Учение о бытии

b. Качество

В силу непосредственности, в какой в существовании бытие и ничто суть единое, они вполне совпадают; поскольку существование есть сущее, постольку же оно есть небытие, определенное. Бытие не есть общее, а определенность – частное. Определенность еще не отделилась от бытия; правда, она уже от него и не отделится, так как с этих пор лежащая в основе истина есть единство небытия и бытия; из нее, как из основания, получаются все дальнейшие определения. Но отношение, в котором здесь определенность стоит к бытию, есть их непосредственное единство, так что еще не положено никакого их различия.

Определенность, изолированная так для себя, как сущая определенность, есть качество, – нечто вполне простое, непосредственное. Определенность вообще есть нечто более общее, так как она может быть также и количественною, и обладать дальнейшими определениями. Вследствие такой простоты, о качестве, как таковом, ничего нельзя более сказать.

Но существование, в котором столь же содержится ничто, как и бытие, есть само мера для односторонности качества, как лишь непосредственной или сущей определенности. Она должна быть положена также в определении чрез ничто, вследствие чего непосредственная или сущая определенность полагается, как различенная, рефлектированная; ничто, как определенное некоторым определением, есть также нечто рефлектированное, отрицание. Качество, отличенное как сущее, есть реальность, как подпавшее же отрицанию – отрицание вообще, которое есть также качество, но, признаваемое за его отсутствие, определяется далее, как граница, предел[7 - Гегель различает «Grenze» и «Schranke», различает, как будет далее видно, довольно неясно. Не гоняясь за особенною точностью, но ввиду потребностей терминологии, я перевожу первый термин через слово «граница», а второй – через слово «предел»; дальше однако в этом отношении указаны в своем месте изъятия. – Прим. перев.].

То и другое есть существование, но в реальности, как качестве с ударением на то, что оно есть сущее, скрыто указание на то, что оно содержит определенность, следовательно также и отрицание. Поэтому реальность считается за нечто положительное, из которого исключено отрицание, ограничение, отсутствие. Отрицание, как простое отсутствие, было бы то же, что ничто; но оно есть некоторое существование, некоторое качество, только определенное чрез небытие.

Примечание. Реальность может представляться словом, имеющим разнообразное значение, так как оно употребляется для выражения различных, даже противоположных определений. В философском смысле говорится о чисто опытной реальности, как о неимеющем цены существовании. Но если говорится о мыслях, понятиях, теориях, что они лишены реальности, то это значит, что им нет соответствующей действительности; в себе же самой или в понятии идея, например, платоновской республики может быть и истинна. От идеи здесь не отрицается ее ценность, и она допускается наряду с реальностью. Но сравнительно с идеями и понятиями только реальное считается единственно действительным. Смысл, в котором внешнему существованию приписывается единственное значение при решении вопроса о реальности некоторого содержания, столь же односторонен, как и тот, в котором идея, сущность или внутреннее чувство представляются безразлично относящимися к внешнему существованию и даже считаются тем совершеннее, чем они более удалены от реальности.

По поводу термина «реальность» должно упомянуть о прежнем метафизическом понятии Бога, которое было главным образом положено в основу так называемого онтологического доказательства бытия Бога. Бог определяется, как полнота всех реальностей, и об этой полноте говорится, что она не содержит в себе никакого противоречия, что одна реальность не уничтожает другой; ибо реальность может быть понимаема, лишь как некоторое совершенство, как нечто утвердительное, не содержащее в себе отрицания. Поэтому реальности не противоположны и не противоречат одна другой.

При таком понимании реальности предполагается, что она остается и тогда, когда отбрасывается всякое отрицание; между тем при этом уничтожается всякая ее определенность. Реальность есть качество, существование; поэтому она содержит в себе момент отрицания, и единственным определением ее остается, что она есть. В так называемом высшем смысле или как бесконечная – в обыкновенном значении этого слова, – как требуется, чтобы ее принимали, она расширяется в неопределенность и утрачивает свое значение. Божественная благость должна быть благостью не в обыкновенном, а в высшем смысле слова, не отличаться от правосудия, а умеряться им (примиряющее выражение Лейбница) так же, как правосудие – благостью; таким образом, благость уже перестает быть благостью, а правосудие – правосудием. Всемогущество должно умеряться премудростью, но в таком случае оно уже не есть всемогущество, как таковое, ибо оно ей подчинено; премудрость должна расширяться во всемогущество, но при этом она исчезает, как премудрость, привносящая цель и меру. Истинное понятие бесконечного и его абсолютного единства, к которому мы придем далее, не есть понятие умерения, взаимного ограничения и смешения, которое есть поверхностное, переходящее в неопределенную туманность отношение, и которым может довольствоваться лишь лишенное понятия представление. Реальность, признаваемая в таком определении Бога за определенное качество, выведенная из своей определенности, перестает быть реальностью; она становится отвлеченным бытием; Бог, как чисто реальное во всех реальностях, или как полнота всех реальностей, есть то же неопределенное и бессодержательное, каким оказывается и пустое абсолютное, в котором все есть одно.

