– Ага, – сказала Косара, но не могла заставить себя сказать то же самое. – Что ж, до свидания.
По-прежнему глядя на него, она попыталась пожать ему руку, но почему-то ее пальцы хватали лишь воздух. Сами пальцы покалывало, словно от предвкушения перед мощным заклинанием; это чувство походило на фантомный зуд.
Косара нахмурилась и посмотрела вниз.
Только что ее рука выглядела как обычно: покрытой шрамами от ожогов, сухой от зимнего воздуха, с мозолистыми от заклинаний пальцами. Но затем – в мгновение ока – рука обратилась в черный и плоский силуэт, похожий на рисунок тушью. На тень.
Косара подавила крик. Нет, не может быть. Не может быть.
«Конечно может, глупенькая. Сама знаешь, что бывает с ведьмами, которые так сглупили, что продали свою тень».
«Да, верно, – призналась Косара, – я знала, как все будет, но не может быть, чтобы это происходило так быстро…»
Она думала, что болезнь настигнет ее спустя годы. Десятилетия. Не через четыре дня.
Может, ей это просто показалось? Последние дни были тяжелыми и… Косара подняла голову, встретилась взглядом с Бахаровым и по его виду сразу поняла: ей не показалось.
– Мне очень жаль, – быстро сказал он, впервые за все их знакомство казавшийся встревоженным. – Это ужасно. Ужасно. Я никогда не видел, чтобы это проявлялось так быстро.
Косара вздохнула. Да уж, он точно знал, чему стал свидетелем. А ведь это был очень личный момент, и его, конечно, так хотелось разделить с совершенно незнакомым человеком. По сути, она только что узнала, что умирает.
И он это знал, об этом говорила жалость в его глазах. Ну почему хворь всегда начиналась с кончиков пальцев, выставляя себя на всеобщее обозрение? Почему не с подмышек, не с поясницы?
– Я когда-то знал одну старую ведьму, – сказал Бахаров с той же поспешностью. – Она променяла свою тень на новую печень и прожила после этого тридцать пять лет. У нее было двенадцать внуков, двадцать четыре правнука и…
Что же он такое несет.
– Ну, тридцать пять я точно не проживу, – прервала его Косара, хотя и не особо вслушивалась в его слова: она была слишком занята тем, что со слезами на глазах наблюдала за своими руками, которые каждые пару секунд обращались в тень и обратно.
Ей нужно было срочно пойти куда-нибудь, чтобы не зарыдать перед полицейским.
– Могу ли я как-то… – начал он.
– Нет, – быстро ответила Косара. – До встречи через сорок восемь часов.
Шаркая, она почти бегом покинула комнату.
Хоть она и старалась не встречаться с ним взглядом, все выдало его лицо: он знал, что Косара лжет. Теперь нельзя было тратить время на карантин. Нужно было спешить. Если к ней не вернется магия, она будет даже не мертва, нет…
Она станет тенью.
* * *
Обернув вокруг головы пушистое полотенце, Косара сидела на кровати. Из-за распахнутой двери в ванную вырывались облака пара, наполняя комнату. Косара отскребла себя чуть ли не до царапин, но все еще чувствовала запах дешевого лимонного чистящего средства из камеры предварительного содержания.
Ей бы быстро высушить волосы, одеться и поспешить на улицу Томбул, чтобы вернуть свою тень, – но она не могла. Бо?льшая часть дня прошла впустую, а теперь идти в ту часть города, где жил Ирник Иванов, было бессмысленно.
Пальцы, лежавшие на коленях, постоянно мерцали, становясь то тенью, то плотью. Одолженная расческа лежала на полу у ее ног.
Косара прижала ставшие тенью ладони к глазам. Можно ведь было что-то с этим сделать… А если нет, то скоро хворь поразит всю руку. Ей и так едва удалось отпереть дверь – она все время роняла ключ, и тот с громким звоном падал на пол. Чудо, что Гизда не нагрянула к ней узнать, что происходит.
