В родных Калачиках. Воспоминания о советском детстве

Не забывала Клавдия Ивановна и своих предыдущих учеников, получала от них письма, открытки. Рассказывала нам о том, кем они стали в жизни. Так же она позже помнила и всех нас, пропустив каждого через своё сердце. Учась в школе, наш 5 «А – 10 «А» класс получал от неё поздравительные открытки (обычно на 7 Ноября и Новый год). Мы частенько приходили к ней в гости после школы, сообщая о своей жизни. Пришли мы всем классом и 1 сентября 1972 года, когда пошли в свой последний – десятый класс.

Сфотографировались с Клавдией Ивановной у дома на улице Гагарина, ставшего для всех нас родным. Она угостила нас крупными ранетками, растущими на деревьях во дворе её дома. Улыбаясь, Клавдия Ивановна смотрела на своих повзрослевших воспитанников, и, конечно, вспоминала нас, какими мы пришли к ней в первый класс: ведь возраст первоклашек для неё был самый любимый.

Я переписывалась со своей первой учительницей до конца её жизни, и часто слышала от неё дорогие слова: «Галя, ты для меня – дочь». И почувствовала себя осиротевшей, когда в 1995 году получила, живя на Алтае, письмо от её снохи Любы, что Клавдии Ивановны больше нет в этой жизни… Она всегда помнила всех своих учеников, переживала их радости и горести по-матерински.

Рождение школьной дружбы

Мне хочется ещё сказать, что в начальной школе я обрела немало друзей. Сначала, в первом классе, дружила с Дикой Людой, озорной и весёлой девочкой. Но вскоре их семья уехала из Калачинска. Мы подружились со Сницаренко Лидой. Дом её родителей (тоже на улице Гагарина, но дальше – за баней, в сторону больницы) долгое время был для меня и девочек-одноклассниц своим. Мы там вместе делали уроки, играли, в старших классах – печатали фотографии. Тётя Вера и дядя Федя Сницаренко – родители Лиды, работали на межрайбазе, поэтому у них в доме, в отличие от многих из нас, была более солидная обстановка: висели хорошие персидские ковры (и даже стояли в рулонах – на приданое дочерям!). Ведь на базе можно было всё достать, чего не было в магазинах, и купить по более низкой цене. Дядя Федя работал шофёром и осенью привозил арбузы, которые лежали ещё долго под кроватью и «ждали» всегда нашего прихода. Мы с такой радостью каждый раз разрезали спелые арбузы и уплетали их за обе щеки! (Невиданное для тех времён счастье!). Однажды тётя Вера купила нам с Лидой одинаковые модные болоньевые куртки, которыми мы очень гордились и с радостью ходили в них в кино и школу.

Иногда мы коллективно, со своими мамами, ходили в общую баню, которая находилась на улице Гагарина. В пятницу и субботу там были большие очереди, и кто-нибудь из нас занимал очередь на всех. Остальные коротали время в доме Сницаренко. А после бани все с удовольствием пили газводу с сиропом – по 3 копейки, в банном буфете. Но ещё вкуснее была вода с «двойным» сиропом – по 7 копеек, обычно мы её и пили.

В 3-ем классе в наш класс пришла новенькая девочка – Фирс Ира. Её родители переехали на площадку Профессиональную, в дом 12, квартиру №2, который находился за клубом мехзавода. Этот дом был на четыре квартиры. В дошкольном возрасте Ира с родителями жила в Тургеневке, потом они переехали в Калачинск, и она училась в восьмилетней школе, у горсада. Когда она стала нашей одноклассницей, то нам с ней было по пути ходить в школу, и мы подружились. Эта семья стала мне поистине родной. И вот уже почти 40 лет её родители, тётя Тома (Тамара Захаровна Фирс) и дядя Лёня (Алексей Ефимович Фирс), зовут меня «наша дочка». И я, приезжая в Калачинск, останавливаюсь у них, как у самых близких «родственников» (теперь в доме №5 по переулку Вокзальному, в квартире 26). Их доброта, порядочность, честность, бескорыстие знакомы многим людям, которых они согревают своей душевной теплотой. А Иринка стала мне настоящей сестрой, с которой всегда можно по телефону, в письмах или при встрече (теперь нас разделяют приличные расстояния) поделиться самым сокровенным, и никогда она не выдаст тайны, не предаст, поможет словом и делом в трудные минуты.