Если, напротив, реальность признается в ее определенности, то, так как для нее существен момент отрицания, полнота всех реальностей оказывается в той же мере полнотою всех отрицаний, полнотою всех противоречий, но ближайшим образом и абсолютною мощью, в которой поглощено все определенное; но так как она сама есть постольку, поскольку в противоположность ей есть нечто, ею не снятое, то, мысля ее расширенною в завершенную безграничную силу, мы превращаем ее в отвлеченное ничто. То реальное во всем реальном, то бытие во всяком существовании, которое должно выражать собою понятие Бога, есть не что иное, как отвлеченное бытие, которое есть то же, что ничто.

Что определенность есть отрицание, положенное утвердительно, выражается Спинозою: Omnis determinatio est negatio (всякое определение есть отрицание). Это выражение имеет безмерную важность, только нужно иметь в виду, что отрицание, как таковое, есть бесформенная отвлеченность. Но умозрительной философии не следует вменять в вину, что она заканчивает на отрицании или ничто; ибо в последнем для нее столь же мало истины, как и в реальности.

Необходимым следствием того, что определенность есть отрицание, служит единство спинозовой субстанции или тот вывод, что субстанция едина. Мышление и протяжение, два определения, которые имел пред собою Спиноза, он должен был объединить в этом единстве, ибо, как определенные реальности, они суть отрицания, бесконечность коих есть их единство, так как по определению Спинозы, о чем будет сказано ниже, бесконечность чего-либо есть его утверждение. Он понимал их, поэтому, как атрибуты, т. е. как такие, которые не имеют отдельного бытия, бытия в себе и для себя, а суть лишь как снятые, как моменты; правильнее сказать, что они не суть для него даже моменты, так как субстанция в себе самой есть нечто совершенно неопределенное, и атрибуты суть, как и модусы, различения, делаемые внешним рассудком. Равным образом и субстанциальность неделимых не может устоять против этого выражения. Неделимое есть отношение к себе вследствие того, что оно ставит границы всему другому; но эти границы тем самым становятся границами его самого, отношениями к другому, т. е. неделимое имеет свое существование не в себе самом. Правда, неделимое есть нечто большее, чем только всесторонне ограниченное, но это большее принадлежит другой сфере понятия; в метафизике бытия оно есть нечто просто определенное; и вопреки тому, что есть конечное в себе самом и для себя, определенность сохраняет существенное значение, как отрицание, и увлекает его в то отрицательное движение рассудка, которое заставляет все исчезать в отвлеченном единстве, в субстанции.

Отрицание противостоит непосредственно реальности; далее, в собственной сфере определений рефлексии, оно противополагается положительному, которое есть реальность, рефлектированная в отрицании, реальность, в которой является то отрицательное, которое в реальности, как таковой, еще скрыто.

Качество (Qualit?t) есть свойство (Eigenschaft) прежде всего и преимущественно в том смысле, поскольку оно обнаруживает себя во внешнем отношении, как имманентное определение. Например, под свойствами трав разумеют определения, которые не только вообще чему-либо свойственны, но такие, чрез которые они своеобразно сохраняют себя в отношении к другому, не допускают в себя чужих положенных в нем влияний, но сами заявляют свои собственные определения в другом, хотя бы они и не отстраняли их от себя. Более покоящиеся определения, как, например, фигуру, внешний вид, не называют, напротив, свойствами, ни даже качествами, поскольку они представляются изменчивыми, не тожественными с бытием.

Qualirung или Inqualirung, выражение проникающей в глубь, но в мутную глубь, философии Якова Бёме, означает движение качества (кислого, горького, огненного и т. п.) внутрь себя самого, поскольку оно в своей отрицательной природе (в своей Qual) выделяется из другого и упрочивается, вообще его беспокойство внутри себя самого, в котором оно происходит и сохраняется лишь чрез борьбу.

