Великий Шёлковый путь. В тисках империи

– Всем известно, что я, являясь сенатором, не имею права заниматься торговлей. Да и зачем бы мне это?

Благо римского народа для меня превыше всего, денно и нощно я думаю лишь о том, как приумножить славу, мощь и богатство нашей великой Республики. Рим – победитель, Рим – центр и владыка мира. К нам послы с подарками едут со всего света. И то, что моя добродетельная и рачительная супруга ведет с ними дела, не нарушает ни единого римского закона!

Вот теперь смеха уже никто не таит. Тучный сенатор, опять растерявшись, озирается по сторонам. Он же был уверен в поддержке… Кто-то из задних рядов выкрикивает:

– Самой-то добродетельной супруге прозрачный шелк уже не по фигуре, так хоть заработать на тех юницах, что недобродетельно зарабатывают, одеваясь в прозрачный шелк!

Хохот со всех сторон.

Сципион, не удостоив толстяка ответом, ищет глазами жилистого высокого сенатора Тита, который поднимается с места с самодовольной улыбкой на лице.

– Уважаемый принцепс, полагаю, что сенатор Сципион только что выпустил стрелу в мою сторону… Позволь мне достать свой щит. – Тит слывет непревзойденным шутником и балагуром, что не мешает ему быть богатейшим жителем Вечного города. В зале будто повеяло свежестью – как после грозы. Титу улыбается даже принцепс: он предвкушает как минимум нескучную речь, а то и рабыню из Фракии, которую Тит ему накануне посулил как бы в шутку, между делом. Но в шутку ли? Старый принцепс едва заметно облизывает губы, представляя пышные формы фракийки, сложенной как добротный солиум. – Первым делом я хочу поздравить сенатора Сципиона с новым назначением. Как, наверное, приятно покинуть этот надоевший шумный город и вкусить власть проконсула в далеком Пергаме, – Тит наслаждается собственным баритоном, растягивая слова заранее заготовленной речи. – Ты ведь не будешь скучать по Риму?

Сципион смотрит на своего визави спокойно, но ненависть скрыть сложно. Тит не боится. У него действительно есть щит от стрел внука победителя Ганнибала, выкованный из грязного серебра сестерциев…

Проклятие, как же здесь душно… Сципиону становится дурно. Бывалый воин делает шаг в сторону и едва не оступается – это движение подхватывают десятки быстрых и настороженных глаз, словно муравьи заметили агонию раненого могучего жука… Зал охает, но этот возглас приводит Сципиона в чувства.

– Я не буду скучать по Риму, уважаемый Тит. Лишь бы Рим не скучал по мне!

– Как же приятно посмотреть на человека, чья важность сопоставима со славой целого города. А еще послушать его речи! – Тит медленно, но верно разгоняет колесницу своего красноречия. – Итак, сенатору Сципиону не нравятся девы, покрытые шелком. Он считает, что ткань возбуждает сильнее, чем обнаженное тело… Знаете, а я согласен! Может, римские мужчины уже перестанут думать о вечном и займутся главной своей миссией – зачинать детей!

Зал Форума сначала немеет, а потом расходится дребезжащими волнами, которые сливаются в единый прибой из шепота и едких реплик. Даже уставший принцепс привстает с места и щупает себя за колени, остекленевшие от долгого сидения и прогрессирующего диабета.

– А что вы так загудели, уважаемые граждане? Рим по рождаемости один из последних городов нашей Республики. Так, может, именно шелк поможет вернуть город к его былому величию? Или дело все-таки не в женских телах? – разгоряченный собственной смелостью, Тит смотрит на Сципиона. – Ты уезжаешь в Азию! Зачем тебе этот закон? Может быть, он нужен семье сенатора Папилы?

Люди переглядываются между собой – прибой сменяется штормовыми волнами. Принцепс пытается перекричать толпу и, как белая седая чайка, сползает в самую гущу сенаторов, оглушая зал звонким голосом.

– Тишина! Сенаторы Сципион и Папила ставят вопрос: полностью запретить оборот шелка в Римской республике! Кто за запрещение шелка – собираются возле Папилы, кто против – идут в противоположную сторону курии!

Форум затихает. Люди расходятся. Сципион ловит усталый взгляд Папилы – они проиграли эту схватку. Улыбчивый Тит словно подрос еще на пару сантиметров и теперь напоминает греческую статую, которую со всех сторон обступают зеваки. Сципион выходит из душного помещения. Ему нужен свежий воздух. Он не будет скучать по Риму!

2

На ступенях здания сената Сципиона ждут. Эти семь юношей околачиваются на Форуме с полудня – они громко дурачатся и мешают разномастным зрителям подслушивать решения сенаторов. Описание их имен и происхождения займет не одну страницу текста и затронет едва ли не все важнейшие патрицианские кланы Рима. Они молоды и красивы, они безрассудно отважны и уже нетрезвы. Сципион не может сдержать улыбку. Там, среди шакалов, он проиграл, но с ними – он вечный победитель!

Эти птенцы обернулись в оперившихся ястребов всего четыре года назад, когда Сципион стал консулом и возглавил испанскую армию. Войска, призванные усмирить непокорных ареваков, ни на что не годились – сплошное мародерство и дезертирство. Сципион не побоялся влить в жилы римской военной машины свежую молодую кровь, и молот вновь заработал, перемалывая каменные крепости и человеческие черепа. Семь римских граждан пришли на Нумантийскую войну совсем еще мальчишками, но именно там, под стенами Лютии и в траншеях у Нуманции, они обрели плоть Марса в мышцах и ярость молний Юпитера в глазах. Первым среди равных с самого первого дня был и остается Гай Марий из сословия эквитов. Сципион особенно тепло относится к этому белокурому юноше, словно видит в нем сына, а еще он чует его великое будущее.

– Сенатор, мы ждем тебя и хотим достойно проводить в дальний путь! – Гай Марий заговаривает первым и не стесняется обнять Сципиона. – Что вы так долго обсуждали? Поход на Лузитанию?

– Ты будешь смеяться, мой мальчик… Мы обсуждали шелк! – Сципион говорит эти слова с такой задорной улыбкой, словно и не было Тита с десятками подкупленных сенаторов. – Поехали ко мне! Сегодня нам всем нужно напиться!

Юноши победно кричат, распугивая жирных капитолийских голубей. Они подхватывают Сципиона на руки и тащат его вниз по ступенькам, сшибая на своем пути водоносов и зазевавшихся плебеев. Сципион пытается вернуться на землю, но нужно ли это? Нет! Сегодня земли ему не видать…

Сенатор плохо помнит этот вечер на своей вилле… В памяти всплывают лишь отдельные обрывки. Вот «магистром вина» по жребию назначен юный Публий Рутилий Руф, который весь вечер, утро и следующий день до заката умудряется руководить рабами, что тащат из погребов семьи Корнелиев амфоры с лучшим фалернским янтарным вином. Вот в саду начинают мелькать обнаженные женские тела, вот юный Гай из плебейского рода Цецилиев зачем-то сдирает с гетер шелковые туники и поджигает их под радостные дружеские крики и визг испуганных девиц. Сципион часто возвращается в этот безумный день. Помнить все не обязательно: тогда он был абсолютно счастлив, хоть и пообещал себе, что не будет скучать по Риму!

3

С тех пор луна рождалась и умирала шесть раз, небо стало другим, а вино на вкус гораздо кислее. Сципион из рода Корнелиев обосновался за сотни миль от столицы – в центре азиатской провинции. Нет, конечно, он не скучает по своей римской вилле. Он солдат и привык выполнять приказы. Половину своей жизни он провел под пологом грубой палатки и равнодушно относится к роскоши. Особенно к чувственной эллинской архитектуре, пронизанной культом Гелиоса, которым переполнен пергамский дворец последнего царя династии Атталидов.

