизифа. Тот, кого позже узнают под именем Беллерофонта – Метателя-Убийцы. Здесь начнется его яркая, буйная, трагическая судьба, а что случится дальше – это еще лежит у богов на коленях.

Генри Лайон Олди

Золотой лук

И повторил ребенок-полубог:

– Что было – есть. Для сказки нет конца. Куда ж еще мог полететь Пегас? Быть может, он прилетит ко мне? Я жду его.

Ответила ребенку-полубогу Эвримеда:

– Он вылетел и скоро долетит.

Задумался Беллерофонт. Сказал:

– Я укрощу крылатого Пегаса и полечу на нем. Главк, мой отец, умеет укрощать земных коней. Я укрощу небесного коня. Скажи, а то, что будет, тоже есть?

С улыбкою ответила Эвримеда:

– Есть – для героя.

– А что же тогда бывает и не будет?

И услышал Беллерофонт ответ:

– Если герой приходит, все бывает.

    Я. Голосовкер, «Сказания о титанах»

Парод[1 - Парод – пролог, вступительная песня хора в античной трагедии.]

Все было так хорошо, что даже слишком.

Ветер шелестел в кронах дубов и лип. Журчал ручей, нежась в илистом русле. Хор птиц славил великого Гелиоса, чья колесница завершала свой дневной путь. Венец солнечного титана заволокла слабая дымка: Гелиос размышлял. А может, просто дремал, отпустив поводья – кони и без возничего знали дорогу.

Белый конь пасся на склоне горы, возле ручья. Время от времени он поднимал голову к небу и тихонько ржал. Он ждал ответа от упряжки, везущей солнце, но ответа не было. Тогда конь фыркал, бил копытом в землю и вновь принимался щипать траву.

Из ручья за ним наблюдала нимфа. Волосы густой волной стекали на маленькую, слабо очерченную грудь: черное на белом. В глазах, светлых и прозрачных, словно две капли росы, застыло восхищение. Когда конь ржал, нимфа пряталась в ручей. Нагое тело растворялось в бликах, играющих на воде, чтобы вскоре снова вернуться к прежним очертаниям женщины.

Боялась? Чего?

Нимфы пугливы, такова их природа.

Конь был прекрасен. Им залюбовался бы самый взыскательный ценитель. Миниатюрный, изящный, весь грация и радость жизни, он словно вышел из-под резца гениального скульптора. Стройные ноги мягко переступали с места на место. Казалось, конь танцует в воздухе, не сминая копытами травинок и метелок дикого овса. Под шелковистой кожей играли сильные мышцы. Когда конь переставал пастись и обращал взор к небу, становилось видно, как высоко он держит голову и шею. В иных случаях говорили, что это привычка колесничных лошадей, которым хомут давит на дыхательное горло. Но представить хомут на белоснежном красавце?

Нет, этого не смог бы и бог.

Текли минуты. Нимфа пряталась, возникала, снова пряталась. Взгляд ее туманился донной мутью, светлел, чтобы опять подернуться рябью. Поглощен трапезой, конь не обращал внимания на хозяйку ручья. Вот он поднял голову в очередной раз, начал рыть землю копытом. Фыркнул, но иначе: громко, с беспокойством, почуяв что-то, скрытое от ветра, лип, птиц.

Нимфа вздрогнула.

Воздух, вырвавшись из тонко очерченных ноздрей животного, тоже задрожал. Так дрожит пространство над костром, разведенным в лютый зной. Дрожь ширилась, уходила назад, словно вторая грива. Вот уже и над конской спиной трепещет слабое мерцание, подобное зарницам на горизонте. Сгустившись, оно превратилось в пару огромных крыльев. Конь вырос на ладонь, на две, раздался в груди. Запрокинув голову, он заржал: страстно, дико. Ветер сбежал из листвы, умчавшись на восток. Нимфа нырнула в ручей; птицы шумной стаей ринулись прочь. Далеко на закате солнечная колесница придержала свой бег. Гелиос натянул поводья и обернулся через плечо: титан в огненном венце удивился тому, что слышит.

Хлопок крыльев был подобен грому.

Когда конь взлетел, нимфа, растворенная в воде, ждала, что он уменьшится. Превращение из белого жеребца в черную точку – это было бы естественно для того, в ком сейчас было больше от орла, чем от коня; вернее, естественно для зрителя, следящего за его полетом. Но поначалу конь, напротив, сделался больше прежнего. Похоже, он рос так быстро, что расстояние от земли до неба, стремительно увеличиваясь, не могло справиться с этим бешеным, этим чудовищным ростом.

В итоге расстояние победило. Время и расстояние – эти два неутомимых бойца побеждают всех, как ни крути. Быстрее ветра темное пятнышко мелькнуло над Алейской долиной и скрылось из глаз.