Две любви

– Я должен был бы пропустить королеву и думать только о вас.

Он находил горькое удовлетворение сказать громко то, что так долго скрывал в своём сердце, и все это исповедать Беатрисе. Но она отказалась слушать его.

– Это было бы не по-рыцарски и даже не честно, – сказала она. – Я не хотела, чтобы вы действовали так, потому что вас порицали бы все рыцари. И тогда я не услышала бы никогда того, что я слышала вчера и сегодня ночью – лучшие слова, какие только достигали моих ушей. Возгласы великой армии, благословляющей человека за храброе действие и благородное поведение.

– Я ничего не сделал, или так мало, – ответил Жильберт, упорно унижая себя в глазах молодой девушки.

Но она улыбалась и живо положила свою затянутую в перчатку руку на его губы.

– Я не хотела бы, чтобы кто-нибудь другой насмехался над вами, как я это делаю! – воскликнула она.

Он взглянул на неё, и отпечаток серьёзной меланхолии, которая сделалась его природным выражением, немного смягчился.

– Я часто думал о вас и спрашивал себя, похвалите ли вы меня, – сказал он.

– Вот что! – сказала она со смехом. – А теперь, потому что я горжусь вами, вы отговариваетесь, что ничего не сделали. Это – плохая похвала моему хорошему мнению и моему суждению.

Он тоже рассмеялся. С начала мира женщины так возражали храбрым мужчинам, слишком скромным в отношении к себе; и с тех пор, как первая женщина нашла эту увёртку, она никогда не упускала случая польстить тщеславию мужчины. Эта игра стара, как свет. Но любви не надо новостей, так как она сама всегда молода, и ночные звезды не менее прекрасны в наших глазах, потому что мужчины знают «нежное» влияние «Плеяды» во времена Иова. Запах скошенного сена не менее нежен, потому что все мужчины любят его. Древность превосходна даже в любви, которая всегда молода.

– Говорите, что хотите, – ответил тотчас же Жильберт. – Мы – вместе, и мне этого довольно.

– В самом деле, остальное не важно, – сказала Беатриса. – Не будем более думать, что я два месяца вас не видела и что была больна, или, по крайней мере, наполовину калека. Пусть все будет забыто!

Он посмотрел на неё, ничего не понимая, потому что, пока она говорила, её брови были несколько приподняты с выражением наполовину грустным, наполовину смеющимся.

– Я хотел бы видеть вас чаще, – сказал Жильберт. Лёгкий смех, как щебетание птички, раздосадовал Жильберта.

– Поистине я говорю искренно, – заметил он.

– А когда вы серьёзны, вы делаете тяжёлые дела, – заметила Беатриса.

И внезапно грусть потушила её весёлость. Она прибавила печальным тоном:

– О Жильберт, я хотела бы возвратиться в Англию и снова увидеть нас, какими мы были.

– Я – тоже.

– О, нет! Вы говорите это, чтобы сделать мне удовольствие, но вы сами ошибаетесь, вы об этом не думаете. Вы теперь великий человек. Вы теперь – сэр Жильберт Вард, проводник Аквитании. Вы, вы один проводили армию, и вся честь будет вам. Разве вы захотите вернуться к старым временам, когда мы были маленькими мальчиком и девочкой? Разве вы этого захотели бы, если бы могли?

– Я хотел бы этого, если бы мог.

Он говорил это серьёзным тоном, и она поняла, что не все его мысли посвящены ей. В течение нескольких минут она сидела, молча и опустив глаза, дёргая пальцы своей перчатки и вздыхая; затем, не поднимая глаз, она сказала своим нежным голосом:

– Жильберт, что мы друг для друга? Брат и сестра?

Он вздрогнул снова, сбившись с пути, и вообразил, что она поставила между ними церковные законы, которые, как он теперь знал, не есть неизменные препятствия.

– Вы мне такая же сестра, как ваша служанка, – ответил с большим жаром Жильберт, как никогда ещё не говорил.

– Я не то хотела сказать вам, – ответила она печальным тоном.

– Тогда я не понимаю.

– Если вы не понимаете, как могу я объяснить вам, что я думаю?

Она бросила на него взгляд и отвернула тотчас голову, так как покраснела от своей смелости.

– А, вы хотите сказать, что я люблю вас, как можно любить сестру? – спросил Жильберт с откровенностью вполне честного человека, который не умеет прибегать к околичностям. Молодая девушка ещё более покраснела и ответила «да» медленным кивком головы, не поднимая глаз.

– Беатриса?

– Что?

Она не хотела повернуться к нему.

– Что я сделал такого, что вы можете говорить такие вещи?

– Вот что, – ответила она тоном сожаления. – Вы исполнили великие дела, но не ради меня.

– Не говорил ли я, что думал о вас ежедневно, надеясь дождаться похвалы моим действиям?

– Да, но вы могли сделать что-нибудь большее, чем это. Это большая разница, – ответила она.

– Что?

Он наклонился к ней с беспокойным видом, дожидаясь ответа.

– Вы могли попробовать увидеть меня.

– Но я никогда не был в лагере. Я был всегда на один день расстояния во главе армии, – возразил Жильберт.

– Не всегда же вы сражались. Бывали дни и ночи, когда вы могли вернуться. Я встретила бы вас где-нибудь. Я целыми часами скакала на лошади, чтобы увидеть вас. Но вы никогда не пытались видеть меня Наконец, я сама прислала за вами, чтобы с вами поговорить, и вы не совсем довольны быть со мною здесь.

– Я не думал, что имел право покинуть мою службу и возвратиться даже ради вас.

– Вы не могли бы сдержать себя, если бы имели сильное желание быть со мной.

Жильберт долго на неё смотрел, и черты его лица сделались суровы, потому что он был оскорблён.

– Действительно ли вы думаете, что я вас не люблю? – спросил он холодно и слегка сдержанно.

– Вы никогда мне этого не говорили, – ответила она. – Вы сделали слишком мало, чтобы заставить меня поверять этому со времени нашего общего детства. Вы никогда не попробовали меня увидеть, когда вам это ничего не стоило. Вы не довольны и теперь, что находитесь здесь.

Она старалась говорить тоже холодным тоном, но невольно дрожала.

Жильберт был очень удивлён и захвачен врасплох; он медленно повторял:

– Я никогда вам не говорил этого? Никогда я не заставлял вас верить этому? О Беатриса!..