Соловьев, заложив ладони за голову, потянулся и сладко зевнул.
– Армия не жалует умников.
– Новость, – Осинцев удивленно покачал головой.
– Какая это «новость», Лёх?
– Никит, с чего ты взял?..
– Вся армия знает…. С зарождения.
– Ну, знаешь ли…
– Не притворяйся удивленным, Лёх, не надо. В армии все умничанья сводятся к двум фразам. Первая фраза – «так точно», вторая фраза – «никак нет». Причем, вторую «умную» мысль желательно произносить вслух как можно реже, особенно, в разговоре с командиром твоим.
– Чушь! – недовольно воскликнул Осинцев, оторвавшись от чтения книги. – А генерал Карбышев? Ну, тот, который ученый, погибший в концлагере? А Суворов? А Жуков, в конце концов?
– Что Жуков, ну, что?!
– Ничего… Кроме того, что Маршал Победы…
– Хам из хамов твой Жуков. Солдафон. Измывался, говорят, над подчиненными. Хотел бы я посмотреть на смельчака, отважившегося при нем вылезти с собственным мнением.
– Откуда, Никит, у тебя все это, а?
– Читал воспоминания современников Жукова.
Осинцев покачал головой.
– Видимо, мы с тобой разные книжки читаем… Я читал о том, как его любили солдаты. Потому что заботился о них и, по возможности, берег их жизни.
– Ну, да, берег! Клал тысячами, не задумываясь.
– Те, которые «клали, не задумываясь», сражения проигрывали. Жуков же всегда выходил победителем.
– Но какой ценой?!
– Войн без жертв не бывает. Даже Сталин, на что лют был, слушал и слышал аргументы Жукова. Жуков имел всегда собственное мнение и не боялся отстаивать. Чтили Жукова не только соратники, например, маршал Василевский, а и западные военноначальники, тот же Эйзенхауэр, допустим, или Монтгомери.
Соловьев готов к отступлению.
– Хорош, Лёх: не хочу спорить…
– Не хочешь, потому что нет аргументов.
– Не поэтому, – Соловьев отступает, не желая при этом терять лицо. – Настроение – не то…
Осинцев рассмеялся и дружески посоветовал:
– Почитай Богомолова и настроение сразу появится. Ты только попробуй.
– Нет, Лёх: усну я сразу. А спать что-то не хочется. Да, – Соловьев звонко шлепнул себя по лбу, – а ты, случаем, не забыл?
– Что я мог забыть, Никит?
– Ну, как же, Лёх! Ты должен знать святое армейское правило: война войной, а обед – по расписанию… Мы же без ужина сегодня остались. Запутешествовались по Москве.
– Не забыл… Но мне что-то не хочется.
– Толстым, его духовностью напитался? Или любовью сыт?
– Не мели, Никит, попусту. Ну, скажи, какая тут может быть любовь?!
– Обычная любовь… Любовь с первого взгляда.
– Ну… несколько часов знакомы… всего-то.
Соловьев почувствовал в голосе товарища фальшивую ноту. Он громко рассмеялся.
– Кому пудришь мозги? Мне? Своему другу?
Осинцев хмыкнул.
– Не рано ли записал в друзья?
– В самый раз… Хотя… Время покажет… Пока, прошу, не перебивай: могу забыть, что хочу сказать.
– Валяй, если так.
– Прямо скажу: врешь нагло и не краснеешь.
– Не говори ерунды.
– Не видел, думаешь, как пялился всю дорогу, глаз не сводил?
– Хм… Ну… – Осинцев смущен тем, что его, кажется, раскусили. – Я, да, пялился, а ты лапал вовсю. Чувствуешь разницу?
– Нет, не чувствую, – Соловьев рассмеялся. Днем – девчонки-хохотушки заливались, а теперь, вечером, он, Соловьев замещает их. – У каждого своя стратегия обольщения: ты глазками трудишься, я – руками, – Соловьев встал, подошел и повернул голову приятеля в свою сторону. – Нет, ты мне скажи честно: понравилась Верочка? Говори, глядя мне в глаза! Ну?!
Осинцев все-таки отвел взгляд в сторону и покраснел.
– Ну… Да… Понравилась… Очень… Сильно… Но это…
Соловьев прервал громким хохотом.
– Только что говорил книжно, красиво, а тут сразу занукал и зазаикался. Что с тобой? Зацепила блондиночка, крепенько так зацепила, что ли? Колись, Лёх, ну, колись быстренько!
– Я сказал: пон-ра-ви-лась! Что еще хочешь услышать, а?