Грешница в шампанском

– Что, наконец?! Ну что, наконец?! – послышалось едва ощутимое всхлипывание. – Ты считаешь это нормальным: в новогоднюю ночь отираться в одиночестве в компании солидных бизнесменов и их жен? На тебя там, знаешь, как станут смотреть?!

– А мне плевать, как там на меня станут смотреть, дорогая, – настроение у Кагорова пошло по нарастающей. – К тому же… Кто тебе сказал, что я там буду в одиночестве?

– А… – ее веки, выдавив две драгоценные, стоившие целого состояния, слезы, недоуменно запорхали. – То есть как?… Ты что хочешь этим сказать?! Что потащишь в общество приличных людей свою шлюху?!

Она не рассчитала своих голосовых возможностей и в финале засипела, а потом закашлялась. Тут же грациозно подхватила бокал на длинной тонкой ножке и принялась пить воду крохотными осторожными глотками. Эффектного выхода не получилось. Это ее сбило с толку и смутило донельзя.

А Кагоров с небывалым наслаждением продолжал веселиться. Что-то будет дальше?

Утопив свой неожиданный сип в негазированной минеральной воде, Лилия несколько минут собиралась с силами, потом сказала:

– Дима, я осознаю свою ошибку.

– Которую? – решил он уточнить на всякий случай. – Ты их, дорогая, знаешь, сколько наделала за эти годы? Нет? О-о-о, недели не хватит, чтобы все перечислить. Так которую ты имеешь в виду, дорогая?

– Ну… Я сама как-то тебе предложила завести девку, когда ты… Вел себя не совсем…

«Вот если она сейчас скажет – неприлично, то он точно даст ей в лоб», – загадал Кагоров со злым удовлетворением. Но Лилия назвала его поведение неадекватным. Молодец! Вовремя прочувствовала.

– Я была не права, признаю, – покаялась она, с достоинством задрав подбородок. – Я долго думала и поняла… Нам надо что-то менять в своей жизни… Может, нам и в самом деле приобрести ребенка, Дима?

– Ребенок не недвижимость, Лиля! – рявкнул он, с ненавистью глядя в ее потрясающе прекрасное лицо. – Его рожают, а не приобретают! Его рожают, любят, холят, лелеят, наказывают, за него боятся до усрачки, переживают! С ним ночей не спят, когда у него режутся зубы или он болеет! Его кормят кашей, даже если он отворачивается и плюется! И еще за ним убирают говно, представляешь!!!

– Прекрати говорить гадости, Кагоров! – она снова повысила голос, успев передернуться брезгливо от его последних слов.

– Это не гадости, дорогая! – он выскочил из-за стола, свалил стул и даже не подумал его поднять. – Это жизнь! Реальная жизнь, без твоих гребаных рамок, понимаешь!!! Она, эта жизнь… Она не ванильная, не хрустящая, не стерильная, мать твою! Она всякая!!! И кровоточащая и зловонная порой, и обжигающая и воспламеняющая! Ты такой жила хоть раз?! Хоть когда-нибудь ты чувствовала ее настоящий вкус?! Ты же… Ты же мертвая при жизни, Лилька!!! Ты заледеневшая! Черствая, как твои хлебцы, которые ты хрумкаешь с утра!!! И такая же безвкусная, как твои овсяные хлопья, которыми ты набиваешь свое неживое нутро каждый день!!! Хоть бы раз встряхнулась, хоть бы раз вышла из того круга, которым себя очертила! Ах, Димочка, не нужно так высоко задирать мне ноги, это некрасиво! Ах, не нужно меня целовать туда, это негигиенично! Ах… Да ты вся из этих ахов! Я теперь понимаю, почему твой бизнес процветает. Это ведь так в твоем стиле: лепить из нормальных девчонок полусинтетические манекены, заставлять ходить их строем, клеить им на физиономии резиновые улыбки, выбивать из них души, заставлять ненавидеть друг друга. Сука ты, Лилька!!! Отвратительная утонченная сука!!!

И он ушел, с наслаждением пнув стул, опрокинувшийся на пол. Заперся в громадной ванной комнате и валялся в горячей воде почти час. И плевать ему было на то, как его жена расценит его слова. Ведь она скоро не будет его женой, так? И вообще ничьей не будет. Он ее убьет, сделав все так, что комар носа не подточит. А что касается новогодней ночи…

Да черт с ней, пусть идет вместе с ним, если еще не передумала. Хочется ей там коротать время в полном одиночестве – ее дело.

Ему не до нее. У него вполне деловая встреча с нормальными реальными мужиками, которые в нем заинтересованы. Хозяин дома, правда, мерзавец, и есть у Кагорова к нему парочка претензий, но тот обещал познакомить его со своей бывшей женой. И даже более того, обещал посодействовать, чтобы бабенка не ломалась и была посговорчивее. Если Витек все так устроит, Кагоров согласен ненадолго прикрыть глаза на его мудачества. Потом разберутся и с ним, и с его закидонами. Но в новогоднюю ночь никаких разборок, эта ночь принадлежит ему и его планам на бывшую жену Виктора – Александру.

А ее Кагоров хотел! Да так, что она ему приснилась без ничего совсем. И они такое вытворяли, что он проснулся оттого, что застонал. И ведь даже знаком с ней не был лично. Видел пару раз. Один раз с Витьком, второй раз в пробке стояли в соседних рядах. И вот после этого…

А почему так разобрало? Да все объяснимо. Огня в этой бабе было – на три стихийных бедствия вполне хватило бы. Черноволосая, смуглая, резкая. Когда с Витькой он их увидел в первый раз, они скандалили.

Ох, это было зрелище! Кагоров думал, она Витька убьет точно. Все хотел узнать причину. Как потом оказалось, в тот день Витек ее за дверь выставил, предпочтя какую-то молоденькую шлюшку. «Дурак», – подумал тогда про него Кагоров. И на время позабыл и о ней и о нем.

А потом в пробке как-то…

Застрял минут на сорок. Психовал так, что воротник рубашки, казалось, задымится. Сначала все за телефоны хватался. А толку-то? Кто поможет? Вертолет, что ли, за ним вышлют и машину подцепят? Потом взгляд в сторону скосил, а там жгучая та красотка, бывшая Витькина жена. Сидит себе и поет, головой в такт своему пению качает и плечами так поводит зажигающе. Он начал гадать: так просто поет или подпевает кому-то? Может, диск? А что, если радио? Начал в эфире искать песню, к которой бы ее телодвижения и шевеление губ подошли. И загадал даже: если найдет, то даму эту он точно заполучит. А нет…

Нашел!! Нашел на своей любимой волне эту песню, и ведь тоже запел. И только хотел ей посигналить, чтобы спеть дуэтом, как длинная пробка из автомашин нервно дернулась, заурчала, и движение возобновилось.

Все мечтал, все гадал и думал: ну как, где ему с этой Александрой пересечься. И тут вдруг Витек подлез к нему с этим приглашением на встречу Нового года. Про дела свои как бы вскользь. У-уу, образина! В другое время Кагоров послал бы его куда подальше, да про его сволочные выходки напомнил бы. А тут обрадовался, хотя и вида не подал. Начал ломаться, выеживаться. А потом про Александру тему-то и задвинул. Если, мол, обеспечишь меня на ночь своей бывшей, то без вопросов. А если нет – то пошел бы.

Удивительно, но у Витька губенки задрожали. Аж рубашка под мышками вспотела. Неужели взревновал? Зачем тогда из дома выгонял? Такую-то бабу! Подрожав и попотев, Витек все же согласился и снова начал юлить про свои дела. Кагоров тогда тему быстро отодвинул, пояснив, что недосуг. Что, мол, ночь новогодняя длинная, будет когда поговорить. Только не станет он разбавлять удовольствие Витькиными проблемами. У него другая тема на эту ночь и другие – далеко идущие – планы…

Ах, годы – гады, годы – гады! Что делаете с плотью нашей!

