Возвращения к любви

– Как?

– Только не обижайся. Кем ты мне был в тот день? Незнакомым мужиком, толкнувшим меня локтем. Поэтому, потаскун, вор и алкоголик? Потаскун, потому что глазами по девочкам шарил, вор, потому что подумала, ты убежал с ворованной бутылкой водки, а раз бутылка водки, то значит алкоголик.

Инна снова засмеялась, еще раз прикоснулась опухшими губами к щеке Григория и упорхнула через дверь подъезда.

Было темно. Ночь давно уже отобрала у вечера жезл всевластия. А Григорий лежал на берегу водохранилища и думал о завтрашнем дне.

Есть еще место прежней работы. Но он там был всего два раза. Конечно же, он не помнил ни адреса, ни дороги к нему.

Когда-то его сын неспособность Григория легко ориентироваться на местности и запоминать маршруты называл топографическим кретинизмом. Да кретинизм, и что самое страшное, его кретинизм был не только в этом.

***

Семь лет назад.

Проводив Инну, Григорий включил телефон. Чтобы он не помешал, на время их свидания телефон был лишен права участвовать в их жизни. Посыпалась масса сообщений о пропущенных звонках. Большая часть которых, была от директора филиала Константина Сергеевича. Несмотря на позднее время, он перезвонил директору.

– Тут бяка небольшая вылезла. По прошлым делам. Демидов без тебя однозначно не справится. Надо приехать. Сутки на дорогу хватит? Твое руководство там, на месте, уже предупреждено. Выезжай завтра.

– Да почему завтра? Я на машине. Завтра буду уже у Вас.

– Ну как знаешь. По мне, чем быстрее, тем лучше.

Да что такое? Вот именно сейчас. Вот именно в этот незабываемый вечер. Вот именно при этом настроении и при этом состоянии души.

Инне звонить не стал. Позвонить решил завтра, с дороги. Что и сделал. Несмотря на то, что после его сообщений об отъезде, голос Инны приобрел печальные нотки, его это даже обрадовало. Значит и правда его отъезд ей не в радость.

Дни, проведенные в родном городе и в родном доме, были скомканными. Работы было много. Он сильно уставал. Приходил домой и натыкался на отчужденность жены и обособленность сына. Они словно знали, что с ним произошло вдали от дома. И он не рвался что-то изменить в семейных отношениях. Мыслями и сердцем он был рядом с ней, с Инной. Он, знал, что скоро снова вернется туда, поэтому для остроты ощущений при новой встрече, он не беспокоил ее телефонными звонками. Как он считал, нужно было немного времени друг без друга, чтобы соскучиться. Но выдержал он только до четверга. К этому дню основная масса работы была уже выполнена. В пятницу, с разрешения начальства он уехал обратно, обещая к понедельнику вернуться.

И вот.

Он позвонил Инне днем. Сказал, что приехал. Она, как ему показалось, с большой радостью приняла эту новость. Была пятница. Они договорились, что в шесть он заберет ее от ее же дома.

Они встретились. Они ничего не решали, куда они поедут, что они будут делать, чем они будут заниматься. Просто катались на машине по городу, останавливались там, где хотели, и с удовольствием целовались. Потом снова куда-то ехали, находили скверы, парки, аллеи, останавливались, выходили из машины, прятались где-то от посторонних глаз и целовались, целовались, целовались.

Он не наглел, не старался прибегнуть к иным ласкам, ему в то время вполне достаточно было только того, чем они занимались. Григорий уже не так мало пожил, так называемой, «взрослой» жизнью, но ни разу за всю жизнь он столько не целовался за один вечер. И ему это нравилось. Да не то слово – нравилось, он готов был этим заниматься до изнеможения, до конца жизни своей. И он чувствовал, что ею владеют те же чувства.

Но каждому дню, даже длинному июльскому, приходит конец. Начало потихоньку смеркаться. Они сидели в машине, Григорий целовал ладошку Инны, говорил какие-то глупости, она, как ему казалось, счастливо смеялась и свободной рукой трепала его голову. Ему снова захотелось страстно и крепко поцеловать ее. Он прильнул к ней, он утонул во вкусе ее губ, ее язычка, голова снова пошла кругом. Он оторвался и неслышно, одними губами сказал:

– Поедем ко мне?

– К тебе?

– Да?

– Куда? К тебе домой?

– Нет, домой ко мне ехать далеко. В гостиницу.

Она сразу напряглась, не резко, но настойчиво освободилась от его объятий.

– Погоди… А ты что, не местный?

– Нет, я живу не здесь.

– А здесь что, в командировке?

– Что-то типа того.

Было уже темно. Но он видел, как изменилась Инна в лице. Григорий не мог описать выражения ее лица, таким он ее еще никогда не видел.

– Нет, знаешь, вози к себе в гостиницу других, которых раньше возил.

– Да никого я не…

– Ты женат?

Григорий недолго молчал. Она настолько хороша, непосредственна, непорочна, что врать ей он просто не мог, язык его в фигу бы сложился, если бы он посмел ей соврать.

– Да, но…

– Помолчи! Причем здесь но.

Они недолго сидели молча. Он смотрел на Инну, на то, что еще мог видеть в темноте, она смотрела в окно. Наконец она повернулась.

– Отвези меня, пожалуйста, домой!

– Но…

– Не надо ничего говорить, отвези, пожалуйста, и помолчим пока.

Григорий медленно ехал по почти ночным улицам города, внутри него образовалась пустота, он понимал, что, скорее всего, находится рядом с Инной последние минуты. И все, эту пустоту он уже потом ничем не заполнит. Она молчала, молчал и он.

Григорий уже неплохо выучил город и на одном из светофоров включил левый поворот, чтобы, сделав круг, увеличить дорогу до ее дома, увеличить время, которое мог провести с ней, пусть даже в этом состоянии. Однако, Инна сама выключила подворотник и тихо сказала:

– Не стоит, езжай прямо.

Он подчинился.

Сколь не тяни время, сколь не замедляй скорость, дорога всегда кончается. Они остановились у подъезда ее дома.

Григорий вышел из машины, открыл пассажирскую дверь. Инна оперлась на предложенную ей руку и шагнула из машины…

– Ой!!!!!!!!!

Она аж присела.

– Что случилось?