с. Нечто

В существовании определенность его отличается, как качество; в нем, как существующем, есть различение – реальности и отрицания. Но поскольку эти различения присущи существованию, постольку же они уничтожены и сняты. Реальность сама содержит в себе отрицание, она есть существование, а не неопределенное, отвлеченное бытие. Равным образом, и отрицание есть существование, не долженствующее быть отвлеченным ничто, а положенное, как оно есть, есть в себе, как сущее, принадлежащее существованию. Таким образом, качество вообще не отделено от существования, которое есть не что иное, как определенное, качественное бытие.

Это снятие различения есть более, чем простое его отнятие и внешнее отбрасывание, или чем простое возвращение к простому началу, к существованию, как таковому. Различение не может быть отброшено, так как оно есть. Итак, фактически даны: существование вообще, различение в нем и снятие этого различения; существование не как безразличное, какое свойственно началу, но как снова ставшее равным себе, чрез снятие различия, простота существования, как опосредованная чрез это снятие. Это состояние снятия различения есть собственная определенность существования; таким образом, оно есть внутри себя (Insichseyn); существование есть существующее, нечто.

Нечто есть первое отрицание отрицания, как простое сущее отношение к себе. Существование, жизнь, мышление и т. д. существенно определяется, как существующее, живущее, мыслящее и т. д. Это определение в вышей степени важно, так как оно позволяет не останавливаться на существовании, жизни, мышлении и т. д., а также на божественности (вместо Бога), как на обобщениях. Нечто справедливо представляется, как нечто реальное. Тем не менее нечто есть еще очень поверхностное определение; как реальность и отрицание, существование и его определенность, правда, уже не суть более пустые бытие и ничто, но суть тем не менее вполне отвлеченные определения. Поэтому они суть также самые употребительные выражения, и неразвитая философски рефлексия употребляет их особенно часто, вливая в них свои различения и полагая, что обладает в них чем-то хорошо и твердо определенным. Отрицание отрицания, как нечто, есть лишь начало субъекта, – еще вполне неопределенное бытие внутри себя. Оно определяется далее прежде всего, как сущее для себя и т. д., доколе лишь в понятии приобретает конкретную напряженность субъекта. В основе всех этих определений лежит отрицательное единство с самим собою. Но при этом отрицание, как первое, отрицание вообще, должно быть, как следует, отличаемо от второго, от отрицания отрицания, которое есть конкретная, абсолютная отрицательность, между тем как первое есть лишь отвлеченная отрицательность.

Нечто есть сущее, как отрицание отрицания; ибо последнее, как восстановление простого отношения к себе, тем самым есть вместе нечто, опосредование себя собою самим. Уже в простом нечто, далее, еще определеннее в бытии для себя, в субъекте и т. д. дана определенность себя самим собою, в становлении же вполне отвлеченное опосредование; опосредование собою в нечто положено, поскольку оно определяется как простое бытие внутри себя. Можно обратить внимание вообще на присутствие опосредования вопреки принципу предполагаемой простой непосредственности знания, из которой опосредование должно быть исключено; но затем нет нужды особенно обращать внимание на момент опосредования, так как он находится и содержится всюду в каждом понятии.

Это опосредование собою, которое есть нечто в себе, взятое лишь как отрицание отрицания, не имеет конкретной определенности; таким образом оно совпадает с тем простым единством, которое есть бытие. Нечто есть и оно же есть также существующее; далее, оно в себе есть также становление, которое, однако, уже не имеет своими моментами только бытие и ничто. Один из них, бытие, есть уже существование и далее – существующее. Второй есть также существующее, но определенное, как отрицание нечто, – другое. Нечто, как становление, есть переход, моменты которого суть также нечто, и которое, поэтому, есть изменение, ставшее уж конкретным становлением. Но нечто изменяется ближайшим образом лишь в своем понятии; оно еще не положено, как опосредывающее и опосредованное; оно определяется, лишь как просто сохраняющее себя в своем отношении к себе, и его отрицание себя, как также качественное, лишь как другое вообще.

