Стоит вспомнить

Вдоль по Волге по реке
Плывёт корова в пиджаке,
А за нею бык плывёт,
Тоже семечки грызёт…

Таким образом, в страданиях и муках, под задорные, весёлые частушечные марши Анатолия Аркадьевича наша команда добралась до бабушкиного дома, где нас уже давно ждали, где было всегда тепло, сытно и уютно.

Однако время шло. Мы подрастали. Кроме игр, различных мелких хулиганских проступков, будь то слазить в чужой огород, спереть с нефтебазы пару вёдер бензина или соляра и устроить на сопке, где во время войны стояла зенитная батарея, фейерверк, покататься на колхозных конях, внутри у 14-15-летних пацанов стали проклёвываться ростки симпатии к противоположному полу. Это происходило как-то само собой. От дёрганья за косу и удара в ответ книжкой или портфелем по голове до провожания к дому на расстоянии, нервного прикасания друг к другу в тёмном клубе во время просмотра кинокартины, на танцевальной площадке и первого, обычно летнего поцелуя, как пишут в таких случаях лирики, при луне. Лично я от начала до конца этот «экзотический» период, в отличие от своих более свободных во всех отношениях сверстников, прошёл значительно позже. На это есть причины: физиология, воспитание и условия (после 8-го класса я поступил в СВУ). Так вот, среди нашего класса выделялась пара парней, которые в этом возрасте, далеком до полного полового созревания, уже не могли сдерживать свои гормональные всплески. Даже с некоторыми молодыми учителями (женщинами) они вели себя как с одноклассницами. Зажмут где-нибудь в тёмном углу, потискают, пощупают, ненароком завалят в траву или снег… Это были крепкие, высокие, в от-личие от остальных, молодые кобельки. Я же к такому «от-ветственному» рубежу жизни тогда ещё только подходил. В связи с этим самые красивые девчонки моего возраста, как ни печально, но были уже разобраны. Отстаивать, драться за понравившуюся подругу было почему-то стыдно, да и, прямо сказать, кишка слаба. К тому же тогда все наши мальчишечьи взгляды привлекала всего лишь одна ученица – Галька Агеева с льнозавода. Она была красивой девчонкой, высокой, с ру-сыми длинными волосами, сплетёнными в две косы и умело скрепленными сзади головы. Лицо кругленькое, открытое. Умные, проницательные глаза. Прямые плечи, походка так и притягивали к себе взгляд любого парня. И училась она на «отлично». Ясное дело, такая девочка многим нравилась. И, чего там скрывать, мне тоже. Так получилось, что я ходил с ней в один детсад, учился в одном классе, и дорога в школу у нас была одна, даже мыли нас мамаши (в раннем возрасте) в одной льнозаводской бане, однако ко мне она не питала никакого интереса. С трудом, но всё-таки я постепенно спра-вился со своим влечением к данной неприступной персоне, у которой женихов было хоть пруд пруди.

Что ж, раз я стал освещать этот скрытый под сенью давних лет период своей жизни зарождающихся чувств к противоположному полу, то грех не вспомнить о первых опытах на этом соблазнительно-коварном пути. Первый, а может, и нет, случился в шестом классе. Кто-то из пацанов на перемене дёрнул за косу Надьку Белову. Она была сильной, вёрткой девчонкой и никогда в долгу перед нами не оставалась. Я тогда сидел позади неё и чем-то там занимался со своим напарником Витькой. Надька моментально повернулась и, возможно, подумав, что это сделал я, со всей силы ударила меня книжкой по голове. От неожиданного крепкого удара у меня полетели искры из глаз. Больно и, главное, обидно. Я вскакиваю, готовый на месте преступления покарать девчонку. Однако она опережает меня и бежит к выходу из класса, откуда, на её удачу, входит учитель. Начинается очередной урок. У меня внутри всё клокочет, желая мщения. Скажу прямо, к Надьке я никогда не питал никаких чувств. Она была как пацан, только одета в платье и передник. Училась она хорошо, могла бы и лучше, но мешал этому её неуёмный характер, да и тяжёлое морально-материальное положение семьи.

– Ладно, – подумал я, – скоро закончатся уроки, ты пой-дёшь домой, вот тогда я тебе и припомню…

И вот возвращаемся мы после школы домой. Зима. Идём по самому короткому пути – железной дороге. Она всегда расчищена. По обеим сторонам откосы, ямы, занесённые по-лутораметровым слоем пушистого, искрящегося на солнце снега. Нас трое пацанов – я, Сашка Смирнов и Витька Гусев. Впереди – девчонки, среди которых Надька Белова.

