Великий Гэтсби. Главные романы эпохи джаза

Ты для меня –
Одниии.

Дик вспомнил ее припудренную загорелую кожу, – когда он целовал ее лицо, кожа у корней волос была влажной; белое лицо под его губами, изгиб плеча.

– Это невозможно, – сказал он себе и через минуту уже шел по улице к Мюэтт, а может, в другую сторону – в одной руке портфельчик, другая держит, как меч, трость с золотым набалдашником.

Розмари вернулась за стол и закончила письмо к матери.

«…Я видела его лишь мельком, но, по-моему, выглядит он чудесно. Я даже влюбилась в него. (Конечно, Дика Я Люблю Сильнее – ну, ты понимаешь.) Он и вправду собирается ставить картину и чуть ли не завтра отбывает в Голливуд, думаю, и нам тоже пора. Здесь был Коллис Клэй. Он мне нравится, но виделась я с ним мало – из-за Дайверов, которые и вправду божественны, почти Лучшие Люди, Каких Я Знаю. Сегодня мне нездоровится, я принимаю Средство, хотя никакой нужды в нем Не вижу. Пока мы не встретимся, я даже Пробовать Рассказать тебе Обо Всем, Что Случилось, не буду!!! А потому, как получишь это письмо, шли, шли, шли телеграмму! Приедешь ли ты сюда, или мне лучше ехать с Дайверами на юг?»

В шесть Дик позвонил Николь.

– У тебя какие-нибудь планы есть? – спросил он. – Может, скоротаем вечер тихо – пообедаем в отеле, а оттуда в театр?

– Думаешь, так? Я сделаю, как ты захочешь. Я недавно позвонила Розмари, она заказала обед в номер. По-моему, это всех нас немного расстроит, нет?

– Меня не расстроит, – ответил он. – Милая, если ты не устала, давай что-нибудь предпримем. А то вернемся на юг и будем целую неделю гадать, почему мы не посмотрели Буше. Все лучше, чем киснуть…

Это был промах, и Николь тут же за него ухватилась:

– По какому случаю киснуть?

– По случаю Марии Уоллис.

Она согласилась на театр. Такое у них было обыкновение: стараться не уставать – тогда и дни лучше проходят, и вечера даются легче. А если они все же падали духом, что неизбежно, всегда можно было свалить вину за это на усталость других. Перед тем, как покинуть отель, они – красивая пара, другой такой в Париже не найти – тихонько постучали в дверь Розмари. Ответа не последовало, и, решив, что она спит, Дайверы вышли в теплую, шумную парижскую ночь и для начала выпили в сумрачном баре Фуке вермута с горькой настойкой.

XXII

Проснулась Николь поздно, успев еще, прежде чем распахнуть длинные, спутанные сном ресницы, пробормотать что-то в ответ своему сновидению. Кровать Дика была пуста – и лишь минуту спустя Николь сообразила, что разбудил ее стук в дверь их номера.

– Entrez![53 - Войдите! (фр.)] – крикнула она, однако ответа не услышала и, набросив халат, пошла и открыла дверь. За нею оказался sergent-de-ville[54 - Полицейский (фр.).], учтиво кивнув, он вошел в номер.

– Мистер Афган Норт – он здесь?

– Кто? Нет… он уехал в Америку.

– Когда он отбыл, мадам?

– Вчера утром.

Полицейский тряхнул головой и быстро покачал перед носом Николь пальцем.

– Этой ночью он был в Париже. Поселился здесь, однако его номер не занят. Мне сказали, что лучше спросить в вашем номере.

– Очень странно – мы видели, как он уезжал на поезде, который шел в порт.

– Так или иначе, нынче утром он был здесь. Даже carte d’identitе[55 - Удостоверение личности (фр.).] показывал. И вы тоже здесь.

– Мы ничего об этом не знаем! – изумленно воскликнула Николь.

Полицейский задумался. Пахло от него не очень приятно, однако он был довольно хорош собой.

– Вы не были с ним прошлой ночью?

– Нет, конечно.

– Мы арестовали негра. И мы убеждены, что наконец арестовали правильного негра.

– Поверьте, я совершенно не понимаю, о чем вы говорите. Если речь идет о нашем знакомом, мистере Абрахаме Норте, то, пусть даже он и был ночью в Париже, нам ничего на этот счет не известно.

Полицейский покивал, пососал верхнюю губу, он верил ей, но был разочарован.

– Так что случилось? – спросила Николь.

Полицейский выставил перед собой ладони, вытянул сжатые губы. Он успел оценить ее красоту, и теперь глаза его так и обрыскивали Николь.

– Что вы хотите, мадам? Обычная летняя история. Мистера Афгана Норта обокрали, он подал жалобу. Мы арестовали негодяя. Теперь мистеру Афгану следует опознать его и предъявить должные обвинения.

Николь потуже запахнула халат, попрощалась с полицейским. Озадаченная, она приняла ванну, оделась. Было уже за десять, она позвонила Розмари, но та не ответила, позвонила в контору отеля и услышала, что Эйб действительно поселился здесь в половине седьмого утра. Номер его, однако, остается не занятым. Надеясь на появление Дика, она посидела в гостиной их люкса и собралась уж уйти, когда зазвонил телефон. Портье:

– К вам мистайр Кроушоу, un n?gre[56 - Негр (фр.).].

– По какому делу?

– Он говорит, что знает вас и доктайра. Говорит, что мистер Фримен, друг всех людей, сидит в тюрьме. Что это несправедливо, и он желает увидеть мистайра Норта, пока его самого не арестовали.

– Мы ничего об этом не знаем, – объявила Николь и свирепо хлопнула трубкой по аппарату. Странное возвращение Эйба ясно дало ей понять, как сильно устала она от его гульбы. Выбросив его из головы, она покинула номер, отправилась к портному и там столкнулась с Розмари, и отправилась с нею на рю де Риволи покупать искусственные цветы и разноцветные бусы. Она помогла Розмари выбрать бриллиант для матери и несколько шарфов и новомодных портсигаров для калифорнийских коллег. Николь купила сыну целую армию греческих и римских оловянных солдатиков, стоившую более тысячи франков. И на этот раз две женщины тратили деньги совершенно по-разному, и Розмари снова любовалась тем, как делает это Николь. Та нисколько не сомневалась, что расходует свои деньги, для Розмари же они все еще оставались чем-то чудотворно ссуженным ей, и это означало, что обходиться с ними следует очень осторожно.

Так весело было сорить деньгами в залитом солнечным светом чужеземном городе, ощущая здоровье своих тел и румянец лиц; ощущая предплечья и кисти рук, ощущая ступни и лодыжки, простирая первые и переступая вторыми с уверенностью женщин, которыми любуются мужчины.

Вернувшись в отель, они обнаружили Дика, веселого и по-утреннему свежего, и обе ощутили безоглядную детскую радость.

У Дика только что состоялся путаный телефонный разговор с Эйбом, каковой, судя по всему, провел утро, от кого-то прячась.

– Такого удивительного разговора у меня еще не было.

Говорил Дик не только с Эйбом, но и еще с десятком каких-то людей. Представлялись эти статисты по преимуществу так:

– …тут один поговорить с вами хочет, он вроде как от нефтяного скандала сюда сбежал, ну, так он говорит… нет, от какого?

– Эй, там, заткнитесь… в общем, он влип в какую-то историю и не может вернуться домой. Сам-то я думаю… сам я думаю, что у него…

Несколько гулких глотков, дальнейшее – молчание.

А следом новое предложение:

– Я подумал, вам, как психологу, будет интересно…

Малопонятная личность, произнесшая это, явно никак не могла оторваться от трубки – вследствие чего была неинтересна Дику ни как психологу, ни в каком-либо ином его качестве. Затем произошел разговор с самим Эйбом: