Изменница поневоле

Обычный же вопрос, а Светлов вдруг снова одеревенел. На его гладко выбритые щеки наползла бледность.

Так, начинается самое интересное.

– Чем она занималась в газете? – поторопил Назаров, устав ждать, когда тот оттает.

– Скандалы, интриги, расследования, – нехотя промямлил гость, опуская голову. – Она рылась в грязном белье, раздувала сплетни, иногда проверяла кое-какие сведения. Знаете, бывает, пресса запускает непроверенные данные. Народ гневался, угрожал.

– Вот! – поднял палец Мишаня. – С этого и надо было начинать, Иван Иванович. Вполне возможно, что…

– А что главный? – перебил друга Назаров и сделал сердитые глаза.

– А что главный? – Светлов снова погрустнел. – Он только руки потирал: продажи увеличились, ему прибыль. А что Настю однажды подкараулили у редакции и пинок под зад дали, его совершенно не волновало. Считал это издержками нашей профессии. А я Насте говорил! Просил переключиться на другую рубрику. Детская колонка пустует, кулинария опять же. Нет, ей подавай настоящие расследования. Тоже мне сыщица!

А ведь он ей завидует, сообразил Назаров. Завидует ее успеху. Тому, что она по грани ходит. Ходила.

– Вы помните, о ком она написала, заработав… – Он помялся, подбирая слова, потом сказал как есть: – Заработав пинок под зад?

– Точно не могу сказать, – журналист наморщил лоб, – дело давнее. Этот человек потом прощения попросил, даже цветы ей в редакцию принес.

– Ага, понятно. А в последнее время?

– Что? – Светлов снова как-то не так отреагировал на его вопрос. – Что в последнее время?

– Над чем она работала? Что готовила, какой материал?

– Я не знаю, – неумело соврал Светлов. – У Насти был творческий кризис. Она уже месяц ничего не сдавала в печать.

– А главный что?

– А что главный?

– Он ее за это ругал? Лишал премии?

Тут же Назаров подумал, что нет, не ругал Настю ее начальник, раз она в дни бродяжничества звонила не кому-нибудь, а именно главному редактору. Что-то она расследовала, разнюхивала, может, даже следила за кем-то. Потому и в печать ничего не шло. Какое-то серьезное дельце затевалось. А этот наутюженный журналист с узлом на галстуке вполне мог этого не знать. Оттого и злился, оттого и скандалил со своей девушкой. Вполне возможно, что жутко ревновал ее к успеху. А заодно и к главному редактору.

– Понятно, – шлепнул ладонями по столу Назаров и отодвинул фотографию в сторону, не дав журналисту возможности до нее дотянуться. – Заявление оставляйте. Объявим вашу Анастасию в розыск.

– Ой, спасибо вам! Спасибо! – Светлов поднялся и поправил брюки, оттянув их за стрелки от коленок. – Только на вас надежда.

– Непременно объявим вашу Настю в розыск, но после того, как поговорим с вашим руководством, – и Назаров ядовито улыбнулся.

– С руководством? – Парень снова побледнел до синевы. – А зачем с руководством? Разве непонятно, что с Настей беда?

– Ваша Настя может быть просто в служебной командировке, Иван, – вставил Мишаня.

Ай да молодец.

– В командировке? В какой командировке? – Гость попятился к двери.

– В той, о которой вы могли ничего не знать, гражданин Светлов.

Глава 3

– Красавица! – восторженно прошептал Маше ее сосед Сергей Леонидович. – Ах, кабы мне, Машенька, да полвека сбросить с себя… Я бы к тебе тогда по-соседски свататься пришел. Красавица!

– Скажете тоже, Сергей Леонидович. Обычная я. Самая обычная.

Маша стащила с морщинистой руки соседа манжету на липучке и принялась паковать прибор для измерения давления в коробку.

– Давление у вас как у космонавта, Сергей Леонидович. И артериальное в норме, и сердечное. Итак, до вечера?

– До вечера, Машенька. – Дед удрученно кивнул. – Ты сегодня поздно будешь?

– А что?

Она напряглась, сама не зная почему.

Это был обычный вопрос ее соседа. Он всегда так спрашивал при утреннем осмотре, который Маша взялась проводить после того, как соседа год назад увезла «Скорая». Тогда его еле вытащили, и она клятвенно пообещала медикам и самой себе, что не позволит добрейшего и милейшего человека Зотова Сергея Леонидовича упрятать в дом престарелых. С больничной койки он хватал ее за руки, плакал и просил не отправлять его туда.

– Ты только присматривай за мной, девочка. Просто присматривай, – всхлипывал он тогда, год назад. – А я еще ого-го какой крепкий. Хочешь, уборку буду делать тебе и за продуктами ходить? Хочешь?

– Не мелите вздор, Сергей Леонидович, – грубовато оборвала она старика. – И это… Я вас никуда не отдам.

Прошел год. Дед исправно пил лекарства, занимался лечебной физкультурой в клинике по соседству и довольно быстро поправился, даже о трости своей стал забывать. Идет иногда, а трость в воздухе держит, земли ею не касается. Но Маша все равно следила за ним. Каждое утро мерила давление, температуру. В течение дня звонила, не забыла ни разу. Если нужно было, повторяла вечером осмотр.

И он каждое утро спрашивал ее: не задержится ли, в котором часу будет. Каждое, и сегодняшнее не стало исключением. Исключением были вчерашний вечер и ночь. Эти пять с половиной часов все перевернули в ее жизни. Они сделали ее другой – гадкой преступницей, которая способна избавиться от чужого тела. Она стала соучастницей убийства!

– Ничего, Машенька, я просто так. – Дед поднял на нее мутные, побитые катарактой глаза. И вдруг спросил: – У тебя все хорошо, девочка?

– Да, все отлично. Замок вот только…

– Что замок? Не понял.

Сергей Леонидович откинулся на подлокотник кресла, чтобы лучше видеть ее, стоящую в стороне.

– Замок барахлит, надо поменять. Я уже с утра мастеров вызвала. Проследите?

– Конечно! О чем разговор!

Он обрадовался, как ребенок. Он всегда радовался, когда она просила об одолжении. Ему просто необходимо было чувствовать себя хоть в чем-то полезным.

– А замок-то? Замок купила, Машенька? – забеспокоился он и, с кряхтением выбравшись из кресла, пошаркал за ней в прихожую.

– Ой, Сергей Леонидович, я вас умоляю! Сейчас не надо ничего покупать, фирма все обеспечит. Привезут образцы, вы подберете понадежнее. Угу? Я деньги потом им на счет переведу.

– Как скажешь, моя красавица.

Дед остановился перед старым мутным зеркалом в прихожей. Моложаво провел ладонью по густым, совершенно белым волосам. Улыбнулся ей, подмигнул: