– Катер отвечает на огонь! – заметил капитан.
– С галеры и с баржи тоже стреляют, – воскликнул один из матросов, стоявший на одной из вант главного такелажа. – Ура, братцы, жарьте! – продолжал он в волнении, охватившем и прочих.
Сражение завязалось горячее: ядро летало за ядром. Галера направилась к носу корабля: катер остался на бимсе, а куттера были под кормой, поддерживая сильный мушкетный огонь.
– Выстрелы со скалы! – кричал караульный.
– Один катер идет к берегу! – воскликнул штурман.
– Браво! А кто командует на нем? – спросил капитан.
– М-р Стюарт, сэр!
Куттер очутился у берега раньше, чем орудие успело еще выстрелить, и видно было, как люди с офицерами карабкались на скалу. Через минуту они вернулись в лодку и стали грести обратно, но прежде чем они успели вернуться на прежнее место, остальные с криком кинулись в атаку.
– Они на шхуне! Ура! – кричали с «Аспазии».
Но мы теперь оставим «Аспазию» и примем участие в сражении. Катер пристал у штирборта, и на него-то защитники шхуны направили свои главные усилия. Остальные нападали с переменным успехом.
Многие уже пали: никому еще не удалось взобраться на борт. Кортней еще не пристал к борту, так как заметил, что со стороны бакборта сетки были или нехорошо подтянуты, или порваны орудийным огнем с лодок. Он двигался вдоль корпуса судна, выбирая удобное место, а за ним следовали катера. Когда они кинулись, наконец, на борт, то почти не встретили сопротивления, так как неприятель сосредоточил свои силы с другой стороны. Когда же люди Кортнея взобрались на борт, то их примером вдохновились и прочие, и тоже стали взбираться по сеткам, не обращая внимания на встречающие их неприятельские штыки. Бой завязался не на жизнь, а на смерть.
Так как людям с баржи и с катеров удалось завладеть палубой в тылу неприятеля, то дело было решено гораздо скорее, чем могло бы быть в ином случае. Правда, французы бились отчаянно, и командовавший ими капитан был человек храбрый и предприимчивый. Но через три минуты люди у них были перебиты или брошены за борт, и английский флаг, выкинутый на судне, дал «Аспазии» весть о победе.
После этого усталым матросам дали немного отдохнуть, а затем Прайс велел отрезать канаты и кабельтов: лодкам было приказано идти вперед и взять судно на буксир.
– С берега стреляют из мушкетов! – сказал Робинзон, квартирмейстер галеры.
– Поставьте орудие у вас на корме и стреляйте в них! – приказал Прайс. – Как только мы будем вне ружейного огня, плывите к нам!
Приказание было исполнено, пока остальные лодки шли к фрегату, таща судно на буксире. Скоро они были вне ружейного огня и могли подсчитать потери, понесенные во время сражения.
Убитых и раненых было 16 человек. У французов 27 лежало на палубе мертвыми или тяжело ранеными: остальные бежали на лодках.
Прайс стоял у руля рядом с Кортнеем, и по старой привычке начал:
– Я помню, в пылу сражения…
– И я помню, и очень рад, что все кончилось! – воскликнул Джерри, появляясь с тесаком в руках.
– Как, и вы здесь, м-р Джерри?
– О, Стюарт взял меня в свою лодку в надежде, что ему удастся от меня избавиться навеки: но надежда его не оправдалась, и я еще долго буду его мучить.
– Вы не ранены, Сеймур? – спросил Прайс нашего героя, который тоже присоединился к обществу, и одежда которого была в крови.
– Нет! – ответил Сеймур улыбаясь. – Это кровь не моя, а Стюарта, которому я перевязывал голову. Я попросил, чтобы раненых положили в отдельную лодку: хорошо это?
– Очень хорошо! А где же Робинзон? – спросил Кортней. – Я совсем забыл о нем.
– Он, бедный, сильно ранен и лежит там, между орудиями!..