В. Конечность

a. Нечто и другое; они сначала взаимно безразличны; другое есть также непосредственно существующее, нечто; т. обр. отрицание находится вне их. Нечто в себе противополагается своему бытию для другого. Но определенность принадлежит его бытию в себе и есть;

b. его определение (Bestimmung), также переходящее в состояние (Beschaffenheit)[8 - Термин «Beschaffenheit» я перевожу словом «состояние», так как оно означает в нечто то, что подвергается изменению (см. далее). Комментатор Гегеля Мэк-Теггерт переводит этот термин словом «модификация» (Mac-Taggart, А commentary on Hegels Logic 1910, параграф 27 и сл.). – Прим. перев.], составляющее тожественное с первым имманентное и вместе отрицаемое бытие для другого, границу (Grenze) нечто, которая;

c. есть имманентное определение самого нечто, вследствие чего последнее есть конечное.

<…>

а. Нечто и другое

1. Нечто и другое оба суть, во-первых, существующее или нечто.

Во-вторых, каждое есть также другое. Безразлично, какое называется прежде, и оно поэтому просто считается за нечто (по-латыни, когда они вместе встречаются в предложении, они оба называются aliud или одно из другого, aliud alium; при их противоположности аналогическим выражением служит alter alterum). Если мы некоторое существование называем А, а другое В, то тем самым В определяется, как другое. Ho A есть в той же мере другое относительно В. Оба в равной мере суть другие. Для фиксирования различения и утвердительно признаваемого нечто служит слово это. Но словом это мы именно и выражаем, что такое различение и выделение одного нечто есть обозначение субъективное, находящееся вне самого нечто. В этом внешнем показывании заключается вся определенность; самое выражение это не содержит в себе никакого различения; все и каждое нечто суть так же эти, как и другие. Есть мнение, что словом это выражается нечто вполне определенное; но при этом упускается из виду, что язык, как произведение рассудка, высказывает лишь общее, за исключением названий единичных предметов; но индивидуальное название есть нечто бессмысленное именно в том отношении, что оно не выражает чего-либо общего, и является поэтому просто положенным, произвольным по тому же основанию, по которому собственные имена могут быть произвольно принимаемы, даваемы и изменяемы.

Таким образом, инобытие является определением чуждым так определенному существованию, или, иначе, другое – находящимся вне некоторого существования; существование определяется, как другое, отчасти лишь чрез сравнение с чем-либо третьим, отчасти лишь ради другого, находящегося вне его, но не для себя. Вместе с тем, как сказано, всякое существование, даже для представления, определяется, как другое существование, так что не остается существования, которое было бы только существованием и не находилось бы вне некоторого существования, т. е. не было бы само другим.

Оба, поэтому, определяются столько же, как нечто, сколько и как другое, и таким образом, суть одно и то же, и между ними не оказывается никакого различия. Но эта однозначимость определений также есть результат внешней рефлексии, сравнения их; а так как другое положено ближайшим образом, то оно хотя и для себя есть то же самое в отношении к нечто, но также для себя и вне его.

Поэтому другое, в-третьих, должно быть взято, как изолированное, в отношении к самому себе, как отвлеченно другое, как ?? ?????? Платона, который противополагает его одному, как один из моментов всей полноты сущего, и таким образом приписывает другому некоторую собственную природу. Лишь так понимаемое другое есть другое, как таковое, не другое чего-либо, но другое в себе самом, т. е. другое себя самого. По такому своему определению другое есть физическая природа; она есть другое духа, и это ее определение – простая относительность, выражающая не качество самой природы, но лишь одно внешнее для нее отношение. Но поскольку дух есть истинно сущее, а поэтому природа в себе есть лишь то, что она есть в противоположность духу, то, поскольку она берется для себя, ее качество в том и состоит, чтобы быть другим в себе самом, сущим вне себя (в определениях пространства, времени, материи).

Другое для себя есть другое в нем самом, тем самым другое себя самого, т. е. другое другого, – следовательно, просто неравное внутри себя, отрицающее себя, изменяющееся. Но оно остается также тожественным себе, ибо то, во что оно изменилось, есть другое, которое не имеет никакого своего дальнейшего определения; изменяющееся же определяется лишь так, что оно есть другое; поэтому в последнем оно само с собою совпадает. Таким образом оно положено, как рефлектированное в себе со снятием своего инобытия, как тожественное с собою нечто, по отношению к коему инобытие, будучи вместе с тем его моментом, есть нечто отличенное, не причастное ему, как самому нечто.

2. Нечто сохраняется в своем несуществовании; оно есть существенно и одно и не одно с ним самим. Следовательно, оно находится в отношении к своему инобытию, но не есть просто свое инобытие. Инобытие вместе и содержится в нем, и еще отделено от него; оно есть бытие для другого (Seyn f?r Anderes). Существование, как таковое, есть непосредственное, безотносительное, или оно есть в определении бытия. Но существование, как включающее в себя небытие, есть определенное, самоотрекшееся бытие и потому прежде всего другое; но поскольку оно вместе с тем также сохраняется в своем отрицании, оно есть лишь бытие для другого.

Оно сохраняется в своем несуществовании и есть бытие; но не бытие вообще, а как отношение к себе в противоположность своему отношению к другому, как равенство с собою в противоположность своему неравенству. Такое бытие есть бытие в себе (Ansichseyn).

Бытие для другого и бытие в себе образуют собою два момента нечто. Здесь даны две пары определений: 1. Нечто и другое. 2. Бытие для другого и бытие в себе. В первой паре содержится безотносительность ее определений: нечто и другое находятся одно вне другого. Но их истина есть их отношение; поэтому в бытии для другого и в бытии в себе эти определения положены как моменты одного и того же, как определения, которые суть отношения и остаются в их единстве, в единстве существования. Тем самым каждое само содержит в себе, вместе с тем, и свой отличенный от него момент.

Бытие и ничто в их единстве, которое есть существование, уже не суть бытие и ничто; – они таковы лишь вне их единства; в своем беспокойном единстве, в становлении, они суть происхождение и уничтожение. Бытие в нечто есть бытие в себе (Ansichseyn). Бытие, отношение к себе, равенство с собою, есть уже не непосредственное, но отношение к себе, лишь как к небытию инобытия (как к рефлектированному в себе существованию). Равным образом небытие, как момент нечто в этом единстве бытия и небытия, есть не вообще несуществование, но другое, и определеннее, по отличию бытия от себя, вместе отношение к своему несуществованию, бытие для другого.

Тем самым бытие в себе есть, во-первых, отрицательное отношение к несуществованию, оно имеет инобытие вне себя и противоположно ему; поскольку нечто есть в себе, оно отнимается от инобытия и бытия для другого. Но, во-вторых, оно само имеет небытие также в себе, ибо оно само есть небытие бытия для другого.

Но бытие для другого есть, во-первых, отрицание простого отношения бытия к себе, которое должно быть прежде всего существованием и нечто; поскольку нечто есть в некотором другом или для другого, оно лишено собственного бытия. Но, во-вторых, оно не есть несуществование, как чистое ничто; оно есть несуществование, которое указывает на бытие в себе, как на свое рефлектированное в себя бытие, так же, как, наоборот, бытие в себе указывает на бытие для другого.

3. Оба момента суть определения одного и того же, именно нечто. Нечто есть в себе, поскольку оно возвратилось внутр себя из бытия для другого. Но нечто имеет также определение или обстоятельство в себе (здесь ударение падает на в) или в нем, поскольку это обстоятельство есть внешним образом в нем, есть бытие для другого.

Это приводит к дальнейшему определению. Бытие в себе и бытие для другого прежде всего различны; но что нечто имеет то же самое, что оно есть в себе, также в нем и наоборот, что оно есть в себе то же, что оно есть для другого, – в этом состоит тожество бытия в себе и бытия для другого, согласно тому определению, что нечто само есть тожество обоих моментов, и что, следовательно, они в нем нераздельны. Формально это тожество оказывается уже в сфере существования, но отчетливее в рассмотрении сущности и затем отношения внутреннего и внешнего, и еще отчетливее в рассмотрении идеи, как единства понятия и действительности. Обыкновенно полагают, что словами в себе (an sich) выражается нечто более высокое, чем словом внутреннее; но то, чем нечто бывает только в себе, есть также только в нем; в себе есть лишь отвлеченное, а потому внешнее определение. Выражения: в нем нет ничего, или в нем есть нечто, указывают, хотя смутно, что то, что есть в чем-либо, принадлежит также к его бытию в себе, к его подлинной внутренней ценности.

