Прекрасные и обреченные. По эту сторону рая

На этой записи дневник обрывается. Глория искала глазами страницы с упоминанием восьмого июня 1912-го, 1910-го, 1907 года. Самая ранняя запись нацарапана округлым почерком шестнадцатилетней девочки. Это было имя «Боб Ламар» и еще одно слово, разобрать которое не удавалось. Потом Глория поняла, что оно означает, и глаза затуманились слезами. Серо-голубым пятнышком расплылась запись о первом поцелуе, выцветшая, как тот сокровенный день на мокрой от дождя веранде семь лет назад. Казалось, вот сейчас вспомнится, что они тогда говорили, но ничего не вышло. Слезы полились ручьем, и она уже не видела страницу. Глория говорила себе, что плачет, потому что может вспомнить только дождь, мокрые цветы во дворе и запах сырой травы.

Затем она отыскала карандаш и, держа его в нетвердой руке, подчеркнула тремя параллельными линиями последнюю запись, написала крупными печатными буквами слово «КОНЕЦ», положила дневник обратно в ящик стола и нырнула в постель.

Дыхание пещеры

Дома после ужина в честь невесты Энтони выключил свет и, ощущая себя бесплотным и хрупким, как фарфоровая чаша, стоящая в ожидании на сервировочном столике, улегся спать. Ночь стояла теплая, и даже под легкой простыней было уютно. Сквозь открытое окно доносился едва уловимый, полный неясного ожидания шум, какой обычно слышится летом. Энтони думал об оставшихся позади годах юности, бессодержательных, но веселых и ярких. Прожитых в беспечном, лишенном убежденности скептицизме в отношении чувств, описанных людьми, которые давно превратились в прах. Теперь он понял, что есть нечто более возвышенное – слияние душ его и Глории. Ее сияющий огонь и чистота и являются тем живым материалом, из которого создается мертвая красота книг.

Из глубин ночи в комнату с высокими стенами шел настойчивый, растворяющийся в воздухе шум, будто город, словно разыгравшийся ребенок, подбрасывает вверх и снова ловит мяч. В Гарлеме, Бронксе, Грамерси-парке, в районе порта, в тесных гостиных и на посыпанных гравием, залитых лунным светом крышах этот звук издавали тысячи влюбленных, выплескивая его частицы в воздух. В синем сумраке летней ночи весь город играл с этим звуком, подбрасывая его вверх и призывая обратно, обещая, что совсем скоро жизнь станет прекрасной, как волшебная сказка, суля счастье и уже давая его этим обещанием. Своей долговечностью нескончаемый гул дарил надежду на любовь. Можно ли совершить большее?..

Именно в этот момент из нежного зова ночи резким диссонансом прозвучала новая нота. Шум доносился со стороны заднего окна, футах в пятидесяти снизу, это был звук женского смеха. Сначала тихий, непрекращающийся, с легким повизгиванием. «Наверное, служанка со своим дружком», – подумал Энтони. Потом смех зазвучал громче, стал истеричным, и тут на память пришла девушка, заходившаяся в приступе хохота, которую Энтони видел на представлении водевиля. Смех вдруг затих, прекратился, но тут же возобновился, уже со словами какой-то грубой шутки, после чего послышалась приглушенная возня, Энтони не мог разобрать. На мгновение все затихло, и Энтони уловил рокочущий мужской голос, потом все началось снова, без перерыва, поначалу вызывая раздражение, а потом непонятный страх. Он вздрогнул и, встав с кровати, подошел к окну. Напряженный сдавленный смех достиг кульминации и уже больше походил на крик. Потом он умолк, оставив после себя зияющую зловещей пустотой тишину, подобную бесконечному молчанию вечности. Постояв еще немного у окна, Энтони, расстроенный и потрясенный до глубины души, вернулся в постель, изо всех сил стараясь заглушить неожиданно возникшее чувство. Но что-то животное, скрывавшееся в этом разнузданном смехе, вцепилось в сознание, и впервые за четыре месяца вновь ожило отвращение и ужас перед всем, что представляет собой жизнь. В комнате стало душно, и Энтони захотелось вырваться наружу, на холодный обжигающий ветер, подняться высоко над городами и существовать обособленно и безмятежно, скрывшись в потайных уголках сознания. А жизнь – это тот безобразный, несмолкающий женский смех за окном.

– Господи! – воскликнул Энтони задыхаясь.

Зарывшись лицом в подушку, он тщетно старался сосредоточиться на деталях грядущего дня.

Утро

В серых сумерках Энтони обнаружил, что еще всего пять часов, и с раздражением пожалел о столь раннем пробуждении. Значит, на свадьбе будет выглядеть измученным. И тут же позавидовал Глории, которая может скрыть усталость с помощью искусно нанесенной косметики.

В ванной комнате он принялся рассматривать себя в зеркало и обнаружил, что неестественно бледен, а на фоне белой кожи стало заметно множество мелких изъянов. Кроме того, за ночь отросла короткая щетина, и Энтони был вынужден признать, что его внешний вид производит весьма неблагоприятное впечатление: из зеркала смотрел измученный, не вполне здоровый человек.