– Мне это очень грустно: я хочу поговорить с ним! – сказал Кортней, уходя.
Робинзон, квартирмейстер одной из лодок, лежал около большого орудия, положив голову на труп французского капитана, который пал от его руки перед тем, как он получил смертельную рану. Кортней, огорченный положением бедного моряка, который был не только одним из самых остроумных, но и одним из самых способных людей на судне, стал около него на колени и взял его за руку.
– Что с вами, Робинзон? Вы очень страдаете?
– Нет, сэр, благодарю вас, – ответил тот слабым голосом, – но казначей может скоро вычеркнуть меня из списков!
Кортней, почувствовав всю справедливость этих слов, счел недобросовестным обманывать бедняка в последние минуты его жизни и только спросил:
– Не могу ли я вам чем-нибудь услужить, Робинзон? Не поручите ли вы мне чего-нибудь?
– Нет, сэр, – ответил он. – У меня нет ни детей, ни родных. Разве вот, сэр, возьмите у меня в кармане ключ и отдайте Джону Вильямсу. Только вам придется подождать, пока я умру, а то я не могу повернуться!
– Это будет исполнено! – сказал Кортней.
– И поклонитесь от меня капитану.
– И больше ничего? – допрашивал Кортней, видя, что бедняк быстро ослабевал.
– Ничего, сэр! – ответил тот очень тихо. – Благослови вас Бог!
Его голова склонилась, и через несколько секунд его не стало.
Кортней встал со вздохом.
Тем временем французское судно подошло на буксире. Офицеры вернулись на борт и получили благодарность от капитана: раненые перешли на попечение Макаллана.
Имя шхуны было «Estelle»: она была в двести тонн весом, вооружена. 14-ю орудиями, а экипаж ее до начала атаки состоял из 125 человек.
Глава XXV
Как только на капере подняли люки, пленников по мере появления их отправляли на лодки. Джерри стоял тут же, с кортиком в руках, делая саркастические замечания по адресу проходящих. Вслед за другими, после некоторого промежутка, из люка появилась высокая, худая фигура в одежде, не похожей на костюм моряка.
– Галло! – воскликнул Джерри. – М-р Лонгтон, это кого мы поймали? Наверно, это какой-нибудь padre. Я разумею мусье, и даже сильно подозреваю, что vous etes то, что у них зовется духовным отцом, n'est ce pas? Чертовски хорошая идея: Капер со священником! Что же вы получаете, мусье? Десятину, конечно. Маловато для надзора за душами такой стаи проклятых негодяев. Ну, мусье, раз vous etes prisonnier без всяких привилегий духовенства, так пожалуйте в бот. Вы что тут путаете? Эй, вы там! – продолжал Джерри, при появлении второй личности. – Ага, значит, это дьячок, раз он идет за попом: эй, Монт Арриво Джек! Что за петушьи глаза у этой канальи!
Во время этой речи, произнесенной, очевидно, скорее для самоуслаждения Джерри, чем для назидания публики, так как он был в полной уверенности, что они принадлежали к экипажу капера и, следовательно, не могли понимать его, оба незнакомца поглядывали на него и друг на друга с удивлением, пока первый из появившихся не обратился, наконец, к своему спутнику.
– Однако, Поль, видели ли вы раньше что-нибудь подобное? Ни дать ни взять, шестипенсовая флейта, черт бы его взял: больше шума, чем толку.
Джерри заметил теперь свою ошибку и вспомнил, что хозяин взятого судна упоминал о двух английских купцах, захваченных капером в надежде на выкуп. Однако раздраженный последним замечанием, он прикрикнул на говорившего.
– Ну-с, я не рекомендую вам наигрывать на мне, вот и все!
– Нет, нет, иначе вам пришлось бы поднять порядочный визг!
– Наверное, вы двое джентльменов, задержанных капером? – сказал штурман Пирс, появившийся на борте, чтобы самому присмотреть за всеми приготовлениями.