Избранные сочинения. Великий Гэтсби. Ночь нежна. Загадочная история Бенджамина Баттона. С иллюстрациями

– Твой дом выглядит так, будто в нем проходит международная ярмарка, – сказал я.

– Правда? – Он обернулся и посмотрел в его сторону рассеянно. – Я заглядывал в несколько комнат. Поехали со мной на Кони-Айленд, старик. На моей машине.

– Уже очень поздно.

– А если нам пойти окунуться в бассейне? Я ни разу там не был за все лето.

– Мне пора спать.

– Ладно.

Он молчал, глядя на меня с еле сдерживаемым нетерпением.

– Я разговаривал с мисс Бейкер, – сказал я через мгновение. – Я собираюсь позвонить завтра Дэйзи и пригласить ее сюда на чай.

– Что ж, прекрасно, – сказал он безразлично. – Я не хочу доставлять тебе какие-либо неудобства.

– Какой день устроит тебя?

– Нет, какой день устроит тебя? – он быстро поправил меня. – Я не хочу, чтобы это доставляло тебе какие-либо неудобства, понимаешь?

– Как насчет послезавтра?

Он задумался на мгновение. Потом, с отвращением:

– Я хочу подстричь эту траву, – сказал он.

Мы оба посмотрели на траву: было четко видно, где заканчивался мой нестриженый газон, и где начинались более темные и хорошо ухоженные его владения. Я заподозрил, что он имел в виду мою траву.

– Есть еще одно маленькое дельце… – сказал он неуверенно, и замолк в нерешительности.

– Ты что, хочешь отложить встречу на несколько дней? – спросил я.

– О, нет, я не об этом. По крайней мере… – замялся он, подыскивая в своем арсенале подходящее начало. – Я тут подумал… вот скажи, старик, ты ж ведь не очень много денег зарабатываешь, правда?

– Не очень много.

Это, похоже, успокоило его, и он продолжил уже более уверенно.

– Я так и думал… если ты простишь мне мою… понимаешь, у меня есть небольшой бизнес на стороне, так сказать, дополнительный… ну, ты понимаешь. – И я подумал, если ты не очень много зарабатываешь… ты ж ведь продаешь облигации, не так ли, старик?

– Пытаюсь.

– Тогда это должно заинтересовать тебя. Это не будет занимать много твоего времени, а ты мог бы отхватить кругленькую сумму. Это довольно конфиденциальное дельце.

Теперь я понимаю, что при других обстоятельствах этот разговор мог бы стать причиной одного из моих серьезных разладов с самим собой из-за заманчивости предложения. Но, поскольку это предложение было сделано очевидным и бестактным образом за услугу, которую я должен был оказать, у меня не было иного выбора, как тут же пресечь всякий разговор об этом.

– У меня работы по горло, – сказал я. – Я, конечно, очень признателен тебе за предложение, но никакой дополнительной работы я взять на себя просто физически не могу.

– Тебе не придется иметь никакого дела с Вольфсхаймом. Очевидно, он подумал, что я отказываюсь из-за того «гонтагта», который был с нами за обедом, но я заверил его, что он ошибается. Он подождал еще немного в надежде, что я начну разговор, но я был слишком погружен в свои мысли, чтобы отвечать, поэтому он нехотя пошел домой.

Этот вечер вскружил мне голову и сделал счастливым; мне кажется, я погрузился в глубокий сон уже с самого порога моего дома. Поэтому я не знаю, ездил Гэтсби на Кони-Айленд или нет, или как долго он еще «заглядывал в комнаты», а дом его светился ярким светом. На следующее утро я позвонил Дэйзи из офиса и пригласил ее на чай.

– Только не приводи с собой Тома, – предупредил я ее.

– Что?

– Тома не приводи.

– Том? А кто такой Том? – спросила она невинным голосом.

В назначенный день шел проливной дождь. В одиннадцать часов какой-то человек в плаще, таща за собой газонокосилку, постучал в мою входную дверь и сказал, что мистер Гэтсби прислал его сюда покосить мне траву. Это напомнило мне о том, что я забыл сказать моей финке, чтобы она вернулась, и я отправился на машине в поселок Уэст-Эгг искать ее в залитых и выбеленных дождем переулках, а также купить несколько чашек, лимонов и цветов.

Цветы покупать мне не было необходимости, так как в два часа от Гэтсби прибыла целая оранжерея с многочисленными вазами. Еще через час входная дверь нервно открылась, и Гэтсби в белом фланелевом костюме, в серебристой рубашке и золотистом галстуке поспешно вошел в комнату. Он был бледен, и под глазами у него виднелись признаки бессонной ночи.

– Все в порядке? – сразу же спросил он.

– Трава выглядит красиво, если это ты имеешь в виду.

– Какая трава? – спросил он безучастно. – Ну, та, что во дворе. – Он выглянул в окно, чтобы посмотреть на нее, но, судя по его выражению лица, я не думаю, чтобы он что-то увидел.

– Смотрится очень хорошо, – рассеянно заметил он. – В одной из газет написали, что, по их мнению, дождь прекратится к четырем часам. Кажется, это был «Джорнэл». Скажи, у тебя все есть, что нужно к… чаю?

Я повел его в буфетную, где он взглянул несколько неодобрительно на мою финку. Вместе мы пристально рассмотрели двенадцать лимонных пирожных из деликатесной лавки.

– Этого хватит? – спросил я.

– Да, конечно! Конечно! Отличные пирожные! – и прибавил зачем-то: «…старик».

Дождь утих примерно к половине четвертого, превратившись в сырой туман, через который прорывались редкие капельки, похожие на росинки. Гэтсби просматривал отсутствующим взглядом книгу Клэя «Экономика», вздрагивая от тяжелых шагов финки, сотрясавших пол кухни, и напряженно всматриваясь время от времени в туман за окнами, будто там происходили одно за другим какие-то невидимые, но тревожащие события. Наконец, он встал и сообщил мне неуверенным голосом, что идет домой.

– Почему так?

– Никто на чай не идет. И уже очень поздно! Он посмотрел на часы, как будто его очень ждут еще в каком-то другом месте. – Я не могу ждать весь день.

– Не глупи; еще только без двух минут четыре.

Он сел с жалким видом, будто я толкнул его, и тотчас послышался звук мотора, заезжающего на мою дорожку. Мы оба вскочили на ноги, и я, тоже немного измученный ожиданием, вышел во двор.

Под мокрыми и голыми сиреневыми деревьями по дорожке к дому подъезжал большой открытый автомобиль. Он остановился. Слегка склонившись на бок, из-под треугольной лавандовой шляпы на меня смотрела Дэйзи с широкой и восторженной улыбкой на лице.

– И это то место, где ты живешь, дражайший мой?

Бодрящее журчание ее голоса было получше любого самого сильного тоника в дождливую погоду. Какое-то мгновение я завороженно внимал звуку его, то возвышавшемуся, то понижавшемуся, и только потом до меня дошли слова. Влажная прядь волос, как мазок голубой краски, пересекала ее щеку, а на мокрой руке ее блестели капли, когда я взял ее, чтобы помочь выбраться из авто.

– Ты что, влюбился в меня? – сказала она тихо мне на ухо. – Зачем мне было приезжать сюда одной?

– О, это тайна «Замка Рекрент». Скажи своему шоферу, пусть едет далеко и не возвращается раньше, чем через час.