В начальной школе началась наша дружба с Людой Орлянской, Наташей Кустовой, Любой Богомазовой и нашими мальчишками – Семёнушкиным Сашей, Зайцевым Витей, Додухом Сашей, Кузнецовым Сашей, Волошиным Сергеем. Все мы жили в районе Заводской улицы, недалеко от стадиона. Частенько ходили туда играть или – в гости друг к другу. Часто общались со Светой Скрипка, Ирой Даниленко, Томой Ефремовой.

Мы, девчонки, очень хорошо относились к Федосееву Вове – рыженькому, веснушчатому улыбчивому мальчику со спокойным характером и считали его своим другом. С ним мы никогда не конфликтовали.

Недалеко от школы, в переулке, жил Гаврилов Сергей. Он отличался от всех своей степенностью и неторопливым чувством юмора (когда он выходил к доске, то мы с нетерпением ждали, когда же он напишет следующее слово?). Когда я стала взрослой, то Клавдия Ивановна всегда смеялась, говоря мне: «Галя, я всегда смотрела на вас с Гавриловым и почему-то думала, что вы, став взрослыми, поженитесь!» А вот у нас с ним почему-то таких мыслей никогда не было!

Ещё, Клавдия Ивановна повторяла при встрече: «Галя, я никак не могу привыкнуть к тому, что ты стала такой спокойной, ведь в школе ты не могла спокойно сидеть, без конца крутилась за партой! Но глаза у тебя такие были умненькие, любознательные! До сих пор у меня иногда стоят перед глазами, когда вспоминаю тебя. Вы ведь для меня на всю жизнь остались детьми, я в каждом из вас вижу тех – прежних девочек и мальчиков».

Глава 2. Пионерский возраст

Пятый «А»: вот и стали мы на год взрослей…

Перейдя в двухэтажное здание старшей школы, мы ещё три года оставались пионерами. Классной руководительницей у нас стала Надежда Васильевна Печкурова, учитель русского языка и литературы.

Мы вступали в трудный школьный возраст – переходный. И потому ей с нами приходилось очень непросто. Сначала мы не могли смириться с тем, что больше нет рядом с нами нашей любимой Клавдии Ивановны. Все действия новых учителей мы сравнивали с тем, как поступала она. И, конечно же, она была для нас всегда идеалом Учителя. Ведь она была – Первой.

Несмотря на то, что Надежда Васильевна очень быстро привыкла к нам, полюбила и близко принимала к сердцу наши успехи и неудачи, успеваемость стала немного падать: психологически не все дети могли перейти от одного учителя – ко многим. Каждый из учителей стал предъявлять требования к своему предмету, да и предметов стало намного больше.

Надежда Васильевна была очень талантливым организатором. Когда-то она была неутомимой пионервожатой, поэтому наш класс все эти годы был первым в своих отрядных успехах в пионерской дружине школы. Да и старшей вожатой была выпускница Надежды Васильевны – Люда Ямбор – симпатичная, зажигательная и очень активная. Наша учительница очень гордилась ею и ставила нам её в пример.

Нам казалось, что мы всё делаем сами: готовим концерты, подписываем открытки к праздникам шефам (мехзаводу) и родителям, готовим пионерские сборы… Инициатива била через край. Надежда Васильевна умела, незаметно для нас, её разжечь и направить в нужное русло.

