– Урод, – всё ещё не могла успокоиться Хэдли, прикладывая ладони к разгорячённым щекам. – Я пошла за водой. Вам чего-нибудь принести?
– Мне колу, – сказал Мэйсон, а Хол не захотел ничего, сославшись на внутреннее беспокойство организма, вероятно, из-за смены часовых поясов.
Но беспокойство он чувствовал и просто оттого, что находился в этом поезде.
– Мне кажется, здесь происходит что-то странное, – поделился он своими мыслями с Мэйсоном.
– Да ладно тебе, дави спокуху. Подумаешь, какой-то урод с дипломатом. Мало ли вокруг психов?
– Но это не только из-за него. – Хол вздохнул. – Не могу объяснить, но у меня такое чувство… У тебя бывает, как будто что-то чешется в голове, ты хочешь почесать и не можешь?
– У меня в детстве были вши, – сказал Мэйсон.
– Я не об этом, – улыбнулся Хол.
– И часто у тебя такое?
– Что?
– С головой. В детстве обо что-нибудь ударялся?
– Нет, – рассмеялся Хол. – Но у меня будто снова какое-то предчувствие.
– Снова? А что предчувствовал в первый раз?
– Кражу. В поезде орудовал вор.
– Ни фига себе! – присвистнул Мэйсон. – И что?
– А ничего. Я нашёл преступника и вернул украденное.
– Ты что, детектив?
Хол слегка покраснел, а потом нагнулся к Мэйсону:
– Слушай. В тот раз там тоже творилось странное…
– Что, и сейчас ты это видишь?
Хол кивнул:
– Во время ланча напротив меня сидел один мальчик. Он явно хотел мне что-то сказать, но не мог, потому что боялся своего отца. Мне кажется, он в беде.
– Да ну! – вскинул брови Мэйсон, а потом нахмурился: – И что за беда? Он что-нибудь натворил?
– Он не мог чётко говорить, потому что ему исправляют прикус.
– Жуть. Я сам носил скобки на зубах. Удовольствие ещё то.
– Да. Но, когда я стал рисовать, он взял мой блокнот и начал в нём черкать. Не совсем черкать, но кое-что обводить, что я уже нарисовал. А потом стал делать знаки руками. Он хотел мне что-то сказать.
Хэдли вернулась с двумя стаканами кока-колы, в которых потрескивал лёд. В один она вставила соломинку и подтолкнула к Мэйсону, из второго принялась пить сама.
– Слушай, Хэдли, – тут же начал интриговать сестру Мэйсон, – а ты знаешь, что Хол у нас детектив? Он сейчас пытается расшифровать одно тайное послание от человека в беде.
– Что за послание? – Глаза Хэдли округлились.
– Ну, это… руками.
– Покажи!
– Он делал примерно так: дёргал волосы за ушами, потом водил ногтем по пальцам, а потом вдруг полоснул пальцем по горлу. И ещё он боялся, чтобы не увидел отец.
– Каким пальцем он это делал? – спросила Хэдли.
– Указательным, – показал плечами Хол. – Указательным.
– По скольким пальцам он водил?
– Не помню. – Он посмотрел на свою левую руку. – По четырём. Ты думаешь, он хотел показать цифру четыре?
– Вряд ли. Тогда бы он просто показал четыре пальца, – здраво рассудил Мэйсон.
Вдруг Хол замер и прошептал:
– Тсс! Они идут.
В вагон вошли Райан и Джин. Отец держал руку на плече сына, направляя его, словно тот был слепой. Хол схватил колоду и начал тасовать карты, низко пригнув голову. Хэдли и Мэйсон тоже пригнулись.
Когда отец и сын проходили мимо, Хол на миг скосился и поймал взгляд мальчика. Райан смотрел прямо на него. Во взгляде была мольба.
– Не повезло парню, – прошептал Мэйсон. – Теперь понятно, почему ему трудно говорить. Я насчёт этой штуки на лице.
Хол продолжал машинально тасовать карты. Да, Райан явно нуждался в помощи.
– А может, ты всё неправильно понял? – сказала вдруг Хэдли. – Может, в опасности именно ты? И он показал, что это тебе перережут глотку?
Хол вздрогнул. Да нет, ерунда. Нет, полная ерунда.
– Дай мне свой блокнот, – не унималась Хэдли. – Может, что-то он спрятал между страницами, а ты не и не заметил?
Хол достал свой блокнот. Потряс его, полистал. Внутри ничего не было. Он положил блокнот на середину стола и достал карандаш.
– Глядите, что он делал. Вот тут мой рисунок в вагоне-ресторане. Он взял мой карандаш и начал жирно прочерчивать некоторые линии. Причём без всякой логики с точки зрения композиции. Он выделял явно второстепенные детали.
– А может, он именно второстепенное и хотел подчеркнуть? – сказал Мэйсон.
– Допустим, – задумался Хол. – Но что?