Хрустальный замок. Роман. Рассказы

Я больше ничего не говорили, грубым движением рванул застёжку у бюстгальтера, порвал его.

– Там ещё один, – еле слышно сказала она.

Рука моя теперь лежала на её груди, на тонком шёлковом лифчике.

Я положил голову ей на грудь, потом поцеловал.

Она вдруг вскочила со смехом.

– Нет, – сказала она, – это уже слишком.

Я тоже вскочил и побежал её догонять. Нога у Матильды поскользнулась, и, тяжело дыша, она упала навзничь. Я уже не владел собой. Я дёрнул её за шорты, одна из пуговиц сломалась, другие расстегнулись сами.

– Нет, нет, – взмолилась она, не двигаясь с места.

А потом губы мои целовали её тело, а она, обхватив рукою мою голову, тяжело дышала…

– Целуй, ещё целуй…

Её горячее обнажённое тело совсем парализовало меня. Я видел, что глаза Матильды всё ещё закрыты. Она приоткрыла их и прошептала:

– Целуй же…

Теперь эта обнажённая девушка казалась мне чужой и незнакомой, и я не понимал, что я тут делаю, почему я тут очутился, зачем…

– Злой, – сказала она вдруг, – ты сделал мне больно. Я расскажу про всё Сона.

Я мгновенно отрезвел. Тут же встал и отошёл от неё на несколько шагов.

Какая-то пустота завладела мной, и сожаление, мучительное сожаление не отпускало меня. И всё это не имело никакого отношения к той, которая «одевалась» сейчас и просила меня тихим голосом застегнуть ей пуговицы на лифе.

Ясно одно: мне было нанесено страшное оскорбление… мною же…

– Когда ты придёшь? – спросила она деловым тоном.

– Посмотрю, – ответил я, – тебя ведь нетрудно разыскать.

– Что, – сказала она, – маленькая школьница была лучше?

Возвращаясь на пароходе. Я смотрел кругом, и всё виделось мне чужим. Даже заход солнца показался лишённым своего величия, и солнечные лучи, отразившись на далёких куполах мечетей, напомнили мне, что я нахожусь в Турции. Какая была между всем этим связь?

Спустя много лет, читая «Детство» Горького, я натолкнулся на строки, вызвавшие у меня слёзы, строки, которые определили мои чувства, обрекли их в мысль. В них говорилось об истинной, человеческой и прекрасной любви.

«Маленькая школьница», как я тебя любил!

Спичечный коробок

Это был студент университета, с которым свёл меня случай. Жизнь моя вообще многим обязана случайностям…

Через год он кончал университет. Математический факультет, и был лучшим студентом на курсе.

– Я слежу за тем, что ты пишешь, – сказал он как-то, – ты мог бы стать настоящим писателем. Если бы отнёсся к этому серьёзно и продумал свою жизнь, свои идеалы.

– Мои идеалы, – ответил я высокопарно, – человек, природа, море…

– Прекрасно, – сказал он, – тогда что же ты думаешь о счастье человеческом?

– Надо, чтобы все были счастливы.

– Вот и хорошо. Ну а сам ты счастлив?

– То есть?..

– Я хочу сказать, как ты живёшь, как ты мыслишь своё будущее, прежде всего?

– Я стану юристом и писателем.

– Не возражаю, а где ты возьмёшь средства для этого?

– Я не думал об этом.

– И что же?

– Я постараюсь стать писателем, если не смогу продолжать учёбу.

– И ты думаешь, литература тебя прокормит?

– Пойду в учителя.

Он смеялся.

– Сдаётся мне, – сказал он, – не знаешь ты жизни. Учительство позволит тебе кое-как влачить существование, да и то если ты будешь покорным и тихим учителем. О желудке своём необходимо позаботиться хотя бы ради литературы.

Да, желудок становился проблемой.

– Возьми себя, – продолжал он, – думаешь, ты сможешь быть счастливым, если на руках у тебя будет голодающая семья? Хотел бы я знать, чем ты будешь кормить её – небесами или, быть может, луной?..

Странные были вопросы, посыпавшиеся на меня.

– Если, – сказал он, – ты действительно хочешь посвятить себя литературе, надо тебе поразмыслить о счастье, о своём счастье и о счастье всех людей.

– Но что мне для этого надо делать?

– Ты, дорогой мой, должен многое прочитать, прежде чем самому писать, – это, во-первых. И ты обязан понять жизнь. Вовсе не лёгкое дело быть писателем.

Никто до этого так не разговаривал со мной. Вначале я было невзлюбил его.

– Вот, – сказал он, – почитай, потом поговорим.