– А тем, что, попробовав пару раз (долго улещивал всякими посулами ирбитчан, засылал агитаторов, чтобы отыскать предателей) брать затяжной осадой город Емелька-самозванец отказался. Вот такими были мои предки. Представляете? А вспомните: перед тем же Емелькой-самозванцем пал такой, например, город, как крепость Пенза, разграбленная вчистую и сожженная разбойниками дотла, да и Казань, представляете, покорилась. А все почему? А все потому, что мы – народ особенный. Нас на мякине не проведешь, ни за какие деньги не купишь. На обманки не реагируем. Представляете?
Фомин, кивнув, заметил:
– Настоящие уральцы такими были, такими и будут. Герои, ничего не скажешь.
– Вот-вот!.. Когда государыне Екатерине Великой доложили о той верности и стойкости перед лицом грозной опасности, то именным указом повелела с той поры именовать Ирбитскую слободу городом. Представляете, каким богатым был наш Ирбит? До сих пор украшением являются узорчатые кирпичные дома. Не один век стоят и хоть бы хны. Нам бы сейчас так строить… Не строят. Потому что нынешние богачи – это временщики, думающие не о будущем, а о настоящем. Стремятся хапнуть побольше да спрятать хапнутое подальше. Кто, как говорится, не успел, тот опоздал.
Фомин сказал:
– Это верно, Олег. Скажу больше: эти предприимчивые господа нынче в большой чести. Перед ними спины гнем, им, ожидая подачки, в рот заглядываем. Мельчаем помаленьку, Олег, мельчаем.
– Категорически не согласен, Александр! Кто-то, да, мельчает, подличает, но не все.
Фомин вздохнул.
– Возможно.
Олег неожиданно сменил тему.
– Вы, извините за любопытство, в гости к нам или по делам?
– Скорее, по делам.
– По каким, если не секрет?
– К сожалению, ответить не могу.
– Понял… Бывали в Ирбите?
– Доводилось и не раз. Правда, последнее посещение состоялось больше десяти лет назад. Наверное, город сильно изменился.
Олег рассмеялся.
– Что вы! Каким был, таким и остался. Изменений в нем почти не увидите… Разве что в худшую сторону. У города денег нет на поддержание в приличном состоянии памятников старины глубокой, между прочим, более сорока – это архитектурные памятники регионального значения. От губернатора чего дождешься? Шиш на постном масле! Но и то лишь в базарный день… Вас встретят? А то я…
Фомин кивнул.
– Обещали… Не стоит беспокоиться. Не пропаду. Выживу в любых условиях.
– Значит, как говорится, тёртый калач?
– Пожалуй.
– Вы не очень-то разговорчивы. Наверное, профессия ко многому обязывает.
– Профессия моя как профессия… Ничего особенного в ней нет.
– А я болтлив. Всю дорогу трещу, как сорока, и трещу вам в ухо. Молчком скучно ехать. Днем хотя бы можно потаращиться на окрестные поля и рощи, а в этот час… Темень октябрьская. Но день, как мне кажется, обещает быть солнечным, что для середины октября и для Урала редкость…
Без двадцати девять автобус подъехал к автостанции. Олег и Александр покинули салон первыми. Заметив возле белой иномарки Савелия Ивановича, Фомин поспешил попрощаться с попутчиком.
Стратегия
Савелий Иванович довез детектива до местной гостиницы и там оставил. Прежде, правда, помог оформиться и позаботился, чтобы гостю из столицы Среднего Урала подобрали наилучший номер, разумеется, одноместный. Условились: что если понадобится командировочному, то тот выйдет на связь. Напомнил: понедельник – отдыхает, а вторник и среда – дежурства, с восьми утра до восьми вечера. Савелий Иванович предлагал остановиться у него. Квартира трехкомнатная, места хватит. Может предоставить в его полное распоряжение гостиную. Дочь? Так она же с понедельника по пятницу – в Екатеринбурге. Приезжает на выходные. Чтобы пополнить запасы жареным-пареным, чтобы всю неделю не пользоваться студенческой столовой. Детектив был категоричен: нет и точка. Причины? От их объяснения вежливо уклонился. Савелий Иванович собрался было обидеться, но передумал: кажется, догадался, в чем дело. И был, надо сказать, недалек от истины. Не хотел, во-первых, стать неким обременением для семьи (в этом всегда проявлял крайнюю щепетильность, особенно в командировках). А главное все-таки другое: любил автономность, самостоятельность, свободу действий, когда никому нет дела, где он, чем занимается, когда приходит и уходит.
Оставшись один, Фомин внимательно исследовал временное обиталище. Если ему не изменяет память, одиннадцать лет назад, когда проживал в этой же гостинице и в аналогичном номере, ничего, по сути, не изменилось. Кровать большая – это хорошо, ибо любит просторно валяться, когда ни слева, ни справа никто не толкается. Откинув угол покрывала, удовлетворенно хмыкнул: свежее и чистое. Над кроватью – довольно аляповатый пейзаж неизвестного ему художника; картина, видимо, висит с незапамятных времен и краски на ней поблёкли. Письменный стол: на нем телефонный аппарат времен царя Гороха (полировка со столешницы местами начала облезать, шелушиться), а возле него столь же древние два полумягких стула, на которые, сразу понял, садиться должен (при его-то килограммах) до чрезвычайности осторожно, иначе распадутся на составные части. Осмотр закончил туалетом. Не преминул крякнуть – то ли одобрительно, то ли осудительно.
– Жить можно, – заключил постоялец.
Надолго ли прибыл? Фомин не знает, но, предположительно, по предварительным его стратегическим планам, не меньше недели. Все будет зависеть не от него, а от внешних обстоятельств. Он-то рад был бы и за день управиться и умотать в Екатеринбург, но… Опыт и интуиция подсказывают, что розыск покатится совсем не по маслу: если бы все обстояло просто, то с этим и местная полиция справилась бы в два счета. Тут же… Что-то тормозит. Может, кто-то ставит палки в колеса отважным сыщикам, мешает, не дает организовать розыскные мероприятия должным образом? А что, если ребята из полиции не хотят проявлять инициативу и усердие исключительно потому, что ждут конкретную, недвусмысленную команду начальства, а ее, увы, нет?
Фомин, вспомнив, усмехнулся. Что вызвало улыбку, скорее всего, грустную? А вот… Через полгода после того, как он ушел в отставку, заглянул к ребятам из уголовки Орджоникидзевского районного управления внутренних дел. Ребята чем-то были явно возмущены. Зная, что перед ними свой мужик-работяга, майор Воробьев раскрылся.
– Вот, – он ткнул пальцем в раскрытую перед ним прогубернаторскую газету, – пишут, что один из наших братков, то есть уралмашевских, объявлен в международный розыск, что Интерпол не может напасть на его след.
Фомин провокативно заметил:
– Ушлые наши… Умеют заметать следы… Непросто их найти.
Воробьев взвился и даже вскочил на ноги.
– Издеваешься? Подначиваещь?
– Нет. Это возможно.
Опытный сыщик воскликнул:
– Не тот случай!
– Особенный?
– Какой «международный розыск», ну, какой, а?!
– Обыкновенный, – спокойно ответил Фомин.
Воробьев, присев на стул, объяснил:
– Два дня назад, когда ехал на службу, повстречал его «Мерседес», а за рулем – сам, разыскиваемый Интерполом. Мне, наглец, даже рукой помахал.
Фомин на это сказал:
– Трудно в это поверить, так как невозможно…
Воробьев решительно прервал.
– Не строй из себя, Александр Сергеевич, простачка, не надо! Невозможное в России вполне возможно.
– Цирк какой-то.