Лучший день в году

– Что ты имеешь в виду? – напрягся Кирилл.

Ему все равно было неприятно слушать подобное об отце. Ведь он долгие восемь лет был для него единственно близким человеком.

– То и имею! Что Серега Волков мешал ему завладеть бизнесом целиком и полностью и заодно его толстушкой-женой! Сначала Алина мешала, потом Серега, – скрипнул зубами дед, обратив на Кирилла взгляд, полный тревоги, замешательства, надежды. – Помоги мне, внук!

– Что?

Кирилл не понял, подумал, что дед просит помочь ему подняться, и потянулся к нему. Но тот отмахнулся.

– Помоги мне вывести этого говнюка на чистую воду! Помоги мне!! Это ведь только он… Только он во всем виноват!! Никто мне не верит, никто! Но это он!.. – И дед, закрыв лицо ладонями, заплакал…

Глава 4

Он решил, что сегодня не пойдет на службу. Почему любой маляр, доктор, ученый хоть когда-то, да может прогулять, а он – нет?! Он что, проклятый?!

Хотя если разобраться, то да – проклятый. Он проклят от рождения судьбой, навязавшей ему обостренное чувство долга и справедливости. И это проклятие шагало с ним по жизни рука об руку, избавляя от врагов и друзей одновременно, от влюбленных в него женщин и любимых им. Оно – это проклятие – превратило его в отшельника, угрюмого, нелюдимого, вечно сердитого. Оно наложило отпечаток на его внешность, сжав в тонкую линию его губы, обозначив резкие носогубные складки и прорезав лоб глубокими морщинами. Оно ссутулило ему спину и проредило волосы на макушке.

Он превратился в старика к сорока годам, никому не нужного и неинтересного даже самому себе. И он уже лет пять назад поставил крест на своей личной жизни. Перестал знакомиться с женщинами, ходить на свидания и ездить на отдых с целью кого-нибудь закадрить. Нет, он ездил, конечно. Но на отдыхе был так же суров, неулыбчив и при общении ядовит. Женщины от него буквально шарахались, мужчины при общении ежились.

– Неприятный тип, – утверждали некоторые.

– Брр, только не он! – восклицали другие.

Нет, конечно же, были люди, которые его глубоко уважали. Терпели его отвратительный характер, прислушивались к нему и даже хвалили. Но таких было немного. И они были из тех, с кем не совьешь семейного гнездышка. А он вдруг стал ловить себя на мысли, что ему все чаще и острее хочется это самое гнездышко свить.

Только вот с кем?!

– На безрыбье и рак – рыба, – ткнул его позавчера вечером в бок один из терпящих его друзей Степка Изотов и кивком указал на полненькую блондинку за соседним столиком. – Знаю, не любишь толстых, но она одна. И это шанс, старик. Для тебя шанс.

Блондинка и правда была одна, обручального кольца на пальце не было, следа от него – тоже. И она, поймав их заинтересованные взгляды на себе, поочередно улыбнулась каждому.

– Представляешь, она думает так же, – сразу догадался он, поднимая рюмку с водкой. – Ей тоже без разницы с кем – с тобой или со мной.

– Саня, в твоем возрасте и при твоем характере ты проявляешь поразительную разборчивость, – возмутился Степка, отворачиваясь от блондинки, не перестающей скалиться в их сторону. – Радовался бы хоть этому варианту!

Саша Копылов решил внять совету и порадоваться. Они напились, познакомились с блондинкой, и он притащил пышногрудую и задастую Лену к себе домой. Дома они продолжили пить, закусывать водку квашеной капустой и черным хлебом, потом перебрались в постель и не выбирались из нее всю ночь субботы и целое воскресенье.

Блондинка Лена оказалась алчной до ласк и секса, чему он поначалу даже не противился. Алчной до денег, что насторожило его уже в обед воскресенья, когда она принялась ощупывать жадным взглядом вещи в его квартире и интересоваться его званием и окладом. И обладала просто зверским аппетитом, сметая всю еду из его холодильника и подбирая все до крошки из коробок доставленной им на дом пиццы.

– Короче, ты ее наладил? – догадался Степа, позвонив в воскресенье поздно вечером.

– Да, – коротко ответил Саша.

– И о встрече не условился?

– Нет.

– И более того, расстался с ней не очень вежливо? – продолжал строить версии друг Степа.

– Совершенно верно.

– Ты ее выгнал?! – ахнул тот.

– Да.

– Ты взял ее за руку и вывел из квартиры, как было тогда…

– Да, – перебил его Саша и поморщился.

Просто Степка сейчас напомнит ему о самом постыдном в его жизни поступке, когда Саша собственноручно вывел свое счастье за руку из этого дома. Было это…

Правильно, было это лет восемь или десять назад. Он тогда увлекся молоденькой училкой музыкальной школы. Находил ее очень милой, грациозной, интеллигентной. Они даже встречались какое-то время. И все у них шло замечательно, на его взгляд. Пока Лера – так звали училку музыки – однажды не вознамерилась поучить его жизни. Она позволила себе его покритиковать, решив, что имеет на это право. И Копылов просто встал из-за стола, который она, между прочим, накрыла к ужину. И вывел ее за руку из квартиры. К ее чести следует отметить, что шла она к выходу безропотно. Не истерила, и не сопротивлялась, и даже не пыталась объясниться. Просто смотрела на него так…

– Как? – решил уточнить Степка, рассматривая Сашу сквозь граненый стакан с коньяком, пили они прямо в рабочем кабинете.

– Как больная собачка.

– Ей бы не понравилось такое сравнение, – кивком застолбил свои слова Степа и выпил. – Ей бы больше понравилось… Смотрела с болью, с укором… Понимаешь, о чем я?

– Хочешь сказать, что я дебил?

– Ну, может, и не дебил, но придурок – точно, – с удовольствием констатировал друг и с аппетитом присосался к апельсиновой дольке. – Выгнать из дома такую женщину! Это был твой последний шанс, поверь. Больше не будет. И знаешь…

– Что?

– Мне кажется, она даже любила тебя, дурака.

– Она не говорила.

– А ты?

– Нет. – Коньяк вдруг перестал нравиться Копылову, а то, что Степка отвратительно чмокал апельсином, раздражало до судорог.

– Я же говорю – придурок!..

К разговору больше не возвращались. Годы шли, Леру он больше не видел. И не потому, что не хотел. А потому, что она уехала из города куда-то. Он не узнавал специально. Это Степка постарался. Он вообще часто за него хлопотал.

Леру он больше не видел. Но то, что Степка сравнил ее с этой азартной толстухой, вдруг покоробило.

– Ты сравнил тоже! – укорил он друга.

– Ну, извини, – миролюбиво буркнул Степа, это уже в понедельник утром. И вдруг переполошился: – А ты чего это, собственно, не на службе? Я-то понятно, в отпуске. А ты?

– В отгуле, – Копылов закатил глаза к потолку, настойчиво требующему ремонта восьмой год.

– Ах, в отгуле! Это когда же нам с тобой отгулы-то давали, братишка? Прогулять решил, что ли?

– Точно, – признался Саша. – Почему всем можно, а мне нет?