Не ведая сомнений

Суть занятия была проста: изучение противостоящих друг другу военно-политических блоков: стран Социалистического содружества и в противоположность им стран империализма. Показав на карте страны Варшавского Договора, блока НАТО и других, Николай приказал записать их название и к следующему занятию выучить. В течение учебного часа дисциплина среди солдат была удовлетворительной, лишь пару раз пришлось делать замечание рядовому Нуритдинову – одному их механиков-водителей взвода, которым командовал Иванов. Подойдя к столу за которым сидел Нуритдинов, лейтенант потребовал представить на проверку тетрадь. Открыв её, Николай увидел вместо записанного материала, карикатуру на себя и нецензурные слова.

– Это что, товарищ Нуритдинов? – Иванов ткнул пальцем в тетрадь. – Командующий блоком НАТО? Или кто? Ну, отвечайте!

Рота прыснула от неудержимого смеха.

– Два наряда в не очередь! – резко, чтобы прекратить весь этот спектакль сказал лейтенант и повернувшись пошёл обратно к преподавательскому месту. И тут в свою спину со стороны Нуритдинова он услышал:

– Гад, фашист.

Иванов обернулся. В классе повисла тяжёлая, напряжённая тишина. Николай понял, что эти секунды сейчас решат всё: или он состоится как офицер, командир подразделения или нет.

– Всем оставаться на местах. За дисциплину отвечает младший сержант Ярославцев. Рядовой Нуритдинов за мной, на выход, – скомандовал взводный.

Солдат медленно встал, всем своим видом показывая, мол «плевать мне на тебя лейтенант, не таких видел».

Выйдя в пустой коридор казармы и плотно закрыв дверь в класс, Иванов резко остановился, схватил левой рукой за горло Нуритдинова, прижав его к стене так, что тот мог только глядеть на лейтенанта испуганными, выпученными глазами.

– Ты кого фашистом назвал, меня? – Глядя в упор в лицо задыхающемуся солдату тихо, но грозно сказал Иванов. – Да ты знаешь, сколько моих родных погибло в войне с ними!? Такого я тебе никогда не прощу! А это, чтоб навсегда запомнил, – и он коротким движением правой руки нанёс Нуритдинову удар в солнечное сплетение. Солдат утробно ёкнул и согнувшись медленно сполз по стене на пол. – Даю пять минут на приведения себя в порядок и на занятие, – сказал лейтенант, оставляя сидящим на полу Нуритдинова.

Вернувшись в класс, он встретил удивлённые взгляды солдат. Никто не рассчитывал на такое скорое и пока ещё никому не известное решение столь острого вопроса. Иванов же быстро совладав с внутренним возбуждением, продолжил занятие. Но через несколько минут его снова пришлось прервать. В дверь постучали. Вошёл дневальный, он передал приказ комбата, чтобы офицер срочно прибыл к нему.

Комбат по национальности тоже, как и Нуритдинов был узбеком. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, в кабинет командира танкового батальона, Николай понял, что рядовой успел на него пожаловаться. – «Теперь не известно, кто станет крайний – он или Нуритдинов», подумал лейтенант.

Войдя в кабинет, Иванов строго по уставу доложил о своём прибытии. Вытянувшись в струну, он ждал худшего, что только может быть. Рядом в стороне стоял, хитро улыбаясь, Нуритдинов.

Комбат сидел за столом, курил сигарету. Нависла небольшая пауза. Затем решительно затушив её в пепельнице он приказал солдату на время выйти. Оставшись один на один с лейтенантом, он спросил, что произошло на занятии. Иванов всё как «на духу» рассказал, признал свою вину в применении физической силы в отношении рядового Нуритдинова.

– Это конечно не педагогично, – глубоко вздохнув сказал комбат, но иногда в нашем мужском коллективе без этого нельзя. Вам первое время будет не легко, я это хорошо понимаю, поэтому даю как бы «фору», чтобы вы быстрее утвердились в коллективе. Но о рукоприкладстве, чтобы я больше не слышал. Есть много других методов, чтобы заставить солдат уважать и подчиняться. Поговорите с ротным. Он толковый офицер, обязательно подскажет. Всё ясно?

– Так точно! – ответил Иванов. На душе у него немного отлегло.

– Хорошо, тогда идите и пригласите ко мне Нуритдинова, – закончил комбат.

Неизвестно о чём говорил комбат с солдатом, но минут через двадцать тот вернулся в подразделение поникший, обиженный со вспухшими, заплаканными глазами. Не захотел за него вступаться земляк, здесь было не так, как на гражданке: «Земляки, наших бьют!» Здесь была Армия!

Глава третья

Комбат третьего танкового батальона майор Ибрагимов представлял собой сорокатрёхлетнего, немного сутулого, чуть выше среднего роста мужчину. По утрам, зайдя в казарму, он каждый раз методично обследовал все её помещения и стоило ему где-нибудь увидеть паутину, он тут же хватал первого попавшего под руку старшину, дежурного или взводного и кричал: «Паутынеэ! Паутынеэ!» Видно для него это было что-то совершенно страшное и непостижимое. На утреннем разводе поэтому поводу устраивались бурные разборки, в результате которых кто-то получал дисциплинарные взыскания. А так, в целом, комбат был неплохим человеком. Служба для него уже подходила к концу. Главное, о чём наверно думал комбат, это как-бы получить подполковника, спокойно уйти на «дембель», вернувшись в свой любимый Узбекистан.

Иванов быстро втягивался в новую армейскую жизнь. Занятия с личным составом проходили чуть ли не круглосуточно. Стрельба меняла вождение, строевая – занятия по тактике, уставы – политподготовку и тому подобное. По утрам проводились кроссы на три-шесть километров. И везде рядом с солдатами находился Николай. Годы, проведённые в суворовском и танковом училищах не прошли даром. В свои шестнадцать лет в Калининском СВУ в канун празднования 23 февраля он совершил свой первый лыжный «марафон» на двадцать пять километров! В Челябинском танковом училище, несколькими годами позже, уже на пятьдесят километров! Так что там для Иванова были эти кроссовые километры. Главное он хотел быстрее найти контакт с людьми, чтобы они воспринимали его как своего старшего товарища, командира, а не как надсмотрщика. Кроме того, ему не хватало практических знаний по организации и проведению занятий по вождению, стрельбе, техническому обслуживанию машин. Военное училище больше давало теоретических знаний, а здесь кругом была практика. Огромные, мощные боевые машины требовали к себе профессионального отношения. Надо было учить стрелять, водить, обслуживать восемнадцати-двадцати летних пацанов, пришедших в армию практически прямо со школьной скамьи. Самому лейтенанту Иванову недавно исполнился двадцать один год и полностью осознать, какая на него свалилась ответственность, тогда он был ещё не в состоянии. Молодой задор, честолюбие разжигали желание показать и доказать, что он уже всё может, что ему всё по плечу. Но, как показал вскоре случай, это было далеко не так.

Однажды, а это случилось примерно через месяц-полтора с момента прибытия Николая в Мамоново, ранним утром полк подняли по тревоге. Совместная армейская и дивизионная комиссия проверяла боеготовность части. Отрабатывались нормативы: прибытия личного состава в парк, заводка двигателей, состояние и комплектность техники. Их рота успешно уложилась в жёсткие нормативы. Чтобы не задохнуться в дыму выхлопных труб, танки вывели из боксов. Пока комиссия проверила все подразделения, солнце перевалило за полдень. Личный состав надо было вести на обед. Эту задачу ротный поручил командиру третьего взвода Николаеву и зампотеху Шилову, а сам с Ивановым остался в парке, чтобы не дожидаясь механиков, самим поставить танки в боксы. Рота по расписанию заступала в караул, а к нему необходимо было ещё подготовиться.

Боевые машины с заглушенными двигателями спокойно стояли в две линии впереди боксов. Расстояние между ними было метра два-три.

– Ну, что лейтенант, ты сможешь поставить «лошадку в стойло» – с усмешкой спросил ротный Николая.

– Конечно, – отозвался Иванов. – Николаю стало обидно, почему ротный ему всё ещё не доверяет выполнять казалось бы простейшие практические задачи: завести двигатель, поставить танк в бокс.

– Хорошо, – уже серьёзно сказал Чигвинцев, – садись на место механика по-походному, разберись в педалях и рычагах, смотри на меня и внимательно выполняй мои команды. Всё понял.

– Так точно! – радостно крикнул Николай и мигом нырнул в узкий люк танка. Взревел двигатель, сотрясая горячими выхлопными газами окружающий воздух. Иванов выставил «холостые» обороты и, подняв сиденье, высунулся из люка, – так удобнее было наблюдать за командами ротного. Однако, вождение боевой машины в «походном» положении требовало безошибочного манипулирования рычагами, педалями, скрытыми от глаз под бронёй. Это достигается путём длительных тренировок, хорошей практики, чего, к сожалению, у лейтенанта Иванова недавнего выпускника ЧВТКУ ещё не было.