Можно заметить, что здесь обнаруживается смысл вещи в себе, которая есть весьма простая отвлеченность, но в течение некоторого времени считалась весьма важным определением, как бы чем-то знатным так же как выражение, что мы не знаем, что такое вещи в себе, признавалось за многозначительную мудрость. Вещи считаются в себе, поскольку отвлекается от всякого бытия для другого, т. е. вообще поскольку они мыслятся без всякого определения, как ничто. В этом смысле, конечно, нельзя знать, что такое вещь в себе. Ибо вопрос: что такое? требует, чтобы были указаны определения; но поскольку вещи, в отношении к которым они требуются, должны быть вместе вещами в себе, т. е. именно без определений, то в вопросе необдуманным образом уже заключена невозможность ответа, или иначе, задается бессмысленный вопрос. Вещь в себе есть то же самое, что то абсолютное, о котором ничего неизвестно, кроме того, что в нем все объединено. Поэтому мы знаем очень хорошо, что есть в этих вещах в себе; они, как таковые, суть не что иное, как ложные, пустые отвлеченности. Но что есть поистине вещь в себе, что в ней есть истинного, – это излагается логикою, причем, однако, под словом в себе разумеется нечто лучшее, чем отвлеченность, а именно то, что есть в понятии чего-либо; понятие же конкретно в себе; как понятие, оно вообще понятно, и как определенное, и в связи своих определений познаваемо в себе.

Бытие в себе прежде всего имеет своим противоположным моментом бытие для другого; но первому противополагается также положение (das Gesetzseyn); хотя в этом выражении заключается бытие для другого, но оно определительно содержит в себе уже исполненный возврат (Zur?ckbeugung) того, что не есть в себе, в то, что есть его бытие в себе, чрез что оно есть нечто положительное. Бытие в себе понимается обыкновенно, как отвлеченный способ выражения понятия; положение же относится собственно к сфере сущности, объективной рефлексии; основание полагает то, что им обосновано; причина в еще большей мере производит действие, такое существование, самостоятельность которого непосредственно отрицается, и смысл которого заключается в том, что оно имеет свою суть (seine Sache), свое бытие в некотором другом. В сфере бытия существование происходит лишь из становления, т. е. с нечто положено другое, с конечным – бесконечное, но конечное не производит бесконечного, не полагает его. В сфере бытия самоопределение понятия само есть лишь в себе, и в этом смысле именуется переходом; даже рефлектирующие определения бытия, как нечто и другое, или конечное и бесконечное, хотя они равно существенно указывают друг на друга или суть бытие для другого, признаются, как качественные, имеющими значение для себя; другое есть, конечное считается сущим так же непосредственно и прочно стоящим для себя, как и бесконечное; его смысл является законченным и без его другого. Напротив, положительное и отрицательное, причина и действие, хотя они могут быть взяты и как сущие в отдельности, вместе с тем не имеют никакого смысла одно без другого; им самим присуща их показность в другом, показность в каждом его другого. В различных кругах определения и в особенности в последовательном ходе изложения, или скорее, в последовательном движении понятия к его изложению, главная задача состоит в том, чтобы постоянно правильно различать то, что еще в себе, и что положено, определения в самом понятии и определения, как положенные или как сущие для другого. Это есть различие, принадлежащее лишь диалектическому развитию и неизвестное метафизическому философствованию, к которому принадлежит также и критическое; определения метафизики, равно как их предположения, различия и следствия, стремятся утвердить и произвести лишь сущее и именно сущее в себе. Бытие для другого в единстве нечто с самим собою тожественно со своим бытием в себе; таким образом бытие для другого есть бытие в нечто. Рефлектированная таким образом в себя определенность тем самым становится снова просто сущею, т. е. снова некоторым качеством – определением.

b. Определение (Bestimmung), состояние (Beschaffenheit) и граница (Grenze)

Бытие в себе, в которое рефлектируется нечто из своего бытия для другого, уже не есть более отвлеченное в себе, но, как отрицание своего бытия для другого, опосредовано последним, которое таким образом есть его момент. Оно не есть только непосредственное тожество нечто с самим собою, но такое тожество, чрез которое нечто есть то, что оно в себе, также в нем; в нем есть бытие для другого, ибо в себе есть его снятие, есть внутри себя, из него самого; но также уже и потому, что оно отвлеченно, т. е. существенно поражено отрицанием, бытием для другого. Здесь даны не только качество и реальность, сущая определенность, но определенность сущая в себе, и ее развитие состоит в том, чтобы положить ее, как эту рефлектированную в себя определенность.

