Сон ведьмы

– Чем ведьма отличается от других? – спросила я между приступами смеха. Я не хотела воспринимать её серьёзно.

– Ведьмы – это существа, которые не только способны видеть колесо случая, – ответила она, – но способны создавать своё собственное звено.

Что ты скажешь, если в этот миг мы отправимся в полёт, связанные друг с другом головами?

На секунду или две у меня было ужаснейшее восприятие. Затем чувство полного безразличия овладело мной.

– Повторяