Молчать, чтобы выжить

– Знаешь, как пользоваться? – спросил он.

– Конечно, – промямлил, краснея, Сергей.

– Молодец, – сказал поэт-песенник. Рассеянно погладил сына по голове и больше никогда не возвращался к этому разговору, предоставив событиям идти так, как они шли до его вмешательства.

С наступлением новых времен отец Сергея оказался не у дел. Стране вдруг стало не до песен, а заниматься «бизнесом» он не умел, да и не хотел. Знаменитый в прошлом поэт-песенник стал быстро стареть, превращаясь в грустного, сварливого старика. И отдыхать он теперь предпочитал не с домработницами, а с бутылкой джина или виски, которые ему поставляли по старой памяти более удачливые друзья.

К тому времени Сергей успел получить первый разряд по боксу и поступить на философский факультет МГУ (отец, порядком отставший от жизни, предполагал, что этот факультет до сих пор кузница кадров номенклатуры).

Когда с третьего курса Сергея вышибли за неуспеваемость, восстанавливаться он не стал. Кривая жизненная дорожка привела его в компанию удалых, спортивных ребят (бывших товарищей по секции бокса), «бомбивших» (так они это теперь называли) магазины и коммерческие ларьки.

– Ты пойми, братан, сейчас бабла можно срубить немерено и почти за так, – убеждал его один из «бомбистов». – Жизнь вокруг такая, что ты в ней или заяц, или волк. Кооперативщики – это зайцы. А мы – волки, хищники. Санитары леса! Понял?

Сергей понял.

Влившись в дружную компанию крепких парней, он стал захаживать к кооперативщикам с деревянной битой под мышкой и кастетом на пальцах. Но вскоре ему надоело и это.

В банде он долго не продержался, так как, в отличие от своих молодых коллег, к спорту давно охладел, а гантелям и тренажерам предпочитал виски, водку и только-только появившийся в Москве кокаин. На бандитские разборки он ходил с белым от порошка носом и однажды, после того как Сергей в глаза назвал крутого авторитета «потным козлом», его выперли из банды за неадекватное поведение на стрелках.

«Потный козел» не забыл обиду и вознамерился отправить Сергея в реанимацию или, что предпочтительней, в морг. Опасаясь за свою шкуру, Сергей уже подумывал – не дать ли ему деру из страны (еврейские корни позволяли это сделать), но тут в дело вмешался старый приятель Сергея, Боря Шлегель, человек безбашенный и авторитетный. После долгих переговоров он сумел разрулить ситуацию и спасти Сергею Славному его никчемную жизнь.

– Борисыч, отныне моя жизнь – твоя! – торжественно заявил своему спасителю Сергей и, будучи, как всегда, нетрезв, слезливо зашмыгал носом.

– Сочтемся. Когда-нибудь, – ответил на это Шлегель и дружески похлопал «интеллигента» по плечу.

Бориса Шлегеля всегда тянуло к этому странному парню. Сергей происходил из благородной семьи, тогда как сам Шлегель пробивал себе путь из самых низов. Его мать всю жизнь проработала санитаркой в больнице, а отец – слесарем на машиностроительном заводе.

Шлегель с детства любил песни знаменитого поэта-песенника, и когда (спустя десять лет) узнал, что Сергей – его сын, проникся к парню непонятным уважением, в котором была и примесь презрения. Вероятно, такое же чувство вызывали у дореволюционных нуворишей нищие, затюканные жизнью аристократы со следами вырождения на бледных породистых лицах.

Шлегель взял «интеллигента»-неудачника под опеку, поставлял ему хорошие спиртные напитки, отвадил от наркотиков (потратив на это дело кругленькую сумму).

– Че ты с ним носишься? – спрашивали Бориса удивленные кореша.

– А нравится он мне, – просто отвечал Шлегель.

Друзья лишь пожимали могучими плечами в ответ. Для них чувства, которые Шлегель испытывал к Сереже Славному, были абсолютно непонятны. Со временем они стали считать эти чувства причудой и перестали обращать на них внимание…

Итак, прямо из аэропорта Боря Шлегель отправился к Сержу Славному. Тот был искренне рад старому другу. Славный уже был слегка пьян и, увидев в руках у Шлегеля литровую бутылку «Русского стандарта», расплылся в довольной улыбке.

Шлегель бухнулся в кресло и вытянул перед собой длинные ноги.

– Осторожно, горилла, книгу помнешь! – вскрикнул Славный и выдернул из-под задницы немца увесистый том.

Шлегель кивнул на книгу:

– Че за муть?

– Да один хрен американский написал. Про ассасина.

Немец ухмыльнулся:

– Кого? Отсосина?

Славный поправил пальцем очки и спокойно сказал:

– Дурак ты, Боря. Ассасин – это убийца в переводе с английского.

– Что-то я такого не слышал. Киллер – слышал. А твой отсосин…

– Ассасин, – вновь поправил приятеля Славный. – Это от арабского «гашишин». А гашишинами мусульмане называли своих убийц за то, что после каждого дела они накачивались гашишем. Гашиш – это…

– Ты мне не впаривай, умник. Я без тебя знаю, что такое гашиш. Даже пробовал пару раз.

– Где это? – усомнился Славный.

– Не твое дело. Ух, блин, ноги как гудят. – Борис пошевелил пальцами ног, поморщился и поуютней устроился в кресле. – А твои отсосины толк в расслабухе знали. Хотя, по мне, лучше кокс. Или просто наша беленькая. – Борис протянул руку и звучно щелкнул пальцем по бутылке с водкой.

– Ну так давай накатим! – оживился Славный. – Чего мы ждем?

– Закуску-то хоть сообрази. Мы же не свиньи, чтоб без закуси.

– А где ты видел свиней, которые пьют водку?

– Не умничай. Лучше подними задницу и притащи сюда мой пакет. И черного хлеба подрежь, если есть!

Через несколько минут на столе появились колбаса, соленые грузди, маринованные корнишоны и оливки.

– Ну! – Шлегель поднял полную рюмку водки. – Давай за то, чтоб мы не забывали хорошо расслабиться после тяжелой работы!

Мужчины чокнулись и выпили. Шлегель снова взялся за бутылку.

– Между первой и второй перерывчик небольшой!

И они выпили снова.

– Вторая без закуски, а третья – для разгрузки! – продекламировал немец и разлил по третьей.

Мужчины снова выпили. И лишь затем взялись за закуски.

– Как у тебя с работой? – поинтересовался Славный, пожевывая корнишон.

– Да есть тут один… заказик.

– Хороший?

Борис пожал плечами:

– Средний. Деньги не ахти какие, но зато само дело несложное. – Немец прищурился, явно что-то вспомнив, и пьяно улыбнулся своим мыслям. – Там, короче, такая бодяга… Одна плохая девочка решила проучить своего неверного любовника, а заодно уберечь от «экспроприации» все то, что этот старый хрен подарил ей, пока не превратился в жадного скрягу.