Поутру сквозь сталактиты и сталагмиты пробились лучи света, встречающие его внезапное пробуждение. Таинственная энергия до сих пор наполняла это место, но не пьянила так, как вчера, а скорее бодрила.
В страхе и недоумении он покопался у себя в подсумках и убедился в том, что свёрток всё ещё с ним. Новость о сохранности свитка успокоила его и он вытер лоб. Поднявшись навстречу солнцу, он покинул пещеру.
И не успел путник выйти, как понял, что окружён штилем. Джунгли, перемешанные с арматурой и бетонными руинами словно затихли: не было слышно ни птиц, ни зверья, ни цикад и даже москиты куда-то пропали… Лишь тишина, да безоблачное синее небо, с которого на него взирал малый уходящий серп луны.
На её тёмной стороне сияли паутины и полосы огней в виде различных геометрических фигур: пятиугольников, шестиугольников и восьмиугольников, состыкованные вместе как соты.
Ещё вчера живой и дышащий лес обратился чем-то подозрительно молчаливым. Нахмурившись, странник поспешил вернуться к своему пути.
Несмотря на всевозможные опасности быстрого перемещения по лесу, он нёсся, рассекая кинжалами заросли, взбираясь на бетонные плиты, хватаясь за арматуру и ветви. Одного взмаха его руки было достаточно, чтобы столкнуть их со своего марафона.
Близость стоянки стала очевидна, когда он заметил сквозь листья деревьев струйку дыма. Стремительно перепрыгивая по камням, пробегая размытым силуэтом, разрезая тонкие ручьи, плутая сквозь кусты и безмолвный воздух, он вышел к крутому спуску, за которым виднелось поселение.
Не жалея ступней своих металлических ног, он съехал по мокрому дёрну склона, чтобы как можно скорее добраться до входа.
Селение было огорожено металлическими бивнями и прутьями, на которые налегали листы металла. Устроено оно так, что жилища становились кучнее к центральному шатру из сшитых друг с другом кусков кожи, держащихся на металлических шпилях, вонзённых в землю.
Другие палатки состояли из ткани и веток, либо кости и тонкой кожи. Общим для них были изображения животных или сюжетов: у кого-то белка, у кого-то бобр, у кого-то сурок, у другого – охота. Центральный шатёр же расписан всем возможным животным миром и именно в него по тропе спешил путник.
Поселение затихло, как и джунгли, однако, когда он вбежал в него, люди выглянули из своих жилищ. Они были озлоблены и обеспокоены чем-то. Тех же, кто был в нормальном настроении или на подъёме, физиономия путника тут же расстраивала и приводила в негодование.
Странник ворвался в центральный шатёр, наверху крыши которого была дыра, под которым и стоял источник дыма, всё это время служивший ему маяком. Вокруг него – полупустой зал с полками и одной мягкой подстилкой из шкуры вепря. Полочки были забиты небольшими глиняными кувшинами, кастрюльками и стеклянными банками, внутри которых лежали камни, травы, порошки и реагенты.
Потолок и стены были исписаны светящейся краской из различных сюжетов: ремесла, охоты и мигрирующих животных. Деревянный пол заканчивался вокруг кострища, у которого сидел смуглый от курения старик, исписанный светящимися татуировками, по форме похожими на узоры имплантов странника.
На лбу старца ими было нарисовано большое дерево, корнями которого подведены серебристые глаза. С головы старика свисал капюшон плаща из головы вепря, шкура которого шла вплоть до пяток. На место глаз животного были вставлены две большие выпуклые линзы. По бокам капюшона вырастали оленьи рога, с которых свисали деревянные чётки, бусы, талисманы, верёвочки, блестящие камни и клыки зверей.
Путник подошёл к старику, сидящему по-турецки у костра, и встал на колено. Он уже и голову склонил, и протянул копьё вперёд, но старик всё так же сидел с прикрытыми глазами и сосал трубку с табаком. Пришедший учтиво кашлянул и только тогда шаман приоткрыл один из глаз и помотал головой:
–А?.. Не время, Анбу, кхм…– голос старика был очень хриплый и низкий, говорил он протяжно,– Как там обстановка?
Странник молча присел около шамана и протянул ему тот самый свиток. Морщинистый старик некоторое время вглядывался в угловатые письмена, рунические знаки и символы, острые и не имеющие между собой соединения. Накинув на себя капюшон, он надавил ладонью на текст, что-то высматривая:
– М-да-а-а… Плохо дело…– Он призадумался, чуть прикрыв веки,– Спрашивал у них, почему они не могут переехать поближе?
– Нет, Эйдар, вы…
– Да, тоже ничего не слышу.– Старик перебил его, словно уже знал наперёд им сказанное,– Хм… плохой знак, думается. Потому всех по шатрам погнал. Вон,– Эйдар переложил трубку на другую сторону рта, сделав долгую затяжку,– готовил себя к гаданию.
Он был больше похож на зверя: в шкурах и шерсти, ходил босой, седой волос под капюшоном длинный-длинный и спутанный, а с мочек ушей свисали серьги из эбонитовых дисков.
– Встретилась мне по дороге…– Анбу потёр лоб, нахмурившись и основательно напрягшись, будто объяснение требовало усилий,– пещера?.. Она наполняла меня энергией и… встречен мной кто-то посторонний…
– М-м-… А ты любопытствующий, я погляжу. Думается, духи пытались тебя напугать и изгнать из священной пещеры… Но, хм, видимо, ты оказался для них слишком крепким орешком,– смешки шамана под конец напоминали нечто среднее между кашлем и кряхтением мотора. Особенно примечательным было то, что вместе с этим он выпускал дым как выхлопная труба.
– Впервые встречаю настолько мощный миф… Я видел…
– Прошлое. Посторонний – не посторонний. Это мой пращур. Участием в войне он обессмертил себя, став духом. Присутствие чего-то хотя бы отдалённо похожего на машину приводит его в ярость… Хм…– шаман прищурился,– странно, что он не натравил на тебя зверьё… Ты не видел что-то ещё?
– Духи не посылали мне никогда вещих снов или видений. Энергия, правда, по голове ударила, помнится смутно,– Анбу потёр макушку.
– Хм…– шаман выдохнул струю дыма,– в той пещере я свёл немало судеб. М-м-…– промычал он так, будто вспомнил что-то хорошее,– а если считать моего отца и дедушку… Так что… Не ты один там теряешь голову…– и замолчал…
– Эйдар!– В помещение внезапно ворвался громкий баритон.
Зашёл крепкий высокий мужчина с острой чёрной бородой. Ходил он всегда с чуть поднятой головой и выпяченной грудью, словно павлин. С его головы свисали спутанные пряди каштановых волос до плеч. Через его шею и кадык проходил очень широкий и длинный шрам, не говоря уже обо всём остальном теле, покрытом боевыми заслугами.
Его «аристократическая» стать подчёркивалась одеждой: плащом из шкуры пантеры с капюшоном из её головы; набедренной повязка из пурпурно-тёмных тканей. Он вытащил из полимерных ножен изогнутый стальной клинок с ленточками на конце ручки и подошёл к шаману. Преклонившись перед ним, он уже было предоставил ему оружие, но шаман вновь «улетел» и закрыл глаза.
Анбу вновь учтиво кашлянул в кулак, и Эйдар пробудился, взглянув на оружие:
– М?.. А?.. Сейчас не время,– шаман осторожно встал и пошёл к полкам,– прочти письмо от племени Игноков.
Грудь полуголого вождя татуирована всеми фазами солнечного затмения, а живот – всеми фазами луны. Своей величавой фигурой он навис над листком бумаги, бегая по тексту глазами.
– Им что, так сложно предоставить невест?– Он внезапно рыкнул, словно тигр,– или они предлагают выплёвывать выродков?