Пять лет назад Аттал Третий завещал свой трон Римской республике. Странный он был царь. Удалился от государственных дел, ходил в рубище, небритый, посвятил себя изучению науки. Особенно увлекали его ядовитые растения, действие которых он проверял на родных и близких друзьях. Его брат Аристоник, счастливо избежавший царского эксперимента, не согласился с завещанием и поднял восстание. И ему даже удалось разбить армию Лициния Красса Муциана, а самого консула захватить в плен и убить. Но чего-чего, а консулов у Рима на все провинции хватит. И вскоре Аристоник был разбит, проведен в цепях по Риму в триумфе уже другого консула – Мания Аквилия и потом, как положено, задушен. А на территории бывшего Пергамского царства по постановлению сената была создана провинция Азия, надолго ставшая объектом алчных вожделений римских администраторов. И первым таким администратором было суждено стать ему – воину, стратегу, разрушителю Карфагена.

Теперь его дом в Пергаме – городе с огромной библиотекой и известным на весь мир храмом в честь бога врачевания Асклепия. Люди здесь читают, пьют вино и лечатся… Но чаще умирают…

Проконсул запутался в кружевах своих воспоминаний: он смотрит на стену, по которой медленно ползет черный паук, чьи лапки и микроскопический ворс вибрируют от сквозняка, но римлянину кажется, что сила его мысли насквозь пронзает это неторопливое насекомое. Сципиону чудится, что он сейчас прикажет – и паук развернется и поползет в противоположную сторону, но громко хлопает дверь и в просторном зале появляются двое. Охрана не в счет. Паук скользит по холодному камню и срывается на пол…

Первым идет здоровенный чернокожий мужчина с пружинящей походкой – совсем как у паука. Он сильно избит, но глаза улыбаются, будто незнакомца ведут на свидание с женщиной. Следом за негром появляется Марк – матерый центурион-наемник с острова Крит. Сципион многих вояк видел и научился разбираться в людях. Таких он называет terror, то есть «ужас». Они опасны тем, что совершенно нечитаемы, – в их глазницах не живые зрачки, способные сужаться и расширяться, а два полированных камня обсидиана с острыми краями. Такие люди способны убить взглядом, но больше любят калечить руками…

– Проконсул, это финикийский пират, грабил у наших берегов. Я не распял его сразу, подумал, тебе любопытно будет побеседовать с ним, – Марк, как всегда, лаконичен и сдержан. Он наносит скупой, но эффективный удар пленнику в спину, заставляя чернокожего скорчиться от боли. Его спина покрыта шрамами, похожими на финикийское письмо.

– Как зовут? – Сципион поднимается с высокого стула трона и осматривает гостя.

– Сальвий!

– Не похож ты на финикийца!

– Это вопрос риторический, господин.

Пленник явно не подавлен своим положением или, во всяком случае, не хочет такового показать. Марк подходит к Сципиону и подает ему обгоревший кусок ткани. Сципион разминает пальцами обожженную, но по-прежнему нежную ткань, потом нюхает ее и пробует на растяжение.

– Это шелк? – Сципион удивлен.

– Ты никогда не видел шелк? Очень удобная штука, особенно после того, как справишь нужду, – Сальвий обнажает белоснежную улыбку, скованную из бисера крупных зубов. Марк изуверски точно и сильно бьет чернокожего, заставляя его упасть на пол.

– На колени, скот! Это сам Публий Корнелий Сципион Африканский! – Марк пытается схватить Сальвия за волосы, но рука скользит по курчавой голове.

– Проклятье… А я месяц учил команду называть себя Африканским! – чернокожий, кажется, воспринимает все происходящее как игру, в которой он обязательно сорвет куш, чем ставит в тупик двух серьезных, закаленных в баталиях мужчин. Марк и Сципион даже переглядываются. Луч солнца отражается в обсидиановых глазах наемника и слепит проконсула.

