Шёлковая тишина

– Это ты молодец, – растеряно отвечаю я. – Твоя сила воли достойна похвалы.

Макс усмехается и снова затягивается. Мы молчим, и я отвлекаюсь от разглядывания спящего Тима и перевожу взгляд на своё отражение в стекле. Волосы на голове взъерошены и выбились из привычного пучка. Домашняя кофта растянута в локтях и испачкана чём-то внизу. Я задумчиво очерчиваю пальцем силуэт своего отражения и задаю вопрос Максу:

– Как работа? Что-нибудь пишется?

– Не так быстро, как хотелось бы, – отвечает он. – Твой Джед и эта твоя общая затея несколько выбивают меня из колеи. Как вообще ты это придумала?

Я пожимаю плечами и, услышав на дороге за домом рев мотоцикла, оглядываюсь. Он быстро проносится мимо, и я успеваю поймать глазами только отблеск хромированных деталей. Повернувшись обратно, я наконец отвечаю.

– Я, честно говоря, не помню. Это очень давняя задумка. Ей, наверное, уже лет пять, если не больше. Но раньше я всё никак не решалась за неё взяться.

– Почему? – спрашивает Макс и снова затягивается.

Я раздумываю над ответом и теряюсь. Сложно сказать, почему за одну книгу легко сесть, а другая должна вызреть в голове, почему есть сюжеты, которые пугают даже автора, почему некоторые герои настолько сложные, что их не взять наскоком.

– Потому что… – я пытаюсь все же подобрать слова. – Потому что сложно писать про любовь, не понимая ее толком. Тяжело описывать необычных героев, когда сам в людях… только и делаешь, что ошибаешься.

Макс молчит, обдумывая мои слова, а по моей коже бегут мурашки от его дыхания, которое я еле улавливаю через динамик телефона, и от обнаженности своей души перед этим мужчиной. Я удивляюсь и не понимаю, почему так искренне отвечаю на его вопросы, почему не увиливаю и не скрываю даже тогда, когда, казалось бы, следовало. К чему Максу знать всё это? Зачем я перед ним так раскрываюсь? Я судорожно вздыхаю и прислоняюсь лбом к прохладному стеклу балконной двери.

– Не думаю, что на свете есть человек, который, познав любовь и людей, не ошибётся однажды в ком-то и не раскроет любовь с новой стороны, – тускло говорит Макс, и я слышу тоску в его словах.

Я понимаю, что его слова перекликаются с его душевным состоянием, и потому мне хочется узнать, как обстоят отношения у него с Майей, вернулась ли она уже из той поездки и как Макс со всем справляется, но я не спрашиваю. Разговор о ней испортит ту неловкую искренность, которая расцветает между нами. Слишком много правды ни к чему в этом телефонном разговоре, и я неловко пытаюсь разрядить эту грусть, тянущуюся от его телефона к моему.

– В этом, наверное, и кроется интерес жизни. Влюбляешься и не знаешь, то ли ты предашь, то ли тебя.

Я говорю шутливо, но замолчав понимаю, что вышло ещё хуже, и закусываю свою губу от раздражения самой собой. Нужно уходить от этой неприятной темы, и я уже открываю рот, чтобы сказать что-то незначащее о погоде, как слышу низкий голос Макса.

– Мне думается, что человек всегда точно знает, может он предать или нет.

Я забываю свою реплику о погоде и высказываю своё мнение.

– Я не согласна. Как это можно знать заранее? В моменте, когда влюблён, кажется, что так будет вечно. Это потом что-то меняется, и человек может сделать шаг предательства. Да что там, некоторые даже не осознают, что делают что-то не то.

Горечь сквозит в моих последних словах, потому что они отражают мой опыт с Антоном, и Макс это чувствует.

– Ты говоришь о чем-то, что случилось с тобой? – я слышу, как он аккуратно подбирает слова и как он действительно хочет узнать эту историю.

Возможно, ему будет легче от понимания, что не он один оказывался в отвратительной ситуации, и я решаю рассказать. Меня моя история уже не задевает, она отболела давно. Хотя я по-прежнему не понимаю Антона, я смогла принять его таким, какой он есть, и отпустить туда, где он будет счастлив.

Я поднимаю глаза на спящего Тимура и тихо начинаю:

– Одним особенно жарким летом я познакомилась с классным парнем. Он был очарователен, весел и беззаботен. Мы часто встречались и гуляли. Антон попросту вскружил мне голову, – я усмехаюсь, вспоминая. – Я души в нем не чаяла. Верила ему и доверяла. Было классно… Месяц или чуть больше спустя нашего знакомства я узнала, что беременна. Пришла к нему с этой новостью, а он в это время сумку дорожную собирал. Оказалось, что он должен был уйти в плавание на следующий день. Антон был моряком, он мне говорил, но я как-то не думала, что он плавал одиннадцать месяцев в году. Он порекомендовал мне сделать аборт, дал деньги. Сказал, что ему было хорошо со мной, но его судьба – море.

Я замолкаю, ощутив ком в горле. Я вспоминаю, как пошла тогда на побережье и долго рыдала. Как приняла решение оставить ребёнка. Как поклялась самой себе, что никогда не прощу Антона. Это было так давно, но воспоминания той долгой ночи были такими живыми, что я ощущаю холод волн, накатывающих на мои ступни, ощущаю россыпь песка под собой, чувствую соленые брызги моря на щеках и не менее соленые слёзы.

