Он копошился, суетился, бегал, дергал, звонил, платил деньги. Все бесполезно. Дом достался Машке.
– Вот если бы не оказалось завещания, тогда дом был бы по праву ваш. Вы ведь были усыновлены вашей мачехой, если я не ошибаюсь? – улыбнулся виновато нотариус.
– Да, был.
Виталик сморщился. Это усыновление стоило ему долгих лет упреков. Мачеха выгрызла ему весь мозг за свое доброе дело.
– Вот… И вы являлись на момент ее смерти единственным наследником. Но это на тот случай, если не было бы завещания и не имелось других наследников.
– Не было! – вскинулся Виталик. – Ведьма была одинокой!
– Ну вот… – нотариус опустил глаза на слове «ведьма». – Теперь же ничего изменить невозможно.
– А если бы Машка крякнулась?
– Простите? – старенький дядечка нахохлился так, что его редкий зачес на лысине вздыбился.
– Ну вот, к примеру, Машка померла и что тогда?
– Ах, вот вы о чем! – нотариус пожал сухонькими плечиками. – Ну у нее же есть наследники? Муж, брат, отец, если я не ошибаюсь?
– Да, да, есть. Но вот если и они все того? Что тогда станет с домом?
– Ну-уу, молодой человек… – дядечка пригладил подрагивающей ладонью встопорщившийся ершик волос. Укоризненно поджал губы. – Вы слишком многим желаете смерти. Они же молоды и…
– Но вдруг? Тогда что станет с домом?
Он плохо соображал тогда, что несет. Вернее, это его порочные мысли несли его куда-то. Воображение добросовестно набросало картины страшной кончины семейства Киреевых – Машки и Вовки – и Мысковых – папы Сережи и сынка Миши.
К примеру, автокатастрофа. В машине все четверо и тут, бац, лобовое столкновение! Шансов выжить нет! Или на отдыхе, к примеру, за границей, а? Разве в цунами не могут попасть? Или в шторм, а? Некоторым вот везет. А он что, рыжий?
Тут его словно тряхнуло. Он, в самом деле, был рыжим. Рыжим, конопатым, с кривыми зубами, которыми из вредности не стал заниматься в детстве. А все потому, что ведьма его критиковала и настоятельно велела обратиться к стоматологу.
Еще у него был крохотный нос, не нос – сопелка с дырочками, как любила хихикать ведьма. Маленькие стопы тридцать восьмого – женского – размера. И узкие кисти рук. Такие узкие и изящные, что когда он просовывал в почтовое или банковское окошко документы или деньги и кассиры не видели его лица, то всегда обращались к нему – девушка.
Дверь в прихожей громко хлопнула. Девица, имени которой он не помнил, обиделась и ушла, громко хлопнув дверью напоследок.
Ему плевать. Могла бы с дверью этой в обнимку выйти. Зато он не будет теперь видеть ее дряблого синюшного зада, обвислых сисек с расплывшимися сосками, безликой морды со следами вчерашнего макияжа. Кашу какую-то сварганила, смотреть тошно. Неужели она думала, что он в самом деле станет это есть?!
Виталик выбрался из-за стола, взял тарелку в руки и, ежась от окостеневших хлебных крошек, которыми всегда бывал усыпан его пол, прошел до помойного ведра. Каша вместе с тарелкой залегла на дно синего пакета. Виталик с хрустом потянулся, коснулся турки, висевшей на стене под шкафом, снял ее с крючка.
Сварит он себе кофе. Крепкий, сладкий, со сливками. Нарежет колбасы, белого хлеба. Позавтракает приятно в одиночестве. А потом…
А потом позвонит он Машке…
Глава 6
Лидочка поправила перед зеркалом парик. Ей понравилось, как она выглядит. Стройная длинноволосая блондинка в черном приталенном плаще, ботильонах на высоких шпильках. Лидочка повертелась перед зеркалом. Она прехорошенькая. Свеженькая, аппетитная, улыбчивая. Никто и не догадается, что всего сорок минут назад ей пришлось работать в течение трех часов.
Клиент пришел рассерженным из-за того, что пришлось ждать в машине, пока не уберется из ее дома жених. А никто не виноват, что явился раньше времени.
Расстроенным из-за расторгнутой помолвки. А зачем было старую жену бросать? Жил бы да жил, крутил роман с этой молодой переводчицей. Зачем сразу все ломать, комкать, превращать в мусор?
И к тому же с ноющей поясницей. Видите ли, пришлось самому колесо менять на машине за городом, куда он свою нареченную повез смотреть строящийся дом. Там-то у них и вышел разлад. Ей не понравилось место. Не понравилась планировка. Потом не понравилось, как он матерился, меняя колесо. Слово за слово…
Лидочке пришлось расстараться. И извинялась, и утешала, и массировала. И даже покормить пришлось, голоден был, бедолага. Хорошо, Мишка не сожрал все отбивные с картошкой. Тот пожрать не дурак. Метет все, что на стол поставишь.
Она со всем справилась. Клиент даже поцеловал ее в губы на прощание, чего прежде никогда не делал. И денег дал сверх нормы.
– Ты у меня такая одна, Аленка, – шепнул он, ущипнув ее за голый зад, до порога она пошла его провожать, разумеется, неодетой. – Если тебя не станет, тогда мне точно труба!
– К жене возвращайся, – посоветовала она, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
Время поджимало. У нее была назначена еще одна встреча, но в городе. И она никакого отношения к ее работе не имела. Никакого! Она имела отношение к ее будущему. К их с Мишаней общему будущему. Но об этом, т-сс-сс, ни слова. Никто не должен слышать даже ее мыслей на этот счет.
– К жене?! – вытаращил осоловевшие после сексуального марафона глазищи ее клиент. – Сдурела?! Она же меня на пушечный выстрел не подпустит! А после того, как узнает, что я дом затеял на будущее строить…
– Откуда она узнает-то, милый?! – рассмеялась Лидочка нежным, как звон колокольчика, смехом.
Такой смех был исключительно для него. Другому нравилось, когда она просто улыбалась. Третьему, когда ржала в полное горло. А четвертый вообще предпочитал тишину. Разными они у нее были – ее кормильцы.
– Но дома-то я не спрячу под землей, Ален! – он начал застегиваться на все пуговицы, сердито одергивая кожаный пиджак.
– А и не надо, милый. – Она помогла выпростать манжеты рукавов сорочки, поправила запонки. – Просто скажи ей, что строил для нее. И все!
– Для нее? – передразнил он, выдернул руку. – А то она не знает, что я собирался…
– От кого она это знает, скажи? – Внутри все закипало от мужицкой тупости, но она оставалась милой и кроткой. – От тебя? Ты вот прямо так ей и заявлял: дорогая, я строю дом для своего будущего семейного гнездышка? Так?
– Нет.
– А от кого? От кого она о твоих планах узнала?
– Ну… От людей.
– Вот! Самое главное, что она не слышала этого от тебя, милый! А люди…
Лидочка глянула на себя в зеркало, потрогала свой плоский, крепкий живот. Неужели уже очень скоро там кто-то будет жить, а? Маленькое такое сокровище с крохотными ручками и ножками и крохотным сердечком, которое будет биться под ее сердцем, полным нежности, любви и заботы.
Ох, как ей этого хотелось! Как не терпелось наброситься на банку с маринованными огурцами, почувствовав в них дикую потребность. Как не терпелось встать на учет в поликлинике и ходить по магазинам, выбирая коляску и ползунки.
– А люди всегда брешут, милый. – И Лидочка, заметив оживление в тусклом взгляде клиента, закрепила свой успех очередным приступом заливистого мелодичного смеха.
За обнадеживающую волну он доплатил ей сверху еще сотню. И шепнул, что не побрезгует ею, если даже она будет с животиком.
– Это так пикантно… – пробормотал он, выходя из ее квартиры.
– Перебьешься! – скрипнула зубами Лидочка, захлопнув за ним дверь. – Осквернять святое не позволю!