– Рассказывайте. Оба! – Сципион щурится и возвращается на свой пергамский трон.

4

В тот день солнце было куда более беспощадным, заставляя плакать, чтобы не ослепнуть от всполохов морской глади. Соль везде: в глазах, на губах, на руках, сжимающих насквозь просоленную кожу пращей. Сальвий стоит на корме финикийского корабля, похожей на изготовленный к бою хвост скорпиона. Он сильно выделяется из разномастной толпы пиратов – как цветом кожи, так и спокойствием в улыбающихся глазах. Судно вот-вот настигнет хищная римская либурна, но Сальвий спокойно смотрит на паруса, нервно бьющиеся под ударами попутного ветра, а потом не спеша спрыгивает на палубу, где стоят взволнованные люди с пращами и дротиками в напряженных руках.

– Только по моей команде, – голос Сальвия звучит как заклинание, и его сразу же подхватывает стая чаек, привыкшая собирать отходы людей с корабля скорпиона. Особенно пернатые любят кровь и требуху, что летит в море после очередного пиратского нападения. Глупые птицы не понимают, что в этот раз кишки будут выпускать этим вечно галдящими и нетрезвым людям.

Либурна все ближе – она идет на абордаж. Римляне осыпают противника стрелами и камнями из пращей: под восторженные вопли чаек на палубу один за другим падают пираты и хрипят, катаясь от боли в кровавых лужах. Это будет славный пир! Но Сальвий медлит, хоть и видит, как враги готовят абордажного «ворона» – огромный штурмовой трап. Вот его загнутый железный крюк, придающий трапу клювообразную форму, падает на борт, ломая перекрытия.

– Бей! – Сальвий наконец дает команду, и пираты синхронно посылают в небо десятки дротиков и камней, распугивая возбужденных чаек. Атакующие валятся, размазывая соленую кровь по бортам обоих кораблей. Несколько пиратов топорами рубят «ворона» и освобождаются от него. Сальвий довольно улыбается, но резко меняется в лице, когда видит ассеру – огромную стенобитную балку, окованную железом. Она крушит такелаж и сносит с палубы людей. Сальвий ловко пригибается, с ужасом оценивая работу смертоносного маятника. Вслед за ассерой на корабль обрушивается вторая штурмовая волна – римские солдаты отважно прыгают на борт «скорпиона», вступая с пиратами врукопашную.

Во главе отряда нападающих хладнокровно рубится центурион Марк. Сколько таких пиратских судов отправил он на встречу с Нептуном, когда проконсул Сципион повелел очистить воды Эгейского моря от этого сброда. Его опытный глаз давно приметил чернокожего здоровяка, и теперь один капитан продирается к другому через толпу вопящих от боли и адреналина людей. Сальвий сказочно могуч – он хватает кусок реи и сбивает пару врагов с ног, но силы явно неравны: финикийские пираты проигрывают обученным легионерам. Сальвий откидывает кусок реи в сторону, словно это обычная палка. Марк уже рядом, он готов ударить безоружного чернокожего гиганта, но останавливается в последний момент, смущаясь от неподобающего ситуации веселого взгляда своего визави.

– Все! Давай-ка закончим на этом. Не зря же вы по поросенку каждый день съедаете… Одолели голодных моряков и довольны! – Сальвий говорит столь убедительно, что схватка стихийно затихает: люди с удивлением смотрят на чернокожего капитана. В неожиданно образовавшейся тишине слышны только стоны раненых и скрип разбитого такелажа. Даже чайки притихли.

– Что у тебя в трюмах? – Марк приставляет к горлу Сальвия свой верный гладиус, с которым не расстается со времен первой в своей жизни бойни в гуще тел татуированных кельтов.

– А что могут везти морские бродяги?

– Я задал вопрос! И если не услышу ответа – убью.