Она всмотрелась, подняв чашу обеими стройными руками, обернувшись к свету.
– Может быть, для такого изделия она стоит дешево, но для меня, боюсь, слишком дорогая.
– Что ж, – сказал торговец, – я могу отдать ее дешевле настоящей цены. Видите ли, мне она досталась дешевле.
– Так сколько?
Снова он выжидал, взирая все так же невозмутимо.
– Значит, вам понравилось?
Шарлотта обернулась к своему другу:
– А вам нравится?
Князь, не подходя ближе, взглянул на владельца:
– Cos’e?[17 - Что это? (ит.)]
– Если вы непременно хотите знать, signori miei[18 - Господа мои (ит.).], это всего-навсего чистейший хрусталь.
– Разумеется, мы хотим знать, per Dio![19 - Клянусь Богом! (ит.)]– воскликнул князь. Но тут же опять отвернулся и вновь занял свой пост у стеклянной двери.
Шарлотта поставила чашу. Девушка явно была очарована.
– Вы хотите сказать, она вырезана из цельного куска хрусталя?
– Если и нет, ручаюсь, вы никогда в жизни не найдете, где соединяются части.
Шарлотта изумилась:
– Даже если соскрести позолоту?
Торговец почтительно дал понять, что она его насмешила.
– Позолоту нельзя соскрести, она слишком хорошо наложена. Не знаю, когда это было сделано, и как – тоже не знаю. Но это был прекрасный старый мастер и прекрасная старинная технология.
Шарлотта, откровенно любуясь чашей, наконец-то ответила улыбкой на улыбку хозяина.
– Забытое искусство?
– Скажем, забытое искусство.
– Но к какой же эпохе относится все изделие?
– Скажем так же – к забытой эпохе.
Девушка задумалась.
– Если это такая драгоценность, отчего же стоит так дешево?
И снова торговец замедлил с ответом, но тут князь потерял терпение.
– Я подожду вас на воздухе, – сказал он своей спутнице.
Хотя он говорил без раздражения, но в подтверждение своих слов сразу же вышел на улицу, и в следующую минуту оставшиеся внутри увидели, как он остановился спиной к витрине и с философским спокойствием закурил свежую сигарету. Шарлотта не стала торопиться: она знала, как он любит лондонскую уличную жизнь на свой забавный итальянский лад.
Тем временем хозяин в конце концов ответил на ее вопрос:
– Ах, она у меня уже давно и все никак не продается. Думаю, я хранил ее для вас, сударыня.
– Хранили для меня, потому что думали, я не догадаюсь, в чем ее изъян?
Торговец все так же прямо смотрел ей в лицо, словно всего лишь следуя игре ее ума.
– А в чем ее изъян?
– О, это не я вам, это вы мне должны сказать, как совесть подскажет. Само собой, я понимаю, что-то должно быть.
– Но если вы сами не можете заметить, то как будто ничего и нет?
– А может быть, я замечу, как только уплачу за нее?
– Нет, – упорствовал хозяин, – если заплатите не слишком много.
– Что вы называете «не слишком много»?
– Ну… Пятнадцать фунтов – что скажете?
– Скажу, – не задумываясь, ответила Шарлотта, – что это, безусловно, многовато.
Торговец покачал головой, медленно и печально, но непреклонно.
– Это моя цена, сударыня. Если вещь вам понравилась, думаю, она вполне могла бы стать вашей. Это не многовато. Скорее, маловато. Почти даром. Больше уступить не могу.
Шарлотта, продолжая сопротивляться, в недоумении склонилась над чашей.
– Значит, ничего не выйдет. Я не могу столько потратить.
– Ах, – возразил торговец, – на подарок всегда можно потратить больше, чем на себя самого.
Он говорил так вкрадчиво, что Шарлотта даже не подумала, что называется, поставить его на место.
– Ну, конечно, если только в подарок…
– Это был бы прелестный подарок.
– А разве можно, – спросила Шарлотта, – дарить вещь, о которой знаешь, что в ней имеется изъян?