– На Карла Маркса. В магазине «Товары для дома», – сразу же ответила хозяйка.
5
Томление, кажется, закончилось. Потому что сразу же после обеда за ним пришли. Сковав руки сзади наручниками, повели. Охранников было двое. Мужики молчаливые и неприветливые. Когда он спросил, кому он понадобился, один из охранников мрачно ответил: на допрос.
Его завели в одну из комнат, где из мебели был деревянный стол, стул и табурет. Он подошел к табурету. Потрогал ногой: намертво. Присел.
В комнате, очевидно, предназначенной для допросов, был лишь один конвоир. Другой, видимо, остался за дверью: для страховки.
Охранник остался стоять у двери, опершись спиной о косяк. Охранник стоял и молчал.
Подследственный сидел и поначалу также молчал, искоса разглядывая охранника. Подследственный решил заговорить.
– Не легка, вишь ты, служба? – спросил он и ухмыльнулся.
– А если и так, то что? – вопросом на вопрос ответил охранник. – Знаешь, что ли, путь к облегчению?
Подследственный ухмыльнулся: он прекрасно знал, что охране запрещается вести разговоры, однако мужик не промолчал. Значит, что? А то, что есть шанс попробовать сблизиться; этим шансом надо воспользоваться. И следователь, как нельзя лучше, задерживается.
– Знаю, – перейдя на шепот, ответил подследственный. – И если ты, вишь ты, мужик башковитый, то… Я кое-что могу.
– Что ты можешь? – спросил, скривившись в мрачной ухмылке, охранник. Подследственный отметил: мужик также перешел почти на шепот. Понимает, значит, что за разговорчики не погладят по головке. – Сиди уж…
– Дома-то жена, детишки?
– А тебе какое дело? – зло бросил охранник.
– Получается, что имеются… вишь ты.
– С чего ты взял?
– Злой ты, вишь ты… А злой, потому что детишки требуют на молочишко, а в кармане пусто… И баба твоя, вишь ты, день и ночь зудит под ухом. Потому что гроши получаешь здесь, – он с прищуром посмотрел в лицо охранника. – А ведь можешь…
– Ничего я не могу. Говорили: с передачей ГУИН в министерство юстиции, мол, будет лучше, денежное содержание поднимут. Ни хрена!
– Обманули, вишь ты, мужика. В очередной раз обманули, сволочи, – с явным сочувствием заметил подследственный и тяжело вздохнул. А мужик что? Верит ихней трепотне.
– Будто ты не такой.
– Нет, не такой, вишь ты. Я – свободный человек.
Охранник негромко рассмеялся.
– Ты? Свободный?!
– Да, – твердо ответил подследственный.
– А здесь-то зачем? – саркастически спросил охранник.
– По недоразумению… вишь ты.
– Говори кому-нибудь другому.
– Сам скоро увидишь.
– Надеешься? А зря.
– Почему?
– Старослужащие говорят: тот, кто угодил в лапы Коротаеву, никогда не выберется; век тому свободы не видать.
Подследственный многозначительно сказал:
– Ничего… И с ним сладим. Человек ведь он, а с человеком всегда можно договориться, найти общий язык.
– Надежды юношей питают. Ты же…
– Не сомневайся: за мной…
– Деньги?
– Деньги – тоже… Большие деньги, вишь ты… Но не только они… Власть еще…
– Давай-давай… пробуй, – загадочно произнес охранник и замолчал, так как услышал в коридоре чьи-то шаги.
6
Эксперт-криминалист Комаров, осмотрев вещдоки, приобщенные к уголовному делу, внимательно прочитав экспертные заключения, сделанные его коллегами из областной экспертно-криминалистической лаборатории, сильно задумался, пытаясь в голове выстроить некую логическую цепочку. Так, считает он, будет легче.
Итак, что имеется? А имеется то, что, во-первых, Колобов и его водитель погибли в результате подрыва автомобиля. По мнению специалистов, взрывное устройство равнялось восьмистам граммам в тротиловом эквиваленте. Взрыв произошел, когда машина приближалась к оживленному перекрестку; машина уже тормозила, так как горел на светофоре красный. Как был осуществлен подрыв? Отвечая на этот вопрос, специалисты во мнениях расходятся: одни считают, что безоболочное взрывное устройство могло быть прикреплено на крышу машины (во время ее движения) кем-либо из проезжающих рядом (возможно, но мало вероятно); другие полагают, что взрывчатка была заложена заранее и находилась внутри машины (с этим выводом Комаров может согласиться, так как характер взрыва именно на это и указывает); есть и те, которые полагают, что взрывчатое устройство принадлежало либо водителю, либо Колобову (скорее всего, последнему) и предназначалось кому-то другому, а сам взрыв произошел самопроизвольно, то есть имеет место несчастный случай. Местная прокуратура, Комаров на это обратил внимание, именно упирает на несчастный случай. И на этом основании, собственно, не мычит, не телится. Точнее – не мычала и не телилась. До тех пор, пока не занялась областная прокуратура.
Комаров понимает, что взрыв мог произойти и самопроизвольно – это и не такая уж редкость в истории криминалистики. Однако это уж больно простой ответ, ответ, который во всех случаях приходит в головы специалистов самым первым.
Нет, тут не все так просто, считает Комаров, поэтому склонен думать: а) взрывное устройство находилось внутри машины; б) взрывное устройство имело дистанционное управление. Отсюда вывод: а) взрывное устройство оказалось в машине заранее; б) исполнитель взрыва знал путь движения машины, и время движения, причем, он, исполнитель, точно знал, что его жертва там, в машине.
Комаров понимает: вещественных доказательств того, что все происходило именно так, в уголовном деле нет, не добыто. А это значит, что он, эксперт, гадает на кофейной гуще. Серьезному специалисту этим заниматься не пристало.
Комаров сделал какие-то пометки в записной книжке, встал и вышел на улицу. Остановился. Посмотрел налево, посмотрел направо. Он колеблется. А колеблется, потому что в голове у него совсем другие мысли, никак не связанные с работой. Он невольно возвращается к одному и тому же вопросу: что он подарит жене на день рождения? Может, перстенек? Нет, не стоит повторяться: перстень он дарил год назад. Да и с деньгами у него нынче туговато: заначку растряс по пустякам, а пополнить не успел. А что, если, думает он, подарить корзину роз? То-то, наверное, удивится. Но обрадуется ли? Цветы, ясно, женщины обожают, но когда много и на последние деньги, то… И все же, думает он, к ногам любимой супруженции я поставлю на этот раз корзину роз. Это будет ей сюрприз. Создам прецедент, считает Комаров, а там видно будет.
Комаров машет рукой (что, скорее всего, означает одно: решение принято), поворачивает налево и неспешно идет вдоль забора, которым огорожена новостройка.
– Дима, привет! – слышит он голос справа. Несколько удивлен, так как в этом городе знакомых у него нет. Поворачивает голову и видит, что с противоположной стороны улицы к нему спешит старший лейтенант Самарин.
– Привет, Алексей! – остановившись, говорит Комаров и машет рукой.
Они, встретившись, обмениваются крепким рукопожатием. Самарин улыбается. Улыбается чему-то и Комаров. Комаров с Самариным познакомился днями, но сразу показался симпатичным малым. Не любовь, но уважение с первого взгляда, – это точно. Повлияло, понятно, на расположение и то, что к нему подполковник Фомин откровенно благоволит. А он, то есть Фомин, в людях не ошибается: насквозь видит.
Алексей спросил: