Возвращения к любви

Она повернулась к нему, утопила его своим взглядом, тихо вздохнула и шепотом сказала:

– Паразит!

Можно войти в одну и ту же реку дважды! Можно!

– Ты сегодня уедешь?

– Нет. Я дам телеграмму, попрошу отпуск за свой счет, я не хочу от тебя уезжать. Не хочу! Не могу! У меня нет сил!

Но он уехал. Он не мог тогда прямо сказать, почему он уехал, но он обязательно скажет почему. Чуть позже. Потом. Если она даст возможность ему сказать! Он ехал, без конца повторяя про себя:

– Прости меня! Прости меня моя милая! Я не мог не уехать!

И позвонил он ей, сообщив о своем отъезде, уже тогда, когда за спиной была пара сотен километров, иначе, услышав ее голос, он бы наверняка вернулся.

***

А Инна…

А Инна не страдала в тот день, когда проводила Григория не солоно хлебавши из своей квартиры, не удостоив его даже толикой своего внимания. За день привела себя в надлежащий порядок, вечером позвонила подруге и с ней они завалились в свой любимый кабак. Они его любили потому, что там рядом военное училище и с молодыми, симпатичными, спортивными парнями проблем нет.

Заняли столик, выпили, подругу пригласил молодой лейтенант на танец, после чего он подсел за их столик. Спустя некоторое время к ним присоединился его товарищ. Хорошенький такой! Они провели замечательно время до закрытия кабака. Потом молодые офицеры решили проводить девчат. Ближе жила подруга, поэтому первой проводили ее. Но у подъезда подруга пригласила всех на чай. Они поднялись. Домой Инна вернулась только утром.

Это она так рассказала ему о том памятном вечере. И еще…

– Так что ты зря отказался от услуг той девушки! – говорила она ему по телефону, когда Григорий ей в дороге сообщил, об отъезде и, будучи посвященной в его историю, произошедшую с ним вечером в гостинице с неизвестной девушкой.

– Ох, зря! Она куда опытнее меня, как женщина. Такие удовольствия тебе доставила бы, на которые я просто не способна. Не научилась пока еще! Было бы чего вспомнить потом тебе. Аж, два сексуальных приключения за один заход, в одном городе, с двумя дурами. Потаскун. Было бы чем перед друзьями похвастать за бутылкой водки или кружкой пива. А первое впечатление не обмануло меня. Алкаш ты, приперся пьяным ко мне, и вор. Ты украл у меня… Ты много чего у меня украл. Чему цены нет.

А на самом деле.

В четыре часа утра Инна подняла голову от подушки, перевернула ее, но она была такой же мокрой. Мокрой была и вторая подушка, рядом. Нигде она не была, никуда она не выходила из дома, проревела весь день и почти всю ночь. Она встала, достала простыню и, сложив ее, накрыла ею подушки. Приятная прохлада простыни подействовала на Инну, как снотворное. Проснулась, и боль немного улеглась. Притупилась. А может быть, она после такого слезообильного потопа притупилась.

Чтобы больше отвлечь себя от Григория, она занялась всеми самыми бесполезными делами дома. Полезные все давно уже были переделаны. Вдруг хрюкнул домофон…

– Кто?

– Я.

Ну и что ей делать? Выяснять отношения на расстоянии нескольких этажей? К тому же, даже вчера в душе теплилась надежда, что не очень он послушный, наплюет на ее запреты и приедет, или хотя бы позвонит. Несмотря ни на что, ей хотелось еще и еще видеться с Григорием. И она открыла.

Спустя пару минут, он стоял на пороге. Боже ты мой! И что она в нем тогда, в первый раз, в магазине увидела? Глаза мутные, взъерошенный, постаревший лет на десять. И выражение лица. Оно было таким, будто произошло что-то страшное, непоправимое. Инна молча смотрела на него, ожидая объяснений, хотя сердце рвалось, хотелось прижать его взъерошенную голову несвежим лицом к груди и пожалеть. Кто его здесь еще пожалеет?

– Извини, бумажник украли в гостинице. Мне не на что уехать из вашего города.

Прогудел небось всю ночь в каком-нибудь клубе со шлюхами. Украли! Как его самого не унесли!

– Сколько тебе нужно?

– Десять тысяч.

Не хило! А что делать? Может еще и в долги залез. Закутил, вот и влетел. Поделом ему!

Инна принесла деньги, Григорий взял, и она попала под выхлоп его могучих легких. Бог ты мой! Да как же он ехал по городу? В воскресенье гаишники на каждом шагу. Ждут возвращающихся с уикендов горожан из области. Его словно всю ночь в алкоголе купали!

– Ты что пьяный?

– Я вчера пил.

– Да какое там вчера! От тебя разит перегаром за версту! Ты чего, с ума сошел пить за рулем! Тебе неприятностей не хватает? Так! Все! Раздевайся! Раздевайся и иди в ванную. Никуда я тебя не пущу, пока в себя не придешь.

– Я уже с утра в ванной был.

– Ничего страшного, лишняя ванна тебе не помешает.

Она включила воду, обернулась, Григорий стоял голый перед ней. Инне аж не по себе стало. В таком ракурсе она его не видела никогда. Куда же его стыдливость вчерашняя пропала? Он залез в воду, лег, закрыл глаза. Может быть, есть хочет? Как бы выпить не попросил. Что она с ним потом делать будет? Не хватало еще пьянства у нее дома.

– Ты ел?

– Ел. Вчера.

Понятно. Оттого и перегар такой. Литр выпил, конфеткой закусил. На скорую руку приготовила омлет, заварила кофе, отнесла ему. Григорий лежал, жевал, пил кофе и был таким довольным, будто в восточный гарем попал.

Инна оставила его, прошла в комнату и, совершенно без умысла, начала менять постельное белье. Оказалось, что с умыслом. Примерно час спустя, он вышел из ванной посвежевшим, опоясанный полотенцем. Да, оказывается, все-таки было, на что обратить внимание при первой их встрече. Она смущенно отвернулась.

– Ты готов?

– К чему?

– Ехать готов?

Он подошел сзади, обнял Инну и прижался к ней всем телом. Да, готов, но не к тому, чтобы уехать, к тому, чтобы остаться и не на полчаса. Она повернулась к Григорию, полотенце упало. Он прижал ее к себе, резко вобрал ее губы в себя.

И все!

Голова закружилась.

Дыхание перехватило.

Она, наверное, упала бы, если бы он не держал ее в своих объятиях. Почувствовав ее слабость, Григорий взял Инну на руки, пронес пару метров до кровати, осторожно положил на нее. Дальше лишь губы и руки. Какие же они у него нежные. Они словно знают, словно чувствуют, где и как нужно что-то сделать.

Она же превратилась в кисель. Но расслабилась лишь для того, чтобы в нужный момент превратиться в упругую пружину и встречать его каждой мышцей своего тела. Ничего необычного, но как же хорошо, как же приятно с ним все это происходит. Он словно старается не просто овладеть ей, он хочет стать одним целым с ней. Но что-то в этот раз ему не нравится, и он повторяет попытку, потом еще, еще, и вот оно, одно целое. Нет его, и нет ее, есть они, но не каждый по раздельности, а одно единое существо. И уже нет таких земных сил, которые смогут их разделить.

Казалось бы все. Все силы кончились. Вся энергия покинула их. Всему есть предел. Но нет, он не успокаивается, снова тянется к ней. Губы, пальцы, губы, пальцы…

– Погоди, я устала немного, погоди.

Господи, языком аж до зубов добрался!