Глаза Гейзенберга

Аббод ощутил легкий укол удовлетворения.

Пока происходящее держалось в рамках его предсказаний.

– Как мы знаем, опасность создания бога заключается в успехе. В науке о пси успех такого порядка, на который мы рассчитываем в этой комнате, несет в себе фундаментальную отраженную угрозу. Мы на самом деле создаем бога и, сотворив его, парадоксальным образом создадим то, что уже не будет являться нашим творением. Мы вполне можем сами стать созданием того, что создали.

Аббод кивнул себе под нос, задумавшись о случаях создания богов в истории человечества: диких, рациональных, примитивных, изощренных… но всегда непредсказуемых. Неважно, как он был сотворен – бог всегда идет собственной дорогой. К божественным прихотям нельзя относиться легкомысленно.

– Бог каждый раз заново появляется из хаоса, – продолжал аббод. – Мы этого не контролируем; мы лишь знаем, как создать бога.

Он чувствовал, как во рту накапливается сухое электричество страха, как вокруг растет необходимое напряжение. Бог должен возникать частично из страха, но не из него одного.

– Мы должны благоговеть перед своим творением, – сказал он. – Должны быть готовы обожать, слушаться, молить и покоряться.

– «Обожать и слушаться», – пробормотали ученики по его подсказке. Благоговение исходило от них волнами.

«О да, – подумал аббод: бесконечные возможности и бесконечная опасность, вот где мы сейчас оказались. Ткань нашей вселенной вплетена в эти мгновения».

– Сначала мы вызываем к существованию полуформу, агента того бога, которого собираемся создать. – Он поднял руки и рассек поток силы, струящийся между двумя стенами, рассыпав по залу маленькие вихри.

В движении он ощутил одновременность, временной разрыв в своей вселенной, и внутреннее осознание образов рассказало ему о трех вещах, происходящих разом. Перед мысленным взором встало видение – его собственный брат Аг Эмолирдо, длинноносый, похожий на птицу человек, залитый бледным светом, стоит на далеком Мараке и беспричинно рыдает. Это видение перетекло в образ руки, один из пальцев которой вдавливал кнопку в корпус маленькой зеленой коробочки. В это же мгновение аббод увидел, как сам стоит с поднятыми руками, а из пси-стены позади него выходит шриггар – смертоносный чаргонский ящер.

Послушники ахнули.

С томной медлительностью ужаса аббод опустил руки и повернулся. Да, это был настоящий шриггар – существо столь высокое, что в этой комнате ему приходилось пригибаться. Из коротких лап торчали огромные острые когти. Узкая голова с раскрытым крючковатым клювом, в котором виднелся раздвоенный язык, повернулась налево, потом направо. Стебельчатые глаза вращались, дыхание наполнило комнату болотным смрадом.

Внезапно клюв захлопнулся: «Клац!»

Когда он открылся снова, из него раздался голос: низкий и бестелесный, он звучал без всякой синхронизации с пастью и языком шриггара.

– Бог, которого вы создаете, может умереть при рождении. Подобные вещи происходят в свой срок и своими путями. Я стою на страже в полной готовности. Будет война, и будет город из стекла, где строят свои жизни существа с высоким потенциалом. Будет время для политики и время жрецам возбояться последствий своей дерзости. Все это должно миновать ради достижения неведомой цели.

И шриггар стал медленно растворяться – сначала голова, потом огромное тело, покрытое желтой чешуей. Там, где он стоял, собралась лужа теплой коричневой жидкости и потекла по залу, мимо ног аббода, мимо сидящих послушников.

Никто не смел шевельнуться. Все знали, что нельзя добавлять в уравнение случайную силу, пока не иссякли последние вспышки пси.

Глава третья

Любой, кто хоть раз чувствовал, как по коже бегут мурашки от электризующего осознания невидимого присутствия, познал первичное ощущение пси.

    – Халмирах, аббод Амеля, «Пси и религия», предисловие

Стискивая руки за спиной так, что костяшки пальцев побелели, Льюис Орн мрачно смотрел из окна второго этажа на хамальское утро. В безоблачном небе поднимался над далекими горами огромный желтый шар солнца. День обещал быть жарким.

За спиной раздавались царапающие звуки стилуса, которым оперативник Бюро по Контролю и исправлению делал на трансляционной бумаге заметки о только что проведенной беседе. Бумага передавала записанные слова на ожидающий его корабль.

«Ну, допустим, я зря нажал экстренную кнопку, – думал Орн. – Но у этого умника нет никакого права меня драконить! В конце концов, это мое первое задание. Нельзя ожидать, что я справлюсь идеально в первый же раз».

Скрип стилуса начинал действовать на нервы.

Квадратный лоб Орна прорезали тревожные складки. Опершись левой рукой на грубую деревянную раму окна, правой он взъерошил жесткую щетину коротко стриженных рыжих волос. Свободный покрой белого форменного комбинезона – стандартной одежды агентов ПП – подчеркивал его коренастое сложение. Широкое лицо Орна налилось кровью. Он чувствовал, что колеблется между гневом и желанием дать волю своенравному характеру, который обыкновенно держал в узде.

«Если я ошибся насчет этого места, меня выкинут со службы. Между Контролем-исправлением и ПП слишком много тёрок. Этот болван из КИ был бы рад выставить нас дураками. Но, клянусь богом, если я прав про Хамал, им придется попрыгать!»

Орн тряхнул головой.

«Хотя, наверное, я все-таки ошибся».

Чем дольше он об этом думал, тем отчетливей ему казалось, что было глупо вызывать КИ. Население Хамала, скорее всего, неагрессивно по природе. Очень вероятно, нет никакой опасности того, что ПП предоставляет технологическую базу для вооружения потенциальному разжигателю войн.

И все же…

Орн вздохнул. Его не отпускало туманное, расплывчатое беспокойство. Чувство напоминало момент перед пробуждением, когда мозг затопляет смутное осознание происходящего и действие, мысль и эмоция сливаются в одно.

Кто-то грузно спустился по лестнице на другом конце дома. Пол под ногами Орна затрясся. Здание было старое – казенная гостиница, сложенная из грубых бревен.

В комнате стоял кислый запах множества прошлых жильцов и неряшливой уборки.

Из окна второго этажа Орн видел часть мощеной булыжником рыночной площади деревни Питсибен. За нею можно было разглядеть широкую полосу гребневой дороги, поднимавшейся с равнин Рогга. По ней тянулась двойная цепь подвижных фигурок: это крестьяне и охотники шли на питсибенский рынок. Над дорогой висела янтарная пыль, слегка размазывая пейзаж и придавая ему романтическую мягкость.

Крестьяне ступали по дороге тяжело, покачиваясь в такт шагам и склонившись вперед, к ручкам своих низких двухколесных тачек. Они были одеты в длинные зеленые пальто, желтые береты, одинаково заломленные на левое ухо, желтые штаны с манжетами, потемневшими от дорожной пыли, и открытые сандалии, из которых торчали узловатые пальцы, растопыренные, будто лапы ездовых животных. На их тачках высились горы зеленых и желтых овощей, словно специально выдержанные в той же пастельной цветовой гамме.

Охотники в коричневых костюмах двигались в ногу с вереницей, но держались сбоку, будто охраняли фланг. Они вышагивали, высоко подняв головы, покачивая перьями на кепках. На одной руке каждый нес под залихватским углом ружье с раструбом, а на левом плече болталась подзорная труба в кожаном чехле. За охотниками семенили их ученики-помощники с трехколесными тачками; оттуда свешивались крохотные болотные олени, пятнистые утки и порджо – змеехвостые грызуны, которых хамаляне считали деликатесом.

В отдаленном устье долины Орн видел темно-красный шпиль корабля КИ, спустившегося на планету в клубах пламени сегодня сразу после рассвета по сигналу его передатчика. Корабль тоже как будто окутывала сонная дымка – его очертания скрывались в голубом дыму, который исходил от кухонных печей крестьянских домишек, рассыпанных по долине. Красная громада корабля высилась над домами, нелепая на их фоне, словно елочная игрушка, забытая великанами после праздников.

На глазах у Орна один из охотников помешкал, достал трубу и пригляделся к кораблю КИ. Судя по виду, он испытывал лишь легкое любопытство. Такое поведение не вязалось ни с какими ожиданиями; оно просто-напросто ни с чем не вязалось.

Клубы дыма и жаркое желтое солнце, словно сговорившись, придали сельскому пейзажу летний вид – пышная зелень за маревом пастельной жары. По большому счету, сцена была мирная, и глубоко в душе Орна всколыхнулась горечь.

«Проклятье! Плевать мне, что говорят КИ. Я правильно их вызвал. Эти хамаляне что-то скрывают. Никакие они не мирные. Ошибку совершил не я, а тот тупица, который первым вошел с ними в контакт и начал разливаться про то, какое огромное значение мы придаем мирной истории!»

Тут до Орна дошло, что скрип стилуса затих. Сотрудник КИ прочистил горло.

Орн развернулся и посмотрел в другой конец комнаты.

Агент КИ расположился за грубым столом подле не заправленной постели Орна. По столу перед ним были разбросаны бумаги и папки. На одной из стопок лежало миниатюрное записывающее устройство. КИшник сидел, сгорбившись, на массивном деревянном стуле.

Это был большеголовый долговязый человек со слишком крупными чертами лица, грубой обветренной кожей, растрепанными темными волосами и оплывшими веками. Они придавали его лицу выражение надменного высокомерия, которое словно было обязательным для всех сотрудников КИ. Агент носил перелатанную синюю полевую форму без знаков отличия. При встрече он представился как Умбо Стетсон, глава оперативников КИ в этом секторе.

«Глава оперативников, – подумал Орн. – С чего бы им посылать сюда высокое начальство?»

Стетсон заметил, что на него смотрят, и заговорил:

– Полагаю, большую часть мы уяснили. Давай только проверим еще раз на счастье. Ты сел здесь десять недель назад, верно?

– Да. Меня спустили на шлюпке с транспортного корабля ПП «Арнеб редискавери».

– Это было твое первое задание?