Под лепестком несущего винта. Книга вторая

Не знаю, как, но мне удалось убедить приёмную комиссию, что это действительно лучший фильм, иначе бы хорошей оценки не поставили. Ко всему прочему, из нашего потока четвёрками были удостоены ещё пятеро, и я понял, что буду принят. Более того, я удивился, когда после экзаменов мне предложили учиться на дневном отделении. Лестное приглашение пришлось отклонить.

В секретариате я получил целую кипу рабочих планов, разработок и брошюр для самостоятельных занятий, длиннейший список учебников и обязательной литературы и задания для выполнения контрольных работ. Набралось килограммов пятнадцать, но всё это пустяки. Я знал, что в каганских и бухарских библиотеках ничего путного для учебы не найду.

Накануне отъезда я устроил прощальную вечеринку в кафе « Север», что на Невском проспекте. Ребята радовались моей удаче, сетовали, что далеко живу, я обещал писать и поддерживать деловые отношения. На прощанье сердечно обнялись и разъехались по домам.

Билет на самолёт до Челябинска у меня был в кармане, и я мысленно представлял, какой фурор произведу завтра, свалившись без предупреждения, как снег на голову.

Более полугода я не виделся с семьёй, сыну пошёл уже второй год, он не только научился ходить, но и сносно разговаривать. В нетерпении я подгонял неторопливый Ил – 18, мысленно представляя нашу встречу и гадая, узнает меня Серёжа или нет.

…Не узнал, однако, сын дядьку в военной форме. Когда я поднял его на руки, капризно скривился, слёза навернулись на его глазах, и он потянулся ручонками к матери.

– Вот так оставлять дитё без присмотра. Смотри – ка, своих не признаёт, – прокомментировала тёща возникшую ситуацию. – Проголодался, небось?

– Еще и как! – с оптимизмом ответил я и выразительно посмотрел на жену. Она поняла двусмысленность ответа и зарделась, как девушка, застигнутая в неглиже.

Я с удовольствием наблюдал за сыном и никак не мог понять, что в создании этого чуда есть доля и моего участия. После обеда его уложили спать, однако моё присутствие возбуждало, в кроватке лежать ему явно не хотелось, и он украдкой посматривал в мою сторону, решая, очевидно, дилемму, признавать ли меня за отца или проигнорировать. Наконец, он успокоился, Фаина ушла за продуктами, и я полюбил Светку на кухне, на коврике, прямо на полу. После родов чувственность её обострилась, она смело реагировала на мои откровения, сдёрнула с себя лифчик, и я с вожделением смотрел, как из набрякших и пунцовых сосков выделяются капельки молока, смачивая мой торс. Неужели она до сих пор кормит грудью ребёнка? Её крепкие бёдра плотно обжимали деревянный, изголодавшийся банан, она прерывисто и нервно дышала, закусила в возбуждении прядь своих волос и неистово подмахивая, властно требовала:

– Ещё, ещё, ещё! – как рысь, изгибаясь, умоляла она, и я с болью вдавливал свои чресла в ответ на призыв женщины. Я уже давно заметил, что крики и стоны из – под моего тела рождают во мне сладостное наслаждение и окрылённое чувство превосходства над партнёршей.

Светка вдруг замерла, сцепив ноги на моих ягодицах, я понял, что она кончает, и долгий вздох облегчения дуэтом заполнил тишину испуганной кухни. Мощной струёй, словно из велосипедного насоса, брызнула в жену моё многомесячное воздержание. Раз, другой и, наконец, третий, короткий, как точка. В изнеможении Светка раскинула в стороны руки и ноги, наощупь нашла мои пересохшие губы и наградила долгим, благодарным поцелуем.

– Скучала без меня, – чтобы как – то нарушить паузу, задал я риторический вопрос.

– Не то слово, на стенку лезла, – промурлыкала она и щекой потёрлась о моё плечо.

– Будем подниматься?

– А ты как хочешь?

– Не будем, – засмеялась Светка и закинула руки за голову.

Перескакивая с пятого на десятое, я вкратце пересказал жене наиболее важные события, подробно остановился на процессе экзаменов и о полезных встречах со своими коллегами.

– Умница, – подытожила Светка мой монолог, от души расцеловала и положила голову на грудь. – Нет, действительно, в кого ты такой умный?

– С кем поведёшься… – многозначительно ответил я и почувствовал новый прилив желания. Я властно поставил её на колени. Светкина спина прогнулась, она приникла щекой к коврику, вытянула руки вперёд и прошептала:

– Это что – то новенькое.

– Нам с тобой ещё многому предстоит научиться. А это – классическая поза, подаренная природой всякому живому существу. Поза номер один.

Вцепившись в её свинцовые груди, я стал деловито, не торопя события, накачивать жену кайфом. И мне казалось, что гордость моя прощупывается где – то в районе Светкиного пупка. Она извивалась, как змея, вертела попкой, как пропеллером, и, наслаждаясь, повизгивала.

Глава вторая

Не пришлось мне в текущем году увидеться с родными. Прошлой осенью ностальгия доконала их окончательно, и они, за бесценок, распродав нажитое имущество, перебрались в Сталинград. В каждом письме родители жаловались на бедственное состояние и, несмотря на энергию и деловую хватку матери, им, коренным жителям города – героя, в жилье отказали. По совету знакомых мать, доведённая до отчаяния, самовольно заняла освободившуюся в коммуналке двенадцатиметровую клетушку, но руководство завода произвол терпеть не стало, и началась изнурительная судебная тяжба, шансы победить в которой равнялись нулю. Юра заочно учился в Свердловской консерватории по классу баяна и, чтобы выжить, поступил преподавателем музыкальной школы Тракторозаводского района. Отец – пенсионер устроился на винный завод на должность грузчика, где вся команда, в которую он входил, состояла из закоренелых выпивох и алкоголиков. Зарабатывал он не плохо, но после смены всегда приходил поддатый, и это обстоятельство сильно тревожило мать. Я ломал голову, как бы им помочь, но что можно сделать, находясь за тысячи километров?

Спустя полтора месяца ,я вновь вернулся в Пролетарабад, в квартиру, из которой перед отъездом с трудом выгнал нахального тарантула. О стычке с опасным насекомым я умолчал, в районе и без этого хватало экзотики. Одичавшие ишаки свободно разгуливали между домами, а ночной вой шакалов за дувалом напоминал, что мы ещё живы. Коренные жители рассказывали, что воды в их благодатной стране мало: реки и соленые озёра в жаркое лето пересыхают, и тогда целые площади покрываются солью, сверкая под беспощадным солнцем, словно в насмешку, иссиня белым снегом. Зато каналов и арыков в Узбекистане великое множество. Каналы, обросшие камышом с обеих сторон, кишели рыбой, но попадались и водяные змеи. Одному нашему ухарю одна попалась в трусы, но ничего не откусила. Змеи, говорят, в воде не кусаются.

Несмотря на конец сентября, жара не спадала, и в борьбе с ней вместо кондиционера мы приспособили холодильник. Но и это не помогло: вновь серьёзно заболел Серёжа, и врачи настоятельно рекомендовали смену климата. В документах, регламентирующих прохождение службы офицерского состава, имелась оговорка, что в случае, похожем на мой, я имею право на замену в другой, более подходящий для здоровья семьи, округ. Когда я заикнулся об этом, кадровики дружно заулыбались:

– Да следовать таким рекомендациям – весь полк отсюда убирать надо. Вот если бы кто умер, тогда другое дело, – чёрным юмором закончили они разговор, после которого мой патриотический дух впервые дал трещину. За что и кому служу? Народу? Да плевать ему на какого – то занюханного лейтенанта со всеми его мелочными проблемами! Выходит, и мне на него плевать?

С этого момента я стал усиленно думать, как выбраться из знойного ада, не потеряв офицерского достоинства.

Наверное, я из породы везунчиков, размышлял я, внимательно перечитывая очередное письмо от Серёжи Каширина. Он писал, что в редакции появилась вакансия на должность корреспондента – организатора, и если я не против, он попытается перетащить меня в свой коллектив. Конечно, оклад в армейской газете – ниже среднего, но если учесть гонорары, то жить можно. Мне следует поторопиться со своим решением, иначе поезд уйдёт.

Я крепко задумался. С одной стороны, – душой и телом прикипел к авиации, любил её, как мать родную, и без полётов чувствовал бы себя обездоленным. С другой, – мне предоставлялся беспроигрышный и, может быть, единственный шанс зажить по – человечески, с семьёй, в размеренном ритме, в цивилизованной обстановке и прекрасном городе.

Советоваться с женой не было времени, но я знал, что возражать она не станет. От такой жизни согласишься сбежать хоть к чёрту на кулички.

Будь, что будет, решил я, написал Каширину, что с радостью принимаю его помощь, в тот же день отнёс письмо на почту и затаился в ожидании.

Ни на работе, ни в приватных разговорах о возможных изменениях в своей судьбе я не заикался, боясь спугнуть почти что пойманную за хвост неуловимую жар – птицу.

За освоение программы переучивания днём мне присвоили звание военного лётчика третьего класса. Ларионов был доволен, что нашёл во мне добросовестного ученика, и как – то вскользь обмолвился, что лучшей кандидатуры, чем моя, на должность командира экипажа не найти. Что ж, из многих зол выбирают меньшее, самокритично оценил я его признание. Спасибо, командир, с этого момента я буду уважать себя больше.

За год с небольшим я познакомился со всеми прелестями южных союзных республик. Разницы в ландшафтах почти не было, разве что на востоке, в Киргизии. Там, где имелась вода, буйно зеленели оазисы, виноградники, белыми покрывалами простирались хлопковые поля и алыми морями цвели маки. Гранаты и айва, груши и яблоки, ореховые и тутовые деревья, безбрежные плантации сахарных арбузов и огромных веретенообразных пахучих дынь – торпед, – и над всем этим сказочным изобилием дьявольское, беспощадное солнце. Его было так много, что, казалось, и метровые стены домов не были ему существенной преградой. Как закоренелый, фанатичный садист, оно ежесекундно, каплю за каплей, молекулу за молекулой с наслаждением высасывает влагу из всего живого, и никогда не насыщается.

В октябре солнце снижает свою агрессивность, зато ночью наступают заморозки. Именно в это время в полк пожаловали люди из Москвы для проведения эксперимента на выживание. Добровольцев не старше тридцати лет проинструктировали, что их снабдят фляжкой воды, выдадут пистолет, радиостанцию, компас и десантируют с вертолёта. Когда и где – это не важно. Задача заключалась в том, чтобы в течение трёх суток постараться выйти на людей. Любых живых, в том числе и на пастухов. За выполнение задания – особая премия, а за каждый день работы – сто рублей. Деньги приличные, если учесть, что за месяц я получал двести целковых. Тем более, что за отпуск, экзамены и перелёты семьи я заметно поиздержался и сидел на мели. Почему бы и не попробовать при хорошем здоровье и здоровой тяге к приключениям?

И я ввязался в игру, твёрдо убеждённый, что к финишу приду первым.

За свою жизнь мы, подопытные, не боялись. Пеленгаторы чётко отследят, где мы находимся, и в случае экстремальной ситуации помощь придёт незамедлительно, стоит только нажать на радиостанции кнопку тревоги. Главное, чтобы она не отказала.

К старту меня доставили на вертушке. Весь часовой маршрут проходил на предельно малой высоте, и сориентироваться, в какую сторону мы летим, не представлялось возможным. Негодяи, они продумали и это. Зато восход солнца, моего основного врага на ближайшее время, подсказал, что вертолёт продвигался на юго-восток, в сторону от главной железнодорожной артерии Ташкент – Ашхабад.

Перед тем, как покинуть машину, врач прощупал мой пульс, измерил кровяное давление, довольный, хлопнул ладонью по плечу, протянул кружку с водой и благословил на подвиг.

Через десять минут я остался один, наедине с полупустыней. Нужно было обживаться на новом месте и решать, куда направлять свои ноги. На юге делать не чего. Насколько я помнил, там, до самого Афганистана простиралась безлюдная пустошь. Запад тоже не годился. До Кагана мне не дойти, и шансов встретить какого – либо аборигена на своём пути практически не было. Восток тоже не обещал ничего хорошего. Не думаю, чтобы меня высадили в пригороде Душанбе.

Прикинув, я определил по компасу направление на север, засёк время и зашагал навстречу будущему.

