Большие проблемы маленькой блондинки

– Эта женщина любит меня! – с наглой самонадеянностью заявил Масютин и взял Жанну под руку.

Воздух за ее спиной слабо колыхнулся от всеобщего изумленного «ах».

Виталик тут же занервничал, забегал. Принялся оттаскивать Масютина от нее, выдергивать ее руку из Женькиной. Даже оттолкнуть его пытался, но все бесполезно. Женька держался за нее очень крепко и на ногах стоял твердо. Безуспешно попрыгав, Виталик был вынужден занять место с правой стороны от Жанны. И он, так же, как и Масютин, схватил ее руку и втиснул себе под мышку.

Ситуация была на грани абсурда. В центре невеста с лицом – краше в гроб кладут. По бокам – по жениху. Оба нарядные, с твердыми намерениями затащить ее замуж, и оба держат ее под руки.

Жанна слышала, как где-то сзади тихонько причитала мать. Ей в унисон вторил отец, недовольно приговаривая про времена и нравы. И постепенно зал регистрации покрыл гул голосов. Кто-то возмущался – в основном сторона оттиснутого жениха. Кто-то недоумевал – это гости со стороны Жанны. А кто-то попросту улюлюкал – это уже их общие друзья включились, отнеся это к разряду клевых развлечений.

Молчаливыми оставались только четверо присутствующих в зале – невеста, оба претендента на ее руку и сердце и регистраторша.

Потом последняя, поочередно оглядев каждого, с тяжелым вздохом спросила:

– Как будем разруливать ситуацию, господа брачующиеся?..

Разрулили, что называется!

До сих пор никак в поворот не впишутся ни она, ни Женька, ни… Виталик.

Как это он обо всем догадался? И о том, что Масютин перестал быть ей мужем, а их общим детям отцом. И о том, что давно и стабильно бегает на сторону. И о том, что теперь, вот прямо теперь наступил, кажется, самый критический момент в их отношениях.

А может, и не догадывался Виталька? Может, знал? Знал и наблюдал давно и пристально, а? И как только почувствовал, что вот наступило – пора, – так сразу и позвонил, напомнил о себе…

Жанна не стала переодеваться, хотя до чесотки хотелось стянуть с себя платье и сбросить босоножки на тонких высоких каблуках, и втиснуться в привычные джинсы, куртку, и обуть кроссовки. Не переоделась. Вышла на улицу в том же, в чем и линейку в школе отстояла.

Вышла, покрутила головой по сторонам, заметила на парковочной площадке перед домом темно-зеленую «десятку». И сразу же пошла к ней.

– Привет, – вяло пробормотала Жанна, усаживаясь на переднее сиденье.

– Привет. – Виталик сидел к ней вполоборота и внимательно разглядывал ее всю: от каблуков до макушки. Вздохнул, насмотревшись, и пробормотал, как показалось, с сожалением: – Прекрасно выглядишь.

– Спасибо. Ну что, поехали?

– Куда? – Он завел машину и медленно тронулся на первой передаче. – Заказывай, увезу хоть на край света. Он ведь так тебе обещал в тот день, когда украл у меня? Ладно, не хмурься. Я десять с лишним лет в себе это носил, и все молча, все молча. Даже жилетки рядом ничьей не оказалось, чтобы выплакаться. Никому же не нужно было мое нытье.

– А мне, ты считаешь, нужно? – фыркнула Жанна, отворачиваясь к окну.

– Не нужно, но ты просто обязана это все выслушать, потому что дико виновата передо мной, – объяснил Виталик в свойственной ему нравоучительной манере, выехал со двора и, влившись в плотный поток машин на проспекте, сразу прибавил скорости. – Ты бросила меня в ЗАГСе и убежала. Сбежавшая невеста! Нашумевший сюжет для Голливуда, но не для российской глубинки, дорогая. Тем более в то время. Знаешь, а надо мной смеялись, да! И пальцами вслед показывали. И жалели… Одна из твоих подруг из жалости даже собственную постель предлагала.

– И что ты? – Ей было неинтересно, но все равно спросила, коли уж ему выпала нужда поплакаться, пускай развлекается, она потерпит.

– Отказался, – буркнул Виталик и тут же засопел недовольно.

Все прямо как с ней сейчас, подумалось Жанне невесело. Они как будто поменялись местами с Виталиком. Только он тогда был ни в чем не виноват, а пострадал. Она же теперь страдает потому, что была виновата тогда. Пришло время платить по счетам.

Виталик, остановившись ненадолго на светофоре, вдруг взял резко влево, потом еще и еще раз свернул. Выехал на параллельную проспекту улицу Зайцева и поехал в сторону окраины.

– Куда мы едем? – спросила Жанна, когда частокол многоэтажек начали менять домики пониже, а потом и вовсе за окном замелькали заборы частных строений.

– Ко мне на дачу, – коротко пояснил Виталик.

