Жизни убыло лишь на треть.
Где же дом, где бабка святая?
Хоть бы издали посмотреть.
Под березой он, вдоль дороги,
У подножья большого холма.
И сбегали грядки пологие
По бокам в лощины, в туман.
И калитка цела, и забор с наклоном,
И щеколда – наглухо и на гвоздь.
Вам, чужие, мимо, тут по закону,
Если только нечаянный гость…
Ключ под лавочкой, как бывало,
Дверь, как в погреб и в темноту.
Много раз она тут ночевала,
А теперь пришла в пустоту.
И диван, и печка на месте,
И в углу с подзором кровать.
На стене фотографии, крестик…
Неужели же здесь ночевать?
Внучка помнила – здесь родные,
Папа-мама, их путь в Казахстан.
Дед и бабка в фате, вековые
Сосны. Речка. Детства места…
В задней комнате со шкафами,
Где углом выпирала печь,
Сохранилась лежанка с дровами.
Окна с досками поперечь.
И забили их наспех, видимо,
В этой горнице нежилой,
Не хозяйка же их обидела.
Может, просто – чтоб стало тепло.
Только холодно, как в подвале.
Пыль и сор запустения, страх,
Что-то в скомканном одеяле,
И обоев клочки на стенах.
Почему все так валом брошено?
Ведь любила бабушка прибирать.
Будто бегства и смерти крошево,
Как прошла мамаева рать.
Как ушла ты, бабка, некстати!
И давно ли на небесах?
Вон лежит пальтушка на вате,
Время замерло на часах.
Что ж, искала внучка в лощине воду.
Мыла окна, и стол, и дверь,
Несмотря на ясность погоды
Робко к печке – что уж теперь.
Было, милые, тут досады.
Было дыму полно в дому,
Только внучка шалая рада,