Я вздыхаю и заканчиваю:

– Я оставила ребёнка, теперь у меня есть Тимур. Ему уже пять. Антон знает о нем, он тогда вернулся через год, и мы встретились в парке – я, с младенцем в коляске, бледная и усталая от бессонных ночей, и он, загоревший, веселый, красивый. Антон взглянул на сына мимолетно и сказал, что он по-прежнему моряк. Я… я отпустила его. Мне в тот момент просто хотелось спать и совершенно не хотелось выяснять, кто прав в этой истории. Мы разошлись в разные стороны. С тех пор мы не виделись, но я знаю, что раз в год его корабль швартуется в нашем порту на месяц.

Я замолкаю, чувствуя мокрую холодную дорожку на щеке, и с удивлением стираю слезу. Я чувствую обиду и грусть из-за тех давних событий, хотя мне казалось, что всё уже в прошлом. Но оказывается, что нет. Я все так же не понимаю, почему Антон поступил так со мной, не понимаю, неужели я была недостаточно хороша для него, ведь мне казалось, что и он влюблён не меньше моего. Но у него в сердце море, – напоминаю я себе – и эту величину мне не потеснить.

Так же как сейчас сердце Макса всецело занимает Майя, и я опять бессильна перед чужим союзом.

Я снова вздыхаю и прикрываю глаза, не желая тонуть в собственной грусти, когда слышу отрывистый голос Макса:

– Я сейчас к тебе приеду.

Я удивленно распахиваю глаза и догадываюсь, что мужчина хочет меня поддержать, испытывая неловкость от того, что пробудил во мне неприятные воспоминания.

– Нет, нет, не нужно, – быстро отговариваю его я. – Я в порядке. К тому же Тим заболел. Мне нужно быть рядом с ним.

– Что… – Макс запинается, перед тем как первый раз в жизни произнести имя моего сына. – Что с Тимом?

– Простыл. Наверное мороженое переел, – отвечаю я, с облегчением переходя на несложную для себя тему. – У него небольшая температура, но я все равно хочу быть рядом на всякий случай.

– Ладно, – выдыхает Макс, и мы снова молчим.

На этот раз тишина между нами неловкая, мы оба не знаем, что сказать после моих откровений. Макс курит, а я вожу пальцем по стеклу и замечаю, что оно пыльное.

– Ну, мне наверное пора, – неуверенно произношу я.

– Да, да, конечно, – спохватывается Макс, будто уже и забыл обо мне. – Хороших снов.

– И тебе, – шепчу я, открывая балконную дверь и возвращаясь к сыну.

Глава 6

Я радостно усаживаюсь за свой рабочий стол и сдуваю пылинки с ноутбука. Тимур проболел три дня, и я не работала всё это время. Не работала за ноутбуком – если быть точнее. Ночью, когда Тим спал, я открывала приложение для авторов на телефоне и писала прямо так. Было не удобно, и печатала я гораздо медленнее, чем обычно, но во всяком случае я хоть ненадолго могла отвлечься и отдохнуть, погрузившись в привычный мир.

Я видела, что Макс прислал новую главу про Джеда, но времени прочитать у меня не было. Теперь же я открываю это письмо и читаю, как трусливый зайчонок – с опаской продвигаясь от слова к слову. Я боюсь, что Макс увёл Джеда не в ту сторону, и, прочитав пару абзацев, я понимаю, что так оно и есть. Джед выглядит в этом тексте не таким, как я его себе представляла. Но чем дальше я читаю, тем меньше это волнует меня. Я замечаю, что слова, которые подобрал Макс, звучат слишком лично, слишком… для меня. Он как будто писал о том, что произошло между нами тогда на горячем камне. Точнее могло бы произойти, если бы я мыслила, как Вероника. Эта свободная девушка знала, что у Джеда есть подруга, и на его вопрос, переживает ли она об этом, Вероника лишь пожала плечами. «Это твоя девушка, не моя» – так сказала она, и так я должна думать, по мнению Макса? Мурашки бегут по моей коже, когда я перечитываю написанное и дохожу до фразы о тёплой и гладкой коже Вероники под ладонями Джеда. Действительно ли Макс пишет это обо мне, или это лишь заезженный штамп любого любовного романа?

Я теряюсь в догадках и немного нервничаю. Мне хочется знать наверняка что именно Макс вкладывал в эту сцену на пляже для сёрферов, и я без промедления набираю его номер. Однако в динамике телефона я слышу долгие гудки, и мне приходится разочарованно сбросить вызов.

Я пытаюсь писать, но у меня плохо выходит, потому что мысли мечутся между произошедшим на пляже и ещё той смс-кой Макса «это всё твой взгляд, который преследует меня, стоит мне прикрыть глаза». Это-то уж точно писал Макс от себя, а не в качестве литературной традиции. Я кусаю губы, понимая, что нравлюсь ему, что если бы не обстоятельства, то мы могли бы… Но я запрещаю себе фантазировать на эту тему. Все свои буйные идеи я практически насильно направляю на роман Вероники и Джеда, там это нужнее. А здесь, в моей реальности, воображаемые эмоции мне не нужны.

Я приказываю писать себе хоть что-то – позже всегда можно изменить текст – и в конечном счете моя уловка срабатывает, и я с головой ныряю в рукопись, забывая о себе.

Звонок мобильного отвлекает меня. Там опять эти цифры, которые я, кажется, уже выучила наизусть, и я не могу им сопротивляться.

Я вздыхаю и принимаю вызов.

– Алло?

– Привет. Ты звонила. Ты что-то хотела?

Голос Макса звучит глухо, и от него веет вековой усталостью. На мгновение я представляю его атлантом, который на своих руках удерживает весь мир с его бесконечными проблемами, и меня будоражит эта картинка, потому что Макс бы, пожалуй, и правда мог это делать.

– Хотела обсудить твою главу про Джеда, – коротко отвечаю я. – Но если тебе неудобно, то давай позже. Это не горит.