Чигвинцев встал между танками и внимательно следил за действиями взводного.

– Ты готов!? – крикнул ротный.

– Да! – ответил лейтенант.

– Тогда включай «заднюю» передачу, плавно отпускай сцепление и следи за мной!

Николай так и сделал: включил передачу, стал плавно отпускать педаль сцепления, но почему-то танк вместо того, чтобы двигаться назад, пополз вперёд. Иванову показалось это просто невозможным. Впереди был ротный и что-то ему кричал, а сразу за его спиной стояла машина первой линии. Мозг не воспринимал действительность происходящего. Казалось, добавь обороты и танк остановится, пойдёт назад. Автоматически правая нога Николая вместо тормоза, сильнее нажала на акселератор. Ещё секунда и его машина остриём своей передней брони ударилась в зад впереди стоящего танка.

– Всё, – словно ударной волной накрыло сознанье Иванова, – убил человека. Впереди – тюрьма. Что будет с моей семьёй, с матерью… Чёрт возьми, почему так не повезло! Сейчас он понял, что ошибся в переключении передач, но теперь уже ничего не исправишь. Николай со злостью на себя, включил «заднюю», резко сдал танк на несколько метров назад, поставил на горный тормоз. Он уже собрался вылезти из люка, чтобы, как это не было страшно, увидеть останки своего ротного. Но вдруг, прямо перед ним появилась фигура совершенно «живёхонького и целёхонького» Чигвинцева. Тот стряхивая с комбинезона пыль с усмешкой глядел на бледное лицо своего подчинённого.

– Как…, Алексей, ты живой, или мне кажется? – не веря своим глазам спросил лейтенант и вновь нервная волна, но теперь уже тёплой радости пробежала по всему его телу.

– Я был бы плохим ротным, если позволил себя вот так просто задавить. Пару лет назад сам через это прошёл. Вот и ты послужишь год – другой и сам будешь готов к любым выкрутасам подчинённых, которые, помяни моё слово, обязательно будут. Ты, как только тронулся, я сразу понял, что вместо задней передачи включил первую. Я попытался остановить тебя, но ты уже находился в прострации. Оставалось одно: упасть под танк. Здесь ничего страшного нет, надо только успеть, иначе пришлось бы склеивать две мои половины. – Чигвинцев улыбнулся, достал из нагрудного кармана мятую пачку сигарет, закурил.

– Лёш, по такому случаю давай зайдём ко мне вечерком, выпьем по рюмке, со своей женой познакомлю. Ведь как не говори, но не всегда такие ошибки удачно заканчиваются. Сегодня нам обоим повезло и это надо отметить.

– Хорошо, Николай, такой расклад принимается. А теперь за работу, только я за механика-водителя, – ты же будешь мною командовать. И они быстро, без проблем, загнали всю технику в боксы.

Вечером того же дня, заранее предупредив жену о том, что у них будет гость, Иванов с Чигвинцевым пришли на квартиру лейтенанта. Лида приветливо встретила их. Николай представил ей своего ротного. Стол был накрыт в комнате. Выпив по рюмке-другой водки, разогрелись, стали вспоминать весёлые курсантские истории.

– У меня в отделении, – рассказывал Иванов, – был хороший парень Олег Пирогов. Однажды, будучи уже на третьем курсе он ушёл в «самоход» на встречу с девчонкой. И там наткнулся на патруль. Бросился бежать. Патруль за ним. Рядом женское общежитие. Олег туда, на второй этаж. Какая-то девчонка увидела бегущего по коридору курсанта, – впустила в свою комнату. Начальник патруля оказался настойчивым мужиком, вызвав дежурную по общежитию, пошёл осматривать комнаты. Что делать Олегу. Он взял и прыгнул со второго этажа, да неудачно, – сломал ногу. И не смотря на это, он всё-таки ушёл от патруля, да ещё перебрался через двухметровый забор. В роте я ротному доложил, что курсант Пирогов сломал ногу во время занятий на спортгородке. И этот случай ему и мне прошли безнаказанно, – завершил свой рассказ Николай.

