Кровопийца. Уральский криминальный роман

– Увы, ничего. Потерпевший не оказал сопротивления: ножевое ранение было для него непредсказуемым. Потом, для верности, было удушение. Очередность действий убийц, возможно, были другие.

– Отпечатки пальцев? Следы? Орудия убийства?

– Ничего нет. Убийца далее прихожей не проходил, то есть, вошел, ударил ножом, накинул удавку (скорее всего, в виде шнурка), затянул; убедившись, что тот не дышит, снял шнурок, забрал нож и вышел. Ушло, предположительно, не более пяти-семи минут.

– Считаешь, был один?

– Необязательно. Насчет следов: отчетливо видны лишь те, которые ведут в детскую и обратно. Это следы от ботинок Топчиева. Я проверил. Он говорит, что прошел, чтобы забрать плачущее дитя.

Подошел врач.

– Можно забрать труп?

Фомин ответил утвердительно.

Вайнштейн, Фомин и два оперативника вошли в квартиру. Но там осматривать, собственно, было нечего. Все было на своих местах, светился включенный хозяином экран телевизора. Никаких признаков ограбления. Фомин (скорее, по привычке, чем по нужде) внимательно осмотрел замки входной двери. В скважине одного из них болталась связка ключей.

Фомин, завидев топчущегося на месте Топчиева, обратился к нему:

– Лейтенант, расскажи-ка подробно, как ты сюда приехал?

– Я не понимаю…

– Ну, вот ты получил задание съездить по указанному адресу и снять показания. Поехал… И что было дальше? Пожалуйста, подробно.

– Приехал, да. Вышел из машины, да. Поднялся на второй этаж. Дверь в секцию была закрыта. Осмотрелся, да. Увидел панель с кнопками. Нажал на ту, на которой была нарисована цифра «10». Нажал еще один раз. Прислушался, да. Никто не шевелится. Стал давить на кнопку долго-долго. Никто, да. Тогда позвонил в одиннадцатую квартиру, которая рядом. Оттуда сразу вышел мужчина. Спросил: «Кто?» Я сказал. Он открыл дверь. Я вошел. Я спросил: сосед дома? Ответил: наверное, дома. Я сказал: почему не ответил на звонки? Он сказал: спросите сами. Он остался рядом, когда я подошел к двери. Я взялся за ручку и потянул на себя. Она легко открылась, да. И все… Увидел лежащего лицом вверх мужчину, рядом с дверью. Побежал звонить.

Глава 4

Столь нелепое убийство

23 января. Пятница. 9.30

Фомин подъехал к дому №236 на Пехотинцев. Вышел из машины. Но в подъезд не пошел. Осмотрелся. Заметил дощатый стол и скамейки возле него. Пошел туда. Смахну снег, присел. Он не мог вот так, сразу войти в квартиру №10, где сейчас горе и слезы. Не мог, но знал, что надо. Всегда для него мучительно было смотреть на людей, только что потерявших близкого человека, потерявших так нелепо. И тут еще он со своими вопросами.

Было не более пяти градусов мороза. Дул юго-западный ветер, поднимая снежную и колючую крупу. По тропинке, протоптанной людьми в снегу, шла старушка, неся в руках две сумки, из одной из них выставлялись горлышки молочных бутылок. Поравнявшись со скамейкой, на которой сидел Фомин, старушка остановилась, поставила сумки и стала поправлять на голове пуховую шаль. Она глянула на сидевшего, потом бросила взгляд на стоящую возле подъезда дома полицейскую машину.

– Вы? Опять что-то случилось?

– Сейчас – нет. Я по поводу вчерашнего.

– А-а-а, – протянула она и присела на ту же скамейку. – Извините, вас как звать-величать?

– Александр Сергеевич.

– Великое имя.

– Я горжусь им.

– Еще бы. Меня зовут Дарьей – старинное и исконно русское имя. В детстве обижалась на родителей, что так назвали. Стыдилась. Теперь – нет, даже горжусь. – Она тяжело вздохнула. – Глупая была.

– Дарья…

– Михайловна, – пришла на помощь старушка.

– Дарья Михайловна, вы давно в доме живете?

– А с постройки. Много лет назад въехали. Мы все тут барачные. Ельцин, доброй ему памяти, стал сносить бараки. Порушил и наш клоповник, а взамен – эвон какие квартиры получили. Считай, повезло. Вскоре он уехал в Москву…

– Кто «он»?

– Ельцин, а то кто же? Не все бараки порушил, не успел. В них так и живут по сию пору люди – не живут, а маются. А нам, пусть земля ему будет пухом, повезло, – еще раз повторила старушка. – Я тогда, в бараке-то, жила с сыном, снохой и внучонком в одной комнате. Утром, бывало, встаю, а вода в ведрах льдом покрылась. Кровати ситцевыми занавесочками отгорожены. Не жизнь, одним словом, а сплошная маета… При расселении – решили врозь жить. Нет, сноха у меня работящая и чистоплотная, но врозь – все же лучше. Вот и дали мне, старой, однокомнатную, а им двухкомнатную. Моя квартира девятая, ну та, что справа от квартиры убитого вчера

– Так, вы соседка?

– Да. – Она вновь тяжело вздохнула. – Жалко Матвея… Ни за что погубили мужика.

– Вы его хорошо знали?

– Не иначе. У меня и фамилия такая же…

– Вы… вы Кривощекова?

– Именно так.

– Что же вы вчера не сказали, что являетесь родственницей потерпевшего?

– Нет, я не родственница.

– Не понимаю.

– Тут вот какая история. Я и Матвей – из одного села. У нас там – почти все Кривощековы. И село называется Кривощеково. Ну, там, недалеко от Перми. Я – постарше его. Приехала сюда на заработки. Дали в бараке комнатуху. Спустя года четыре-пять объявился и Матвей. Тоже устроился на «железку»[2 -

 Имеется в виду Свердловская железная дорога.]. Сначала жил в общежитии. Потом быстро женился, и дали ему угол в нашем же бараке. При расселении так получилось, что мы опять стали соседями. Я даже была рада. Мужик-то он хороший. Не буян. Выпивал, но в меру. Хорошего поведения мужик… А у нас, если честно, все мужики в секции ничего. Тоже повезло – никаких драк. Одного, из одиннадцатой квартиры, Осипа (мужик тоже непьющий) я почему-то невзлюбила. Знаете, как у нас, женщин, – не по сердцу и все. Хоть режь.

Старушка склонила голову в сторону Фомина и перешла на полушепот.

– Я хочу сказать вам, – она оглянулась, – только по секрету, ладно?

Фомин утвердительно кивнул, понимая, что Дарья Михайловна решила чуть-чуть посплетничать.

– Я даже думаю, что это он убил Матвея…

– Кто это «он»?

– Осип, получается.

– Скажете, тоже, – выразил сомнение Фомин.