Уже в сентябре, в пятом классе, мы устроили Надежде Васильевне большую неприятность, как нашему классному руководителю. Шёл урок труда. Мы занимались на природе, в школьном саду. Сначала мы изучили школьную теплицу, а затем – сам сад, его деревья. А когда учительница – Лидия Григорьевна Андреева (она была биологом) ушла в школу, мы уселись отдохнуть на забор. Стали внимательно рассматривать частный огород, находившийся по ту сторону. И вдруг мальчишкам пришла идея: нарвать морковки! Она так аппетитно торчала из грядки! К тому же, закончился последний урок, и нам уже хотелось кушать. Несколько человек спрыгнули с забора (среди них и две девочки!), вернувшись с «богатым урожаем» для всего класса. Съев по морковке, мы возвращались в школу в хорошем расположении духа. И вдруг весь наш класс вызывают «на ковёр» к директору! Пришла бабушка-хозяйка и «доложила обстановку» начальству о совершённом нами «преступлении». Михаил Антонович строго, с негодованием, смотрел на нас: кто это сделал? Здесь уже была и Надежда Васильевна. Все стойко молчали, как партизаны (ведь ели морковку все!). Решено было держать весь наш класс в стенах школы до тех пор, пока не сознаются виновники. И они «сдались» сами. По традиции, их портфели остались в школе, и они приходили за ними со своими родителями… Наутро пострадавшей бабуле мы должны были вручить ведро морковки, собранное на наших огородах! А «героям дня» поставили «пары» по поведению. Но весь класс старался их морально поддержать, так как, в общем-то, все принимали в этом участие, если не прямое, то косвенное.

С этого случая «двойки» по поведению в нашем классе стали «традицией». От этого частенько страдали наши дневники, которые мы либо уничтожали совсем, не оставляя следов, либо – ликвидировали страницу с «двойкой». А то и просто временно прятали подальше от глаз родителей. Я в это время жила у дедушки и частенько прятала дневник в больших кипах его газет…

Да, ещё хочу сказать, что учителя меня часто хвалили за учёбу или какие-то мои умения, поступки. Одна учительница начальных классов так вообще называла «маленьким Лениным», и это меня конфузило перед моими друзьями-одноклассниками. Поэтому я всегда старалась от них не отставать во всевозможных проделках. И даже гордилась, когда мне вместе с другими ставили «двойку» по поведению. Мне не хотелось быть белой вороной среди ровесников. Всегда давала всем списывать домашние задания, выручая тех, кто не успел их сделать. Для меня это большого труда не составляло: я редко делала уроки дома, чаще – в школе, заранее, между делом, на переменках или на других уроках, когда мне было скучно.

На уроках мы стали озорничать, писать друг другу записки, играя «в почту». Например, в моём альбоме хранится открытка «Слава Великому Октябрю» с текстом внутри: «Дорогой Галчонок! Поздравляю тебя с „4“ по геометрии. 10.12.1968г. Лида (Сницаренко)».

Несмотря на все изменения, которые произошли со мной в пятом классе, я продолжала учиться почти на одни «пятёрки» и чувствовать любовь к моей персоне со стороны большинства учителей. Порой, мне прощалось и озорство.

Помню, как учителя не раз сердито говорили, когда я крутилась за партой:

– Вервейко, встань и повтори, что я сказал (а)!

Я вставала и повторяла только что сказанную фразу. Весь класс начинал смеяться, а вместе с учениками и сами учителя!

В это время началась и моя «педагогическая деятельность»: я была с кем-то из наших девчонок вожатой в октябрятском 1 «А» классе – у нашей первой учительницы – Клавдии Ивановны Карбиной. И своих октябряток я неимоверно любила: они даже снились мне во сне! Многому мы учились у Клавдии Ивановны: как уметь сохранять дисциплину, работая с детьми, как с ними разговаривать и каждого понимать. Хочу ещё добавить, что когда мы учились в начальной школе, то шефствовали над детьми детского сада, в котором раньше были сами. Так что, практически с первых своих школьных дней я была «воспитательницей». И это мне очень нравилось! Я мечтала, став взрослой, работать педагогом.

Но все шалости на уроках не прошли даром. И в моей пионерской жизни произошёл один, трагический для меня, случай. Однажды на собрании пионерского отряда 5 «А» класса меня переизбрали с должности председателя за моё поведение в школе. Не знаю, почему я становилась неуправляемой? Может, сказывались семейные неурядицы (болезнь мамы и отсутствие родителей)? И после собрания у меня было сильное потрясение от случившегося: мне даже не хотелось жить. В этот момент мне казалось, что я никому не нужна на всём белом свете… Больше всего меня поразило то, что некоторые мои друзья «бичевали» моё поведение, которое до этого поддерживали сами. Ведь нас учили в школе, что так должны поступать настоящие пионеры – быть принципиальными и бороться с недостатками своих товарищей. Единственной, кто поддержал меня в этот момент, была Фирс Ира. Мы шли с ней вдвоём из школы к ней домой, и она успокаивала меня, что всё не так страшно, как мне кажется. И в этот момент я поняла, что она является для меня самым надёжным другом в жизни. Её родители тоже успокоили меня, когда мы им честно рассказали о случившемся, сказав, что «всё перемелется – мука будет».

Дома я ничего не стала рассказывать о произошедшем в школе, чтобы не расстраивать дедушку с бабушкой, ведь это было бы большим позором для них! И вскоре, действительно, меня «восстановили в должности», так как я всё-таки пользовалась авторитетом среди одноклассников, которые привыкли видеть во мне лидера не только назначенного извне, но и неформального. Видимо, это была просто педагогическая мера воздействия.

Вскоре все школьные друзья снова стали хорошо относиться ко мне. И я ни на кого обиды не держала: снова стала общительной с ними. Понимала, что так им «нужно было поступить по-пионерски», критикуя моё поведение. Вот только больше не смогла рассказывать свои личные тайны моей лучшей подружке, которая меня буквально сразила тем, что рассказала о том, что я ей говорила по секрету – «честно» всему классу и учительнице на собрании, как «настоящая пионерка» (в духе Павлика Морозова). Тогда я поняла, что могу их доверить только одному человеку в классе – Иринке, которая никогда в жизни не продаст меня, даже «за идею».

Артековское счастье

Наш класс под чутким руководством Надежды Васильевны был лучшим в дружине по пионерским делам. И мне – председателю отряда – просто несказанно повезло! (Даже, несмотря на все мои проделки!). Однажды весной я гуляла по школьному садику на перемене, который находился у здания школы. Шла одна, задумавшись. Ко мне подошёл директор – Михаил Антонович Фурманчук, улыбнулся, спросив, как у меня настроение? И, положив руку на плечо, сообщил неожиданную для меня новость:

– Галя! Хочешь, я тебя обрадую? Тебя школа наградила путёвкой в «Артек»! Ты довольна?

Я, услышав это, потеряла дар речи: никак не могла поверить! Ведь нам учителя столько рассказывали об этом лагере у Чёрного моря! И мы все мечтали там побывать! Иногда «Артек» мне снился даже во сне. И, просияв, я радостно кивнула головой. Об этом мне после уроков ещё сообщила на заседании совета дружины – вожатая Люда Ямбор. Сердце радостно билось: неужели? Не может быть! И сомневалась в душе: достойна ли я стать артековцем?

Обойдя всех врачей, которые подтвердили моё крепкое здоровье, вскоре я с омской делегацией ребят – из разных сёл и городов области, ехала в поезде на юг. Было это в прекрасное время – в начале мая 1968 года. Впервые я увидела Москву! Там была пересадка в другой поезд, и мы ночевали в каком-то интернате. Нас свозили на ВДНХ, к прекрасному золотому фонтану – «Дружба народов». В дороге мы подружились с Наташей Гущиной, Нонной Полуаршиновой из села Фирстово, Олей Лидман из Москаленок, Сашей Хряковым из села Куликово, Ниной Мелиховой из Великорусска, Наташей Сыровежкиной из Черлакского района. И в «Артеке» нам уже было жаль расставаться, когда нас расселяли по разным отрядам.