– Ну, давай, Генка, действуй! Накорми Надьку снегом, чтоб не задавалась! – подталкивают меня друзья.

А мне вдруг что-то расхотелось. Девчонки весело смеют-ся, оглядываются на нас. И за что я должен кормить Надьку снегом, не понимаю. Вся злоба к ней у меня вдруг улетела. Но ведь надо, иначе ребята засмеют. И я, отдав свой портфель Сашке, стиснув зубы, побежал к мирно идущим девчонкам. Надька, словно почувствовав это, остановилась, повернулась, а её подруги автоматически продолжили ещё некоторое время идти. Подбежав к ней, я на секунду-другую притормозил. Девчонка всё так же стояла, ничем не защищаясь, только с каким-то интересом, ожиданием всматриваясь в меня, словно спрашивала:

– Ну и что дальше?..

Пацаны за моей спиной кричали:

– Что стоишь?! Вали её в снег!..

И я схватил девчонку за талию, повалил в глубокий, пуши-стый снег. Она оказалась внизу. Теперь надо было зачерпнуть варежкой холодного изумрудного чистого снега, натереть им Надькино лицо, а если получится, то и «накормить». Мне ка-залось, что она будет отчаянно сопротивляться, однако Надька совершенно спокойно лежала подо мной и только пронзительно смотрела в мои глаза. Прядь тёмных волос вылезла из-под платка на лицо правильного, немного грубоватого профиля. Её взгляд ввёл меня в какое-то оцепенение. Было приятно находиться рядом с ней, чувствовать её дыхание, глядеть в её совершенно не испуганные глаза. Так продолжалось всего секунду-другую. И вдруг она сказала:

– Ну, всё, отпусти.

И я, словно по приказу, встал, вышел на железную до-рогу, где меня ждали друзья. А Надька быстро выскочила из снежной ямы и, отряхнувшись, показав нам кукиш, побежала к своим подругам.

Что это было? Я тогда не знал. Сейчас, с течением времени, мне стало понятно – это первое ощущение женщины. Ощущение другого пола. Это уже не игры в догонялки, а более серьёзное и глубокое, это – чувство. «Но продолжения не будет», – так, кажется, поёт А. Новиков. Вот и у нас с Надеждой после того случая всё вернулось на круги своя. Школа, домашние дела, игры с ребятами в войну, хоккей, футбол. Нет, не созрел я к тому времени для ухаживания за девчонками. Однако прошло с той поры уже более 40 лет, а я этот эпизод ясно помню.

Второй случай со мной произошёл в пятнадцать лет. У председателя Еремковского колхоза было две дочери: стар-шая – Алёна, младшая – Ольга. За старшей взялся ухаживать суворовец, прибывший в отпуск, а я – за младшей. Помню, как вечером мы провожали их из кино домой, проходя по железнодорожным путям, мимо вокзала, дедовского дома, по деревянному мостку, через лужайку, прощаясь возле не-большого деревянного крылечка. Тёплая ночь, яркие звёзды, молоденькие девчата. Эх, лепота!..

В один из вечеров мне захотелось подарить Ольге цветы. Я нарвал возле бабушкиного дома на лесной поляне большой букет фиалок и пошёл на свидание. Мне хотелось просто по-дарить их наедине своей подруге, но вышло иначе. Её отец и мать пригласили меня к себе в дом. Пришлось идти. Скажу прямо, мне было страшно неловко, когда я предстал перед глазами всего Ольгиного семейства с каким-то там «драным веником» из фиалок, источающим тяжёлый болотно-ночной запах. Мать у Ольги тяжело болела. Я её почти не знал, поскольку она редко выходила из дома. Отца видел часто, всё-таки председатель Еремковского колхоза. Родители поблагодарили меня за цветы, сказали Ольге, чтобы она поставила их в вазу, пригласили в зал к чаю. Посередине большой комнаты стоял круглый стол, накрытый льняной скатертью с уже приготов-ленными приборами: чашками, блюдцами, ложками, вазоч-ками с вареньем и баранками. Пока пили чай из самовара, разговаривали о пустяках. Вернее, мне задавали вопросы, а я на них отвечал. Нашу семью хорошо знали, как, впрочем, и всех, кто проживал в этом небольшом железнодорожном посёлке. Так что скрывать было нечего. На Ольгу я практически не смотрел, поскольку находился под пристальным наблюдением её родителей.