На туалетном столике были разложены предметы, которые он тщательно пересчитывал, перебирая сделавшимися вдруг непослушными пальцами. Вот билеты в Калифорнию, книжка дорожных чеков, его часы, на которых время установлено с точностью до тридцати секунд, ключи от квартиры – только бы не забыть передать их Мори. И наконец, самое важное – кольцо, платиновое, украшенное по ободку мелкими изумрудами. Куплено по настоянию Глории, она всегда мечтала об обручальном кольце с изумрудами.

Это третий подарок, который ей преподнес Энтони. Первым стало кольцо для помолвки, а за ним последовал миниатюрный золотой портсигар. Теперь придется снабжать Глорию множеством вещей: покупать одежду и драгоценности, знакомить с друзьями и развлекать. Казалось нелепым, что с этого дня он должен оплачивать ее обеды и ужины, и выльется это в немалую сумму. Энтони вдруг подумал, что недооценил расходы на путешествие, возможно, следует обменять на наличные чек на более крупную сумму. Этот вопрос не давал покоя.

Затем неизбежность приближающегося события заставила отмести в сторону все мелочи. Вот он, этот день – всего полгода назад нежданный и непрошеный, а сейчас разгорается золотым светом в выходящем на восток окне и танцует по ковру, будто солнце улыбается своей старой как мир, бесконечно повторяющейся шутке.

– Черт подери, – пробормотал с нервным смешком Энтони, – а я ведь уже, считай, женат!

Шаферы

Шестеро молодых людей, расположившихся в библиотеке Брюзги Пэтча, приходили во все более веселое расположение духа под влиянием сухого шампанского «Момм», спрятанного в ведерках со льдом между книжными шкафами.

Первый молодой человек. Ей-богу! В следующей книге опишу сцену свадьбы, которая всех сразит наповал! Уж можете мне поверить.

Второй молодой человек. На днях познакомился с дебютанткой, она считает твою книгу очень сильной. Как правило, молоденькие девушки без ума от примитивной писанины.

Третий молодой человек. А где Энтони?

Четвертый молодой человек. Бродит по дому и разговаривает сам с собой.

Второй молодой человек. Боже правый! Видели вы священника? Что за странные зубы.

Пятый молодой человек. А он-то думает, что так и надо. Люди с золотыми зубами выглядят чудаковато.

Шестой молодой человек. А им так нравится. Мой зубной врач как-то рассказывал, что к нему пришла женщина и потребовала поставить две золотые коронки. Без всякой на то нужды, зубы у нее и так были хорошие.

Четвертый молодой человек. Слышал, у тебя вышла книга, Дики. Поздравляю!

Дик (сдержанно). Благодарю.

Четвертый молодой человек (с невинным видом). И о чем она? Россказни о колледже?

Дик (еще сдержаннее). Нет, не россказни о колледже.

Четвертый молодой человек. Жаль! Сто лет не выходило ни одной путной книги о Гарварде.

Дик (с раздражением). Почему бы тебе не наверстать это упущение?

Третий молодой человек. Кажется, я вижу толпу гостей в «Паккарде». Он только что свернул на подъездную дорогу.

Шестой молодой человек. Может, откроем по этому случаю еще пару бутылок?

Третий молодой человек. Я был потрясен, когда узнал, что старикан устраивает свадьбу со спиртным. Он же ярый сторонник «сухого закона».

Четвертый молодой человек (в волнении щелкает пальцами). Черт возьми! Ведь знал, что непременно что-то забуду! Все время помнил, что надо надеть жилет.

Дик. И что же ты забыл?

Четвертый молодой человек. Вот, черт возьми, незадача!

Шестой молодой человек. Ну-ну, что за трагедия?

Второй молодой человек. Так что же ты забыл, дорогу домой?

Дик (ядовито). Он забыл сюжет своей книги о Гарварде.

Четвертый молодой человек. Ошибаетесь, сэр. Я забыл подарок. О Господи! Забыл купить старине Энтони подарок. Все откладывал, откладывал – и, черт возьми, совсем из головы вылетело! Что теперь люди подумают!

Шестой молодой человек (шутливо). Вот, вероятно, почему свадьба задерживается.

Под общий смех Четвертый молодой человек нервно поглядывает на часы.

Четвертый молодой человек. Право слово, какой же я осел!

Второй молодой человек. Что скажете о подружке невесты, той, что строит из себя Нору Бэйес? Болтала без умолку, все говорила, как ей хочется, чтобы свадьба была в стиле рэгтайм. Кажется, ее зовут Хейнс или Хэмптон.

Дик (поспешно мобилизуя воображение). Кейн, Мюриэл Кейн. В некотором роде это долг чести. Как-то она спасла Глорию, когда та тонула, уже точно не припомню, что там произошло.

Второй молодой человек. И как она умудрилась не вилять бедрами при плавании? По-моему, в ее случае это невозможно. Налей-ка мне еще, будь другом. Мы только что имели со стариком долгую беседу о погоде.

Мори. С кем? Со стариком Адамом?

Второй молодой человек. Нет, с отцом невесты. Должно быть, он служит в бюро прогноза погоды.

Дик. Не забывай, Отис, он мой дядя.

Отис. А что? Вполне достойное занятие. (Слышится смех.)