1. Качество, которое в себе в простом нечто есть по существу в единстве с другим его моментом, с бытием в нем, может быть назван его определением, поскольку это слово отличается в точном своем значении от определенности вообще. Определение есть утвердительная определенность, бытие в себе, в соответствии с коим остается нечто в его существовании вопреки своей связи с другим, чрез которую оно определяется, сохраняется в своем равенстве с самим собою, проявляет последнее в своем бытии для другого. Оно выполняет свое определение (назначение), поскольку более широкая определенность, вырастающая прежде всего из многообразного отношения его к другому, сообразно его бытию в себе, составляет его полноту. Определение указывает на то, что то, чем нечто бывает в себе, также есть в нем.

Определение человека есть мыслящий разум: мышление есть вообще его простая определенность; которою он отличается от животного; он есть мышление в себе, поскольку оно отличается также от его бытия для другого, от его собственной природности и чувственности, которыми он непосредственно связывается с другим. Но мышление есть также в нем; человек сам есть мышление, он есть там, как мыслящий, оно есть его существование и действительность; и далее, поскольку оно есть в его существовании, а его существование в мышлении, оно конкретно, должно быть понимаемо, как содержательное и полное, оно есть мыслящий разум, и в этом смысле – определение человека. Но опять-таки самое это определение есть лишь в себе, как долженствование (Sollen), т. е. оно с тою полнотою, которая сращена с его бытием в себе, вообще в форме бытия в себе, противоположно несращенному с ним существованию, которое есть еще лишь внешним образом противостоящая, непосредственная чувственность и природа.

2. Наполнение бытия в себе определенностью вместе с тем различно от той определенности, которая есть лишь бытие для другого, и остается вне определения. Ибо в области качественного непосредственное, качественное бытие остается противоположно различениям и в их состоянии снятия. То, что нечто имеет в нем, таким образом разделяется, и с этой стороны есть внешнее существование нечто, которое есть также его существование, но не принадлежит к его бытию в себе. Такая определенность есть состояние (Beschaffenheit). Находящееся в том или ином состоянии нечто подвержено внешним влияниям и отношениям. Это внешнее отношение, от коего зависит состояние и определение чрез некоторое другое, является, как нечто случайное. Но качество нечто в том и состоит, чтобы быть преданным внешности и испытывать состояние.

Поскольку нечто изменяется, изменение касается состояния; оно есть в нечто то, что становится другим. Оно (нечто) само сохраняется в изменении, которому подвергается лишь эта непостоянная поверхность его инобытия, а не его определение.

Итак, определение и состояние различны между собою; нечто по своему определению безразлично относительно своего состояния. Но то, что нечто имеет в нем, и есть связывающий их средний термин этого умозаключения. Между тем, бытие в нечто оказалось, напротив, распадающимся на эти две противоположности. Простая середина есть определенность, как таковая; к ее тожеству принадлежат и определение и состояние. Но определение само переходит в состояние, и наоборот. Это явствует из предыдущего, и связь мыслей ближайшим образом такова: поскольку то, чем нечто бывает в себе, есть также в нем, оно причастно бытию для другого; стало быть, определение, как таковое, тем самым подпадает отношению к другому. Определенность есть также и момент, но содержат вместе с тем качественное различие, состоящее в том, что она отлична от бытия в себе, есть отрицание нечто, другое относительно него существование. Эта таким образом вобравшая в себя другое определенность, соединенная с бытием в себе, вносит в него или в определение инобытие, вследствие чего определение понижается до состояния. Наоборот, бытие для другого, положенное как состояние, изолированно и для себя, есть в нем то же, что другое, как таковое, другое в нем самом, т. е. другое себя самого; но таким образом оно есть относящееся к себе самому существование, т. е. бытие в себе с некоторою определенностью, следовательно, определение. Вследствие того, поскольку оба (состояние и определение) должны быть также удержаны одно вне другого, то состояние, хотя оно обосновано в некотором внешнем, вообще в другом, оказывается также зависящим от определения, и внешняя определенность определяется, вместе с тем, чрез собственную, имманентную определенность нечто. Но далее состояние принадлежит к тому, что нечто есть в себе; с изменением состояния и нечто изменяется.

Это изменение нечто уже не есть первое его изменение просто по его бытию для другого; первое изменение было изменением лишь сущего в себе, принадлежащим внутреннему понятию; теперь же изменение также положено в нечто. Само нечто получает дальнейшее определение, и отрицание полагается, как имманентное ему, как его развитое бытие внутри себя (Insichseyn).