Лист лавровый в пищу не употребляется…

– Ттвои где? Когда вернулись?

– Один вернулся. Схоронил родителей.

– Пприми их, Господи. Женат?

– Холост. Ты что ли женился?

– Что ты, Костя Евсиков не скоро обручится. Ох, ох, любезный, выбирай ддорогу-то, на кочках аж дух заходится.

У Буфетовых Евсу отмыли разводы запекшейся крови, перевязали разбитую руку, подшили по пройме рукав тренчкота. Отпускать не хотели, но советовали всё ж в больничку. А Костику зачем в больничку, когда дома отец лучшим образом осмотрит. Дьякон Лексей Лексеич так и ахнул, увидавши образок: ««Похвалы Божьей Матери», ветковская, на тополиной досочке. Вот дар-то какой тебе, Лаврушка».

В Большой дом забежали на минуту, икону пристроить. Костик с видимым удовольствием бродил по комнатам, крестился на знакомые образа, рассматривал позабытые предметы: часы напольные, бившие прежде приветственным боем; барометр, где из домика вышел горожанин, а жена его показала спину; чернильницу с гусляром; вазу Галле с чёрной хризантемой; лудильный инструмент с припоем; карту мира, довоенную. Бирюзовые шторы из дамаскина даже потрогал: не снится ли ему. И не замечал, как у Лавра нарастает изумление на лице. Потом и увлеченному чужим домом Костику невозможно стало не разглядеть странного поведения хозяина. Тот быстро-быстро туда-сюда заходил по комнатам, потом застекленной верандой поспешил мимо девичьей в кухню. Костик за ним.

– Обоккрали?

– Наоборот. Ничего не понимаю.

– Что ппроисходит?

– Вот и тут, и тут, гляди!

– Ппироги. С капустой, ккажется. Духовитые… Буфетовы подкармливают?

– Бывает, угощают. Но сейчас Лексей Лексеич ничего не сказал. Да и дом заперт. Ключи вот они.

– Ччудеса!

– Вот и я себе так сказал. Как вошли, сразу понял, что-то не то. Книжки стопочкой сложены, инструмент аккуратно разобран, я с янтарем иной раз работаю, заготовки из Риги привез.

– А сюда ччего прибежал?

– Форточка! Сегодня забыл закрыть, но с полдороги возвращаться не стал. К Лахтиным собрался в Шелапутинский.

– Вот Дар, ддолжно, женат уже.

– Ничего не разузнал. Барак их дотла выгорел.

– Жживы ли сами?

– В мёртвых нет, в раненых тоже. Добиться ничего вразумительного не мог – все всполошённые. Но соседи вспомнили, будто с месяц назад Улита с сыном на родину подалась. Селезнёво, деревня её.

– А кто ж тебя ппирогами-то потчует? Тут рука жженская чувствуется.

– Ума не приложу, веришь, Евс? И фортку-то отворенную с улицы не видать. Через сад, значит, в кухню пробрались.

– Странные воры! А ппирог наивкуснейший. Попробуйте, Лллантратов.

– Полы!

– Что пполы?

– Смотри, Котя, доска не просохла. Каустиком пахнет, щёлочью.

Погасили свет, печи не разжигали, затворили накрепко форточку, проверили все окна.

– Это не ккаустиком, Лаврик. Пповерь мне, здесь пахнет чувством.

2

Правильные вещи

В девятом часу вечера среди редких газовых фонарей ехали в новый дом профессора Евсикова, поймав у церковной горки извозчика.

– Значит, один зздесь?

– Один. Я ведь ещё когда собирался к вам, в Последний-то переулок. Сразу как записку нашел с адресом. Но часовщика встретил, как его, Вера, Надежда, Любовь и отец их Лев.

– Гравве? Ттак что же?

– Точно, Гравве. Он и сказал, что вы в Эфиопии или в Туретчине. Напрасно солгал.

– Ты про него нне знаешь? Лев Семёнович пповредился умом.

– Помешан?!

– Горе у него ббольшое. В семнадцатом Веру в ттолпе задавили насмерть. Вскоре Надю ссыпняк свалил, не выходили. Любу в Сокольничей роще сснасильничали, а она потом в большевички пподалась. Все ччасы у него забрали, когда декрет о ввремени вышел. Младшая накляузничала про коллекцию своего отца куда следует. Кконфисковали. Как ччасовщику без часов?

– Мне показалось, он болен. Не помешан, а просто истощён.

– Гравве говорит ошеломительные ввещи, не имеющие под ссобой оснований. Но все принимают их за чистую пправду.

– И я не усомнился в его словах.

– Его теперь ччасто видят у Путяевских прудов. Говорят, тропинки вытаптывает, ккаждый день ккак на работу ходит. Строит ллабиринт, от кузницы к гроту и до пожарной ввышки. От завалов ддорогу расчищает, ппроходы закольцовывает.

– Здесь невероятно страшно. Я в Риге не верил слухам.

– Сслухи не всегда страшнее жизни.

– Если не драка, не знал бы про вас.

– Сслучайная закономерность.

– А за что тебя?

– За ггенерала заступился. Тот Ленина их ссатаной назвал.

– А где генерал?