Местом нашего обитания стал лагерь «Прибрежный». Я попала в 10-ый отряд, корпус «Ромашка», которые относились к дружине «Полевой». Сорок дней, проведённые в «Артеке», стали незабываемым детским счастьем. Жизнь в «Артеке» кипела задором, энергией, пионерскими делами, экскурсиями по Южному берегу Крыма.

В комнатах нашего современного корпуса были стеклянные раздвижные стены с видом на море. Это вызывало небывалый восторг! У корпусов росли розы. Я впервые увидела в Крыму пальмы.

Все артековцы ходили в одинаковой форме, предназначенной на разные случаи жизни и погоды: рубашки, панамки, пилотки, брюки, шорты, бриджи, галстуки. Пионерская республика пестрела яркими бело-сине-зелёно-красными цветами и оттенками! Мы шли отрядом с артековскими песнями, скандируя речёвки, кричалки, а, встретив кого-нибудь на своём пути, говорили хором: «Всем, всем – доброе утро! (день, вечер)». С вожатыми разучили много песен, но самой любимой была с припевом:

Артековец – сегодня,
Артековец – сегодня,
Артековец – всегда!

Эти слова стали для нас в будущем девизом в жизни. Мы их писали друг другу на почтовых конвертах, отправляя письма во все концы СССР.

В отряде меня сразу признали ответственной за танцы (не зря ведь я занималась в Калачинске в хореографическом ансамбле «Юность»! ) Так я стала юным балетмейстером! (Это был мой первый опыт будущей профессии). Вожатые поручали мне разучивание модных современных и народных танцев с отрядом, которые показывали на массовках массовики-затейники. С девочками нашего отряда я разучила «Молдавский танец» для выступления на сцене, и мы стали призёрами на танцевальном конкурсе.

Самым ярким событием сезона был День пионерии – 19 Мая. На Большой Костровой площади «Прибрежного» был общеартековский праздник. В лагере отдыхали пионеры из разных республик страны. И была перекличка в национальных костюмах. В гости приехали юные артисты кино – «Неуловимые мстители», которые в это время снимались в продолжении фильма в Гурзуфе, городе, находящемся рядом с «Артеком».

Весь праздничный день в лагере проходили всевозможные игры, конкурсы, выпускались огромные стенгазеты. На праздничном обеде были фрукты и ягоды, печенье, конфеты и шоколадки. И весь сезон все артековцы могли просить добавку на обед любого понравившегося блюда. Казалось, что это была страна изобилия. И мы постоянно чувствовали в своей жизни воплощение лозунга «Всё лучшее – детям».

Запомнилась и экскурсия по Южному берегу Крыма – Ботаническому саду, Поляне сказок и Дворцу графа Воронцова. Всё это было похоже на сказку, которую увидела девочка из скромного сибирского городка.

Но главное – у меня появилось много друзей из разных уголков страны. И самой близкой подругой на долгие годы (до сего дня) осталась моя Роза Цой из города Темиртау – Казахстана. Теперь она живёт в Санкт-Петербурге, городе Пушкине, и мы с ней по-прежнему общаемся, радуемся письмам, звонкам, встречам.

Шестой «А»: пионерская жизнь продолжается

В школе, в шестом классе, меня избрали председателем совета дружины имени Олега Кошевого. Мне предстояло делиться артековским опытом пионерской работы со своими ровесниками.

Правда, после приезда из «Артека» начались и некоторые неприятности в моей жизни. Видимо, в этом возрасте (или от резкой смены климата) произошли какие-то гормональные изменения в моём организме: я резко поправилась. И злые мальчишеские языки окрестили меня прозвищем «Квадратная». Это меня очень расстраивало. Врачи стали отмечать нарушения в сердцебиении. Пришлось уйти из хореографического ансамбля «Юность». И чтобы я не «болталась без дела», родители решили отдать меня в музыкальную школу. Директором её был Пётр Янович Ковалевский.

МУЗЫКАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