– А-а-а, понятно. Пока жена на работе, мы на…

– Я не женат! – возмутился Виталик, нервно вильнув по дороге, благо что движение не было интенсивным. – Разве ты не знала? Пытался, но… Но второй Жанны для меня просто никто не произвел на свет. И не надо на меня так смотреть! Да, милая, да! Я по-прежнему люблю тебя! Люблю и хочу! И сейчас я постараюсь тебе это доказать…

Они едут к нему на дачу с вполне определенной целью, отстраненно подумала Жанна, невольно подбирая под сиденье ноги, на которые Виталик беспрестанно косился, то и дело забывая о дороге.

Он везет ее туда, чтобы уложить в свою холостяцкую постель. Узнал о ее семейных проблемах. Может быть, даже видел, как Женька уходит с двумя сумками. Тут же позвонил, ну пускай не тут же, но позвонил. И сразу, не откладывая дела в долгий ящик, повез ее трахать.

Господи! Ну о чем она думает?!

Виталик же, как интеллигентный человек, только приглашает ее пообедать. Она сама создала эту ситуацию, предложив ему удрать. Теперь сидит и пытается найти изъян в его поведении, хотя ошибки совершала и совершает только она. Одна за всех.

Жанна глянула на него украдкой, пытаясь рассмотреть получше.

Он почти не изменился, ее неслучившийся муж, даже плешинка на макушке не разрослась, оставшись такой же – размером с маленькое чайное блюдце. Не изменился и не постарел, посерел, может быть, немного. Да, цвет лица точно нездоровый какой-то, землистый. Может, устает, может, болеет. Хотя ни морщин, ни мешков под глазами не наблюдается. Вторым подбородком и брюшком тоже не обзавелся. По-прежнему подтянут, пожалуй, слишком даже. В одежде, как всегда, консерватор. Темные брюки, в тон брюкам ботинки, рубашка в мелкую полоску, верхняя пуговица расстегнута. Такое ощущение, что он и не переодевался последние десять с лишним лет.

Ничего не изменилось, ничего…

– Ты тоже по-прежнему красива, – вдруг обронил Виталик задумчиво и свернул у ближайшего указателя на грунтовку. – Как я по-прежнему сер, так ты по-прежнему красива… Почему ты сделала это, Жанна?! Почему?! Ты же знала, что семьянин из него никакой! Знала, что одной женщиной он никогда не будет довольствоваться, и все равно по-мчалась за ним. Я до сих пор помню твой сдавленный смех, когда ты сбегала следом за ним по ступенькам ЗАГСа! Он до сих пор звучит у меня в ушах, этот твой идиотский смех!!! Уж прости, что я так!..

Зря она все же с ним поехала, вдруг подумала Жанна, продолжая его рассматривать теперь уже в открытую, не прячась.

Что ждала, что хотела получить взамен кем-то украденной у нее Женькиной любви? Что?! Копию неполучившегося счастья? Так вряд ли оно получится. Виталя, судя по всему, не простил ее и не простит.

– Ты не обижайся, милая, – вдруг обронил он вкрадчиво и мягко, сворачивая по грунтовке к лесу. – Я поною немного, потом это пройдет. Ты потерпи. Слишком много всего накопилось во мне. Слишком долго я терпел. Кому-то и когда-то мне надо было все это излить. Время пришло…

Глава 4

Масютин сидел на самом краешке скрипучей гостиничной кровати и, спрятав лицо в ладонях, тихонько скулил. Старые пружины койки дружно поскуливали ему в ответ. Ветер раскачивал оцинкованную вывеску, и все это сопровождалось отвратительным унылым скрипом. В довершение по гостиничному коридору протащилась горничная со своей тележкой, колесики которой повизгивали будь-будь.

Тоска… Тоска, пришибающая к земле, ну хоть вешайся.

Он глянул из-под скрещенных пальцев на свои волосатые ноги в крупных мурашках.

Замерз он, что ли? Странно, что ничего не чувствует: ни холода, ни жара, даже привычного для такого случая похмелья не ощущает. Только боль въедается в душу. Боль вперемешку с тоской, хандрой, страхом и гнетущим ожиданием чего-то еще более страшного.

Хотя и так уже под завязку, куда еще?!

Масютин откинулся назад, намереваясь облокотиться спиной о стену, но не рассчитал – больно стукнулся головой. Тут же выпрямился и стремительно полез на кровать с ногами. Со стоном закутался в тонкое клетчатое одеяло. Потом вдруг замолчал, осторожно выглянул наружу и с болезненным изумлением обвел взглядом гостиничный номер.

Господи, помилуй! Это снится ему? Что он здесь делает? Что забыл в этой дешевой гостинице, койка в которой сдается по триста рублей за ночь? Разве здесь ему место?! Ему! Женьке Масютину – баловню судьбы, любимцу женщин, фортуны и его величества случая!

Как он мог так… облажаться, придурок?! Как мог вляпаться в такое дерьмо, причем обеими ногами?! И увязнуть в нем, и тонуть день за днем, ночь за ночью…

Ладно – сам, семью подставил!!!

Пацанов было жалко, даже больше, чем себя и жены. Жалко и стыдно перед ними. Поэтому и не пришел вовремя, и надрался как извозчик, заведомо задумав не идти с ними вместе на линейку.