– Читай дальше, поймёшь,– Эйдар вытащил ещё один мешочек с камнями и прошёл к низкому столику с каким-то широким свёртком.
Каждая прочтённая строчка письма всё больше удивляла вождя и вызывала беспокойство. Сжав письмо в руке, он дёрнулся в сторону Анбу:
– Ты не видел их по дороге?..
– Не встречал,– тот помотал головой,– знаю лишь, что живность последние три луны куда-то пряталась.
– Тишина!– прохрипел шаман и подошёл к краю комнаты, дёрнув за верёвку.
Пройдя к костру, он разложил перед ним бумагу с начертаниями, рядом поставив чашу и кожаный мешок. Начертания – квадрат из меандров, в центре которого находилась октаграмма. Нарисована она так, что квадрат сверху перекрывал второй снизу, а между их углами стояли руны. За квадратом из меандров сверху было солнце, снизу – полная луна, справа – Затмение, слева – уходящий полумесяц.
Дёрнутая верёвка закрыла дыру над кострищем, погрузив помещение в полумрак. Сев поудобнее перед листом и накинув на себя капюшон, старик бросил в пламя медную крошку. Как только оно вспыхнуло синим, он разложил различные камни внутри квадрата из меандров и насыпал сушёную траву в трубку.
Странник и вождь переглянулись друг с дружкой и подсели поближе с заметным любопытством и предвкушением. Блестящий, острый и угловатый обсидиан Эйдар поставил у самого правого угла октаграммы, указывающего на Затмение. Гладкий тёмно-фиолетовый эбонит – на угол полумесяца. Янтарь был положен на угол солнца, а лазурит – на полную луну.
Старик при этом протяжно мычал, невнятно бормотал и в перерывах между камнями раскуривал трубку. Гости представления внезапно ощутили, как мурашки побежали по коже от слабо уловимого шёпота в разуме: еле ощутимого и исчезающего, стоит только вслушаться. Подобно сороконожке он полз по их спинам и пробирался через уши в костный мозг.
По углам квадрата из меандров Эйдар расставил кремниевые лезвия, остриём повернув в центр. Затем он вытащил из мешка камни жемчужного цвета и высыпал в металлическую миску… Внезапный звон эхом отозвался в темноте. Зрители ритуала заметить не успели, как с этим звуком мрак сгустился, словно они переместились в иной мир.
Шаман взял парочку камней и потряс между рук как игральные кости. В этот момент он раскачивался и мотал головой, будто в ритм какой-то музыки, которую слышал только он. Ей же и вторил через бормотания и невнятные словечки, которые переходили в вибрации, погружающие в транс не только шамана, но и остальных.
Внезапно замолкнув, старик распахнул глаза и бросил «кости» на «поле» и увидел, как один камушек упал ближе к левому краю, эбониту; а второй к правому, обсидиану. Нахмурившись, Эйдар изобразил руну и открыл скобку, в которую черкнул ряд других рун и закрыл. Поставив черту он приравнял их к «0,23».
Вычтя его из единицы, он получил новую вероятность «0,77» и отбросил от него ноль и запятую. Отмерив линию длинной с фалангу мизинца на другом листе, он обозначил её двойкой. Из её начала он нарисовал остальные, используя предыдущую как мерило для двух семёрок.
Под конец он соединил концы линий в единый многоугольник, сопоставив его с полем гадания так, чтобы хотя бы две линии проходили по жемчужинам. Шёпот усилился, огонь заиграл и активизировался, несмотря на то же количество топлива, а Анбу и вождь засели в напряжении. Старик переложил трубку на другую сторону рта и задумался:
– Хм-м-м… Грядёт Затмение,– голос его был слегка искажён, более глубок и низок,– вижу, что спустя тридцать лун… Странник, связь… Связан… Подключен… Анбу, к тебе что-то подключилось?..
– Давно не был у машин,– путник недоуменно переглянулся со своим соседом,– правда, и по дороге ни одну не встретил.