К восьми утра я отмахал километров двадцать, при каждой остановке внимательно изучал местность, но на присутствие человека не было и намёка. Зато солнце, как дамоклов меч, висело над головой, готовое обрушить на мою потную шею разящее жало. Хотелось пить, и я понял, что дальше идти по такому пеклу опасно. Да и темп, который я себе предложил, не годился. При такой прыти далеко не уйдёшь. Нужно делать привал, искать хоть какую – то тень. Но где её найти, если до самого горизонта просматривается только чахлая, перегоревшая за лето, трава, да голые, как скелеты животных, сучки саксаула. Однако мне жутко повезло. Набрасывая на сучки куртку, наподобие шатра, я заметил вдали какой – то холмик, и когда подошёл поближе, обнаружил давно покинутый, полуразрушенный временем и полузасыпанный песчаными бурями колодец. Когда – то здесь проходили караваны с товарами, но не это обрадовало меня, а возможность укрыться от серьёзного противника.

Весь день провёл я у колодца, скрываясь в жидкой тени и борясь с искушением спуститься вниз. Там не только прохладней, но могла быть и вода. Однако у меня хватило ума, чтобы не похоронить себя заживо.

После полудня я позволил себе сделать хороший глоток из фляжки. Почти горячая, вода никак не освежила меня, и я пожалел, что не заполнил её кофе или крепким чаем. Была суббота, и ребята точно потягивают сейчас под навесом шашлычной кисленькое каганское пиво. Как я сейчас им завидовал! Что ж, что не свежее, зато мокрое.

К вечеру жара стала спадать, и я, глотнув водички на дорожку, двинулся в путь, ориентируясь на Полярную звезду. Шёл медленно, сознательно шумел, разговаривал и пел, нарушая фантастическую тишину и распугивая ночных обитателей пустыни. Больше всего боялся потревожить какую-нибудь неосторожную гадюку. На ногах у меня были яловые сапоги на толстой подошве, но кто знает, какой длины у неё зубы. Скорпионы – тоже не радость. Говорят, что в этих местах встречается Чёрная вдова, редкая стерва, которая после первой брачной ночи равнодушно отправляет мужа на тот свет. Отвратительное насекомое с садистскими замашками. Вот, наверное, у кого не бывает любовников!

Еды нам не выдали. В пустыне она не так важна. Крокодилы, говорят, по два года могут обходиться без пищи. Зато воды у них – по самые ноздри. А у меня отсутствовало и то, и другое. Отполированный сухарик Гвозденко здесь бы не помешал, хотя во рту будто прошлись рашпилем.

Я шагал и шагал, как запрограммированный робот, иногда сверяя направление по компасу и зорко вглядываясь в темноту. Был бы костерочек на краю земли, я бы и его заметил. Но ничего похожего не попадалось. Незнакомые звуки пугающе доносились со всех сторон. То раздавалось вкрадчивое шипение, похожее на воздушную струю из проколотой камеры, то слышался цокот лошадиных копыт, то доносился издали протяжный хохот всегда голодных шакалов. Изредка вспыхивали и растворялись в ночи блуждающие зелёные огоньки, словно фонари поисковой группы. Переполненная жизнью, пустыня превратилась в гигантское поле битвы за жизнь, и в этой смертельной схватке выживали сильнейшие. Каждый чувствовал себя охотником и потенциальной жертвой одновременно. Нападение – лучший способ защиты, но когда ты с жадностью пожираешь свою добычу и инстинкт самосохранения у тебя подавлен, наступает самое благоприятное время с тобой расправиться. Точь – в – точь, как у людей.

Накануне эксперимента по поведению экипажей в экстремальных условиях профессионалы рассказали нам, как вести себя в тех или иных ситуациях. Однако практика превзошла теорию. Особенно страшила встреча с неизвестностью. Нервы мои были напряжены до предела, как натянутые струны. Чуть задень, – и они лопнут к чёртовой матери. Я начал бояться, было какое – то назойливое ощущение, что рядом со мной кто – то есть, и этот « кто – то» – враг.

Не в силах больше сопротивляться растущему страху, я остановился, вытащил одну из трёх сигнальных ракет и запустил её в густую и вязкую, как кисель, ночную тьму. Вспыхнув красным пламенем, цветом тревоги, она озарила окружающий мир на несколько секунд, и всё замерло, шокированное никогда невиданным зрелищем. Ни звука, ни движения, никаких признаков жизни. И вокруг только голая, песчаная земля, похожая на гигантский, никому не нужный, пляж.