Предчувствие беды

– В Москву, в Москву…

Загорелая худощавая женщина, лежавшая рядом, тоже поднялась, сдвинула на лоб темные очки, глянула на него и подпела:

– В Москву, в Москву! Скучаешь уже? А мне вот уезжать совсем не хочется. Как вспомню о долгой, холодной зиме… Брр! С удовольствием осталась бы еще на недельку. Но… завтра в это время я уже буду скучать в поезде под стук колес и вспоминать солнце, море и тебя. Давай-ка выпьем!

– Без возражений!

Саша вытянул из тенистой ложбинки между камнями бутылку вина и фляжку коньяка.

Надя достала корзинку, разложила на салфетке грозди прозрачного, тугого винограда, огромные сиреневые сливы, головку домашнего сыра, лаваш.

– За наш отдых, за солнце, за море, за тебя! – провозгласил Турецкий.

– Все в одном тосте? – рассмеялась Надежда, подставляя под светлую струю пластиковый стаканчик.

– А мы будем его повторять столько, сколько нам захочется. – Саша плеснул коньяк в свой стаканчик, они чокнулись и выпили.

– Ты весь уже там, в Москве, – заметила Надежда, поглядывая, как Турецкий в задумчивости отправил в рот ломтик сыра.

– Что есть, то есть, – подтвердил тот.

– А ну-ка скажи мне быстро, не задумываясь, по чему ты соскучился больше всего?

– По работе, – ни на секунду не задумываясь, откликнулся Александр.

– Все вы мужики такие, – вздохнула она.

– А ты по чему соскучилась?

– По детям, конечно. По Тате и Таше. Все-таки первый раз я без них отдыхаю. А они без меня.

– Ну, они у тебя большие барышни. Шесть лет – это возраст. А по мужу соскучилась?

– И по мужу, конечно, – небрежно откликнулась Надя.

– Вот, все вы бабы такие, – передразнил ее Турецкий.

Оба рассмеялись.

– Давай выпьем за тебя, – предложила женщина. – Хороший ты мужик. Настоящий. Легко с тобой.

– Это тебе со мной легко. А вот моей супруге…

– Не будем сегодня о супругах, ладно? Давай за тебя, мне будет тебя не хватать.

Надя подняла на него ставшие вдруг серьезными глаза.

– Но-но! Не грустить! Мы так не договаривались, это во-первых. Во-вторых, мы все-таки живем в одном городе…

– Брось ты, Саша! Расстанемся, забудешь. Можно и в одном городе никогда не встретиться.

Саша помолчал, затем произнес как можно мягче:

– Видишь ли, Надюша, в Москве у меня совсем другая жизнь. Работа у меня такая, она меня всего забирает, без остатка. Так что видеться нам вряд ли придется, что правда, то правда. Все мы мужики такие, ты же сама сказала. У нас первым делом самолеты. А у вас – семья. Единство и борьба противоположностей. Но я тебя не забуду. Хорошее не забывается. Я о тебе внуку расскажу, – пообещал Турецкий.

Надя не оценила шутки, задумчиво произнесла:

– И мы не все такие, и вы не все такие. Вот у нас в фирме протезист один есть, мы с ним дружим. Молодой, обходительный, состоятельный. Бабы наши вокруг него хороводы водят. А он однолюб. Влюбился в одну пациентку, как околдовала его. И добро бы женщина была порядочная. Нет, куда там. Водит его за нос. Вечно он с вопросами: «Шурочка не приходила? Шурочка не звонила?» – просто помешательство какое-то. Мы уж знакомили его с пианисткой одной, очень милая девушка, такая талантливая. Он от нее сбежал, представляешь? Прямо из филармонии удрал, с ее концерта. Ушел в туалет, мы с приятельницей его ждем, а он…

Надя вошла в раж, красочно описывая личную жизнь протезиста. Но Александр не слушал ее.

То, что неведомую ветреницу зовут так же, как называет Турецкого родная жена, навеяло вдруг острое, щемящее желание оказаться рядом с Ириной, уткнуться в пепельные волосы, безмолвно попросить прощения за собственное легкомыслие, вечную жажду новых впечатлений и приключений, каждое из которых убеждало его в том, что нет женщины лучше, чем она, его Ира, Ириша, Ирина.

– Ну ладно, чего это я, в самом деле? За тебя! – выдохлась Надежда.

Они выпили, Саша глянул на часы:

– Все, Надюха, последний заплыв – и собираемся. Скоро солнце сядет, а нам еще восхождение к шоссе совершать.

Он встал, нацепил очки, губы охватили резину трубки.

Скользя под водой, Саша любовался причудливыми подводными камнями; стайками мелких, шустрых рыбешек, снующих то там, то тут; ленивыми, бокастыми крабами, выползающими из-под камней; стройной фигурой плывущей рядом женщины. Но все это уже не волновало его.

И когда час спустя мобильник Турецкого ожил и заговорил взволнованным голосом Меркулова, Александр почти обрадовался, несмотря на то что звонок этот ничего хорошего не предвещал.

– Саша, тебе нужно завтра же быть в Москве. В связи с последними событиями.

– Какими событиями?

– Ты что, «Новости» дневные не смотрел?

– Нет. А что случилось?

– Разбился самолет, вылетевший сегодня из Шереметьева в Ларнаку. Живых нет. В списке пассажиров – президент компании «Аэрофлот».

– Сомов?

– Да. Ты где вообще находишься сейчас?

– На шоссе.

– Завтра утром жду тебя в своем кабинете. Билет на твое имя заказан.

– Хорошенькая перспектива лететь после такого известия. А что, есть основания считать?…

– Завтра поговорим, – оборвал его Меркулов. – До встречи.

– Что случилось? – поинтересовалалсь Надежда.