Мясники. Крайне жестокие и малоизвестные преступники из прошлого века

Затем мисс Долан позвала меня в дом. Она спросила меня, где женщины и дети. Я сказал ей, что они все в хлеву. Я сказал, что мистер Диринг хотел видеть ее там. Она прошла прямо в хлев. Я взял молоток левой рукой и ударил ее по голове, она упала прямо на лицо. Я развернул ее, еще раз ударил по голове, потом взял маленький топорик и перерубил ей горло.

Затем я подошел к мистеру Дирингу, забрал у него часы и бумажник и положил их в свой карман. После этого я снял с мистера Диринга сапоги и положил его на то место, где его нашли, а мисс Долан положил туда же и прикрыл их сеном».

Закончив резню, Пробст вернулся в дом, обшарил его, затем вымылся, побрился и сменил окровавленную одежду на комплект одежды Диринга. Проголодавшись, он поел хлеб с маслом и отдыхал до заката, после чего покинул дом и отправился в город.

«Теперь, когда я рассказал правду об этом деле, я чувствую себя гораздо лучше, – с улыбкой сказал Пробст по окончании своего ужасающего рассказа. – Я чувствую облегчение».

В среду, 9 мая, – через два дня после того, как Пробст все рассказал шефу Франклину, – его навестил в камере другой представитель закона, шериф Хауэлл, который обнаружил заключенного сидящим на тюфяке, прислонившись спиной к стене, с немецким молитвенником под боком.

«Как вы себя чувствуете сегодня, Пробст?» – спросил шериф.

«О, я чувствую себя довольно хорошо», – ответил Пробст, не глядя на Хауэлла.

Сказав «несколько добрых слов в адрес заключенного», Хауэлл достал из кармана документ и объявил, что у него есть «важное послание от губернатора штата», которое он должен передать по «тяжкому долгу». Затем он зачитал распоряжение о приведении смертного приговора Пробста в исполнение; казнь была назначена на пятницу, 8 июня, «между десятью часами утра и тремя часами дня».

Пробст, который, казалось, «полностью смирился» со своей участью, произнес лишь одно слово во время визита Хауэлла, спокойно ответив «да» на вопрос, понял ли он свой приговор. Напутствовав заключенного «использовать отведенный ему короткий промежуток времени с максимальной пользой для его духовного благополучия», шериф удалился.

На следующий день газеты написали об этой новости, выдвинув предположения по поводу деталей предстоящей казни. «Вполне вероятно, что Пробста опустят не меньше чем на пять футов, – писал один из журналистов. – Его тело уродливой формы, верхняя его часть непропорциональна нижней. Шея у него толстая и сильная, и, чтобы разъединить позвонки, потребуется довольно сильный рывок»[146 - “Probst: Reading of the Death Warrant”; Anon., The Life, Confession, Crimes, 100–101.].

19

В беседе с репортером в четверг, 7 июня, за день до казни, преподобный Грундтнер тепло отозвался об осужденном убийце. «Он действительно раскаялся, – сказал священник. – Он уповает на милость Иисуса Христа, своего Спасителя. Он сказал мне сегодня: „Я охотно приму ту небольшую жертву, которую смогу принести, – имея в виду свою жизнь, – в качестве искупления за мое ужасное преступление“».

«Конечно, – продолжил Грундтнер. – Я официально заверил его в этом, в бесконечном милосердии Божьем. Он целыми днями читает религиозные книги. Он великолепно читает по-немецки. Он получил первоклассное образование. Дома он никогда не делал ничего плохого, и это подтверждают его друзья, знавшие его с детства». По мнению Грундтнера, убийство Дирингов было не иначе как помрачением сознания. «Он, – уверял священник своего собеседника, – добродушен от природы»[147 - “Execution of Anton Probst.”]