Александра с тоской осмотрела себя в огромном зеркале, безжалостно обнажившем ее возраст, увеличивающем все ее мелкие и глубокие морщинки. Три часа колдовала над ней молоденькая девчушка в хрустящем белоснежном халатике, но все будто напрасно. Ничего не подтянулось и не исчезло.

– Вот видите, как все хорошо, – мелодично ворковала девочка, осторожно снимая с ее лба и шеи марлевые повязки и воротнички. – Цвет кожи великолепный. Веки подтянулись, глазки выразительные, шейка просто лебединая. Сейчас еще прическу вам сделают и – королева просто!

Шея лебединая! Откуда ей взяться, если и смолоду ее не было, коротковата для лебедушки-то. Ей из лебединого только песня и осталась. Ах, как бы задалась она в ночь грядущую, как бы задалась! Понравиться бы ей этому Митьке Кагорову, да так, чтобы у него на нее виды серьезные возникли. Чтобы он жену свою молоденькую и красивенькую ради нее – увядающей – оставил да ее в свои хоромы забрал. Она бы тогда…

Да она для него на все тогда была бы готова! На все!!! Сказал бы – в пропасть прыгнула, попросил бы – в огонь шагнула. Лишь бы при мужике ей свой век доживать, лишь бы не в одиночестве. Подлая ведь она штука – одиночество, ох и подлая. С виду так вроде и ничего. И обустроена, и не нищая. Открой шкаф: тряпья – полк нарядить можно. Открой холодильник: неделю толпа мужиков харчиться может. Никто не кричит, не понукает, не обижает, не унижает. А с другой стороны: от тишины такой порой удавиться хочется. И даже – смешно признаться – порой и ругани простой человеческой хочется.

Кагоров, болтают, крут, суров и до жути обаятелен. Такой может и в зубы дать, и приласкать потом. А чего ей еще надо? Она бы нрав его крутой стерпела, кошкой бы ластилась и с блуда его ночного ждала бы. Лишь бы не одной…

– Волосы как будем укладывать?

На смену одной молоденькой красавице явилась другая. Нарочно они ей, что ли, их сегодня подсовывают? Для контраста, что ли? Она и так не дура, видит, насколько далеко ушла от их нежной свежести. Ее теперь массируй, не массируй, укладывай, не укладывай – моложе не станет. На ночь одну лицо и прическу ей смогут сделать, чуть приукрасив, а потом что? А потом наступит утро, мать его, с отекшими мутными глазами, помертвевшим поблекшим ртом, нездоровой рыхлостью под подбородком.

Ах, годы, годы! Ах, Митя, Митя, как поздно ты захотел зрелую женщину, коей ей надлежит быть для него в эту ночь! Пяток лет назад у нее еще была бы надежда на охмуреж и дальнейшее продолжение их неожиданного романа. Пять лет назад она по утрам еще очень даже ничего выглядела. А теперь…

Разве сможет он своей свеженькой красавице предпочесть ее – Александру? Вряд ли. Один шанс на миллион.

– Прическу станем делать? – девчушка нетерпеливо переминалась за ее спиной.

– Станем, – вздохнула Александра, углядев возле уха нерастертый тональный крем, схалтурила предыдущая милашка.

– Что бы вы хотели? – девушка принялась перебирать пряди ее волос заученными движениями. – Может, оголим шейку? Вот так повыше приподнимем волосы и…

– Девушка, разве вас не учили, что открывать шею в зрелом возрасте не очень хорошая идея, не очень профессионально это с вашей стороны, – зло оборвала ее Александра, выдергивая прядку из ее пальцев. – Накрутим и рассыплем волосы по спине и плечам в беспорядке. Вот так и вот так… Все понятно?

– Да, – девушка покраснела. – Извините.

Было видно, что мастера Александра обидела. Ну и пускай! Пусть не лезет со своими глупыми советами. Волосы она ей поднимет. Чего открывать-то? Расплывчатую линию щек и подбородка? Гусиные лапки от глаз к вискам? Возраст ее обнажать вместе с шеей? Дура! Молодостью своей кичится, видали! Будто не быть ей такой, как Александра сейчас. Думает, что притирками своими и примочками остановить сумеет времени ход. Нет, милашка, не остановить его – время-то. Легкое торможение только и возможно, и то до поры до времени. А потом, как с ручника-то оно сорвется и помчится во всю прыть, то что ни день, то отпечаток его на своем лице и теле станешь обнаруживать.

Девчонка старалась изо всех сил. Прическа вышла удачной. Александра даже пожалела, что платья сразу не надела, и теперь придется корячиться и натягивать его через голову со всеми возможными ухищрениями и предосторожностями, изворачиваясь змеей. Ничего, ради такого выхода она не то что в платье, в замочную скважину вползет. У нее сегодня две темы на ночь: окрутить Митяя Кагорова и наставить рога Витьке-подонку.

Ох, как ей не терпелось увидеть его искривленную от злости физиономию, когда Кагоров поведет ее наверх. Ох, как мечталось ей в мозгах его в тот момент поковыряться. Что этот мерзкий лысый козел думать станет, собственноручно укладывая в чужую постель свою жену, с которой до сих пор развода не оформил? Малолеток он вокруг себя собрал, скажите, пожалуйста! Они тебе еще покажут, эти малолетки. Они тебе еще…

Ах, ну да черт с ним, с Витькой этим! Может, правда, что с Кагоровым срастется? И если любви между ними не вспыхнет, то хоть на одну ночь она от одиночества отдохнет и нужной и желанной себя почувствует. Витька-то даже в ее присутствии раньше не стеснялся под чужие юбки лазить, никем особо не брезгуя.

Она ему покажет, козлу лысому! Она ему покажет…

Глава 5

Деловой части вечера не суждено было состояться. Уединиться им не дали. И кто бы, вы думали? Их собственные жены, которым в эту ночь будто кто кнутом под хвост стеганул. Как вцепились им в рукава, как повисли на шеях!.. То за стол, то танцы! То проводить старый год, то встретить новый! То фанты, то жмурки! Как с цепи посрывались, что ты будешь делать! Дошло до того, что друг с другом танцевать принялись медленные танцы. Словно устыдить мужчин таким вот образом пытались. И некоторых очень задело, когда их жены обниматься принялись и ворковать под всеобщее улюлюканье.

Потом и вовсе веселье началось. Кто-то кому-то приглянулся, причем совершенно эта симпатия оказалась незапланированной. Вроде все было расписано, даже сценарий составлялся хозяином дома. Кто с кем идет наверх. Кто кого в этот момент отвлекает. Кто кого развлекает, а кто тискает. Все перепуталось, все перемешалось. Пойди разберись, отчего за столом у соседа, у того, что слева от тебя, брови у переносицы домиком сошлись. С чего он на жену шикает, а у той губы дрожат, того и гляди разревется? А те соседи, что справа разместились, вдруг начали друг друга за ляжки пощипывать, выдавливая при этом на физиономии скупые вежливые улыбки. Хозяин дома так и вовсе чернее тучи сидел. Пойди разберись, что его так расстроило? То ли то, что все пошло не по его плану, все наперекосяк. То ли то, что он – правообладатель двух женщин – вдруг бац и сразу обеих лишился?

Короче, напились все ближе к двум часам ночи почти непотребно и потихоньку начали разбредаться из огромной гостиной, где был накрыт роскошный стол.

– Ты не должна со мной так поступать! Ты – маленькая гадкая дрань! – шипел кто-то свистящим шепотом в крохотном коридоре между ванной комнатой и входом в сауну. – Я же могу тебя уничтожить, ты хоть понимаешь это?!