Алексей тоже вспомнил ряд эпизодов из своей жизни. Он был заместителем комвзвода и ему приходилось часто принимать ответственные, рискованные решения принимая все удары за своих подчинённых на себя. В результате одного из таких случаев он и пострадал. На четвёртом курсе обучения его сняли с должности и лишили звания старшего сержанта. Да что не говори, жизнь молодая, кровь просто «кипела», трудно было удержаться в строгих рамках армейских, казарменных порядков.

За разговором не заметили, как стрелки часов перевалили за одиннадцать вечера. Лида предложила чай с блинами. Выпили. Похвалили. Расходиться не хотелось, но время на отдых с каждой минутой оставалось всё меньше. Впереди у офицеров было очень много работы.

Дни, недели незаметно пролетали в учёбе, тренировках, в несении службы. Танковая рота, в которой служил Иванов, становилась более слаженной, управляемой. Солдаты перестали испытывать на прочность характер молодого лейтенанта. С трудом, но между взводным и личным составом подразделения стали выстраиваться твёрдые уставные отношения. Этому способствовали три первостепенных принципа: Первый – делай, как я! Второй – будь примером для подчинённых! Третий – будь внимательным, требовательным, справедливым! Если Иванов проводил зарядку, значит он выполнял все те упражнения или марш-броски, которые выполняли его солдаты. Танкострелковая тренировка, опять он первый отстреливал норматив. Обслуживание техники – последним возвращался из парка. Если солдат обращался с личным вопросом к нему, то обязательно старался разобраться и помочь. К этому добавить совместное несение службы в наряде, карауле, патруле. И ещё немаловажная вещь в деле становления авторитета: Николай всегда выглядел спортивным, подтянутым. Имел «опрятный внешний вид». Но и это далеко не всё, что способствовало становлению молодого офицера. Первые месяцы службы у Иванова в девяносто восьмом гвардейском танковом полку были настолько насыщены различными эпизодами, которые в кратчайший срок поставили его вровень с другими офицерами батальона, полка, имеющими за плечами значительно больший стаж армейской службы чем он. Вот несколько из них:

Седьмого ноября 1980 года Николай с сержантом и рядовым с автовзвода их же батальона нёс патрульную службу по городу Мамоново. В полдень, подходя к центральной площади, он увидел, как прямо в центре её стоит незнакомый солдат с двумя гражданскими парнями и из горла бутылки пьёт водку. Такой наглости Иванов не смог стерпеть и сразу же направился на задержание хулигана. Солдат увидев патруль, бросился бежать через частный сектор по направлению к озеру, а его гражданские собутыльники преградили офицеру дорогу. Лейтенант приказал сержанту и рядовому разобраться с ними, сам же бросился догонять нарушителя. Преодолев несколько заборов, пробежав с полкилометра по местами вспаханной, замёрзшей земле солдат выскочил к озеру и по огромной трубе, лежащей на его поверхности, стал перебегать на противоположный берег, вернее полуостров. Озеро, словно стекло, покрылось тонким прозрачным ноябрьским льдом, который местами выдерживал вес человека. И вот, когда солдату оставалось десяток-другой метров до берега, он оглянулся назад, потерял равновесие и упал в озеро. Лёд от резкого удара проломился, и беглец окунулся в ледяную воду. В это время Иванов только что встал на трубу, чтобы продолжать преследование. Он видел, как солдат выбрался на берег и исчез где-то в кустах.

Удачно миновав этот коварный отрезок, офицер вышел в центр небольшого полуострова, достал из кобуры пистолет, ведь мало ли что может родиться в голове пьяного солдата, и громко крикнул:

– Рядовой выходи! Всё равно тебе некуда деваться! Замёрзнешь!

Подождав ещё немного, он снова крикнул:

– Считаю до трёх и вызываю подкрепление!

Досчитав до трёх, Николай поднял пистолет вверх и выстрелил. В звенящей тишине окружающей природы выстрел прозвучал громко и грозно. Психологически это сработало, вызвав, вероятно, панику у солдата. Он словно заяц выскочил из кустов и бросился к озеру, всё ещё пытаясь убежать от лейтенанта. Пробежав метров пятнадцать по льду он вновь провалился, барахтаясь в ледяной воде с трудом выполз на лёд и тут силы его полностью оставили.

Иванов вышел на берег. Никого кроме его и скрюченного от холода, замерзающего на тонком льду солдата не было.

– Что же делать? – подумал Николай. – Пока кого-нибудь дождёшься или сходишь за помощью, он погибнет и в этом обвинят его – Иванова. Значит самому придётся лезть за этим «гадом» в воду.