Косара рассматривала свои темные кончики пальцев. Должно быть, это было какое-то волшебство. Явно не обычное заболевание. Но ведь любой магией, однажды примененной к телу, можно управлять, если сосредоточиться.
И Косара сосредоточилась на кончиках пальцев, сосредоточилась так, что перед глазами заплясали яркие разноцветные пятна. Ничего не произошло.
Она тихо выругалась. Что еще могла потребовать магия? Травы, песнопения, руны, магические слова… На ум пришла непрошеная песня, ее для маленькой Косары пел отец, чтобы та не забывала мыть руки перед ужином.
«Эй, ладошка, эй, другая, мойся, левая, мойся, правая, вами мы лицо умоем…»
Вдруг кончики пальцев Косары перестало покалывать. На долгую-долгую секунду теневая хворь исчезла.
Но потом она возникла снова, еще хуже и темнее, чем раньше, прокатываясь от ладоней вверх по рукам, щекоча ключицы и, наконец, достигнув подбородка…
Она вскочила с кровати и побежала в ванную, шлепая мокрыми ногами по холодной плитке. В отчаянии она вытерла пар с зеркала.
Теневая болезнь почти достигла ее лица, темные щупальца обвили шею. Все, что она сделала, – это ускорила болезнь.
«Замечательно, Косара», – с горечью подумала она.
Но потом ее осенило. Она посмотрела на ту часть зеркала, где ее пальцы стирали влагу, а затем на сами пальцы. На кончиках хвори не было. Сработало!
Хворь покрывала ее шею, кисти рук, пока вновь не очутилась на кончиках пальцев.
– Эй, ладошка, – полупропела, полупробормотала Косара. – Эй, другая…
Хворь снова оставила ее руки в покое.
Хм. Не идеально, конечно, но хотя бы что-то сработало. Она коснулась узора из теней на шее и вынуждена была признать, что это выглядело интересно. Как сложный кружевной воротник или татуировка. И самое приятное то, что можно было надеть шарф и полностью скрыть свою хворь от окружающих.
Пока та не достигнет лица, разумеется.
7
День пятый
Улица Томбул словно сошла с почтовой открытки: фасады были недавно оштукатурены, брусчатка блестела, ветви кустов в садах были усыпаны розами. Это была одна из тех улиц, где все знали друг друга по имени и никто не запирал дверей; где молодежь не курила, мужчины не ругались, а женщины ходили по магазинам ради развлечения. Косара ступала с осторожностью исследователя дремучих незнакомых джунглей, и, пока она шла по улице, за ней следили десятки любопытных глаз.
Повсюду шевелились занавески. На нее пялились старухи, те, что вязали и сплетничали на садовых скамейках. Мужчина, затянувшись трубкой с длинным мундштуком, забыл выдохнуть дым и начал кашлять. Местная ребятня бросила футбол, просто чтобы взглянуть на Косару.
Когда Косара наконец очутилась у дома № 19, она несколько раз медленно вдохнула и выдохнула, чтобы успокоить сердцебиение. В рукаве она прятала нож, придерживая его дрожащими пальцами.
Косара все еще не знала, что сказать Ирнику Иванову. Мысленно она заводила с ним беседу, но понятия не имела, чем закончить фразу. «Слушайте, я понимаю, вам не хочется злить главного бандита Чернограда, но… Слушайте, я понимаю, вы пообещали мою тень людям, которые отмывают деньги на всей торговле вдоль Главной улицы, однако…»
Что «но»? Что «однако»? Как объяснить ему, сколь много он у нее отнял? Как объяснить, что забрать тень у ведьмы – это все равно что забрать ее душу и жизнь без тени вынудит ее саму медленно раствориться в тени? Но даже если она отыщет нужные слова, разве ему не плевать на ее судьбу?
Косара глубоко вздохнула. Был только один способ это выяснить.
Она постучала в дверь. В ответ – тишина. Через пару секунд она постучала снова. Старик, куривший на соседнем балконе, бросил на нее подозрительный взгляд.