Ковка стали. Книга 1

Зевать некогда. Вода крутит, сак тянет в реку. Развернулся спиной к реке, положил на плечо шест, уцепился в него руками и давай вытягивать из воды. Потихоньку пошло.

– Слава богу, хоть вытащу. Дыры заделаются.

Чувствую, перекладина на берегу. Оборачиваюсь. Из сака торчит огромная голова толстого длинного чудовища. Голова открывает страшную красную пасть, наверняка готовится меня проглотить. Что делать? Кто это? Генка ушёл далеко за поворот. Покричал его. Где там? От греха подальше, тем же методом, за шест, с трудом уволок сак с содержимым в лес и бросил.

Зверь вылез из сака и начал прыгать, словно дракон разевать пасть. Надо с ним кончать, пока он меня не кончит.

Снял школьный ремень с железной пряжкой и стал бить его по голове. Ему это как слону дробина, пряжка – пропеллером. Пару раз меня хвостом саданул по голове. Постепенно стал затихать.

Не заметил, как подошёл Генка.

– Это ты поймал?

– Ну кто ещё? Что это за зверь? Я так испугался. Это не дракон?

– Какой дракон, Гена, это таймень. Большой таймень, очень большой.

– А… а… а…

– Такой огромной рыбины я в жизни не видел. Давай так: саки и мою рыбу унесём в лодку, потом заберём вдвоём твою рыбину.

Унесли, вернулись назад. Генка по-деловому смерил рыбу шагами:

– Четыре… Чё, я за голову, ты за хвост.

Рыба была скользкая, соскальзывала с плеч, из рук. – Давай голову на спину положу, возьму за жабры, а ты под брюхо вставай и тоже бери на плечо. Только в ногу иди.

– Ага, понял.

Мы подняли рыбу.

Тяжёлая. С грехом пополам добрались до лодки. Переплыли реку. Таким же образом взвалили на себя рыбину. Хвост бил по ногам, не давал попасть в ногу с Генкой. Саки побросали – потом заберём. Двинулись по деревне. Местные такого не видали, качали головами: «Повезло пацанам».

Не помню, кому сколько рыбы родители отдали: соседям, знакомым… Помню точно: икры насолили три трёхлитровые банки. Ни до меня, ни после никто больше такого большого тайменя в Кабырзе не ловил.

Жулик

Жили мы по приезде в Кабырзу и год, и два без собаки. Кот – это да, важный персонаж. Хотя мышей он и не ловил (это он считал ниже своего достоинства), но присутствовать – присутствовал.

Как-то осенью, снега ещё не было, вышел я из дому на улицу, у дверей сидел пёс. Страшный из себя. Ноги длинные, худой, шерсть серая, клочками. Ухо одно стоит, другое болтается, хвост в репье. Смотрит просительно в глаза: дай, мол, пожрать, вишь живот подвело?

Вернулся в дом, взял что попало под руку. Дал ему. Он не торопясь поел, заулыбался, завилял хвостом в знак признательности. Не уходил.

– Всё, нету больше. Поел – хватит, иди откуда пришёл.

Пёс и не думал уходить.

– Понравилось? – Мне некогда было заниматься с ним, пошёл по своим делам.

Пёс не отставал.

– Да иди ты от меня, чучело. Ещё подумают, что мой, позор один.

Пришлось топнуть ногой на него и даже замахнуться. Он и ухом не пошевелил. Весь день по деревне ходил за мной. Вечером ему вынес ещё кое-чего поесть. Когда он доел – объяснил ему, что он мне такой некрасивый не нужен, пусть идёт к своим хозяевам.

Утром наружная дверь крыльца не отворялась, будто подпёрта снаружи. Посмотрел в щёлку, так и есть: её пёс, мой новый знакомый, подпирал, свернувшись калачиком. Толкнул сильнее. Пёс вскочил, дверь распахнулась, он сел и, как вчера, подавал своим видом, что голоден.

– Я же сказал тебе уходить? Сказал. Почему не ушёл? Жить у нас собрался? Посиди, родителям скажу.

Отец кивнул:

– Пусть живёт, если хочет.

Мама выразилась более обширно:

– Нужен он нам? С Чумбокой драться будут. Кстати, где он? – Посмотрела по сторонам. – Вот ты где. Гена, возьми Чумбоку и вынеси к собаке – посмотрим, чем закончится их встреча. Если подружатся и пёс останется – пусть живёт. А то – сам уйдёт откуда пришёл.

Взял я кота на руки, вышел во двор. Пёс смело подошёл, начал обнюхивать кота. Тот залез повыше, на плечо. Не удирал и не шипел, как он это делал при подобных встречах. Посмотрел я на них обоих. Что держать здоровенного кота? Пусть сами разбираются. Скинул его на землю. Кот сел столбиком, пёс лёг на живот, стал подползать к коту. При приближении кот поднял лапу с выпущенными когтями. Пёс сдал назад. Смотрели с минуту друг на друга. Кот, с взъерошенной на загривке шерстью, оглядываясь, пошёл домой.

Пёс подошёл ко мне, сел, задрал голову, посмотрел мне в лицо. Его морда словно говорила: «Видишь, ты меня прогоняешь, а кот не против. Как мы с ним подружились, видел?»

– Ладно, оставайся. Зима скоро, будем тебе собачью будку колотить.

Назвали его Копельдрык. Почему, за что? Отец сказал – кличка к нему и пристала. Так он у нас прижился. Прожил зиму, поправился, а весной исчез. Пропал и всё. Говорили – мужики из расконвойки его съели. И даже кой-кто шкуру его видел, выброшенную за деревней.

К собаке мы уже привыкли. Месяц-два прошло, стали задумываться о другой. Как раз в это время отец решил себе галифе пошить. После войны это было модно. Достал отрез материи:

– Маша, сшей.

– Не умею я, Женя. Платье – пожалуйста, кофточку, юбку, халат… Галифе – не могу. Иди к Фросе. Она всем офицерам одежду шьёт.

Отец пошёл к Фросе. Приходит домой и говорит:

– Штаны сошьёт. А ещё у неё собачка маленькая, взрослая, и щенок от неё. В следующий раз пойду на примерку, могу договориться. Отдаст, зачем ей две собаки?

Никто против не был. Все – за.

Штаны готовы. Отец прямо в них идёт от Фроси. В руках маленький щенок.

– Берите, дети, воспитывайте. Отдала Фрося. Говорит: «Не обижайте, он очень умный, хотя и мал». И ещё назвала его Жуликом, потому что отовсюду всё тащит в дом. Каждый день отдавала ворованное соседям.

Большим он не вырос. Бегал по двору, спотыкался кривыми ногами и запутывался в траве, перекувыркивался через голову… Стал настоящим любимцем и семьи, и деревенских.

Рыжий, ушки торчком, хвост калачиком. Носился словно молния. Любил порядок. Любимое его занятие – гонять кур с грядок. Ходит курица в огороде – ходи, пожалуйста. Но стоит ей оказаться на грядке – Жулик тут же наводит порядок. У меня сразу проблем поубавилось, так как смотреть за грядками входило в мои обязанности, а тут тебе такой помощник.

Не любил он мамины красные туфли. Как только наденет она их, Жулик наскакивает на туфли, лает и грызёт их. Почему, никто понять не мог, и мама отложила их на лучшие времена.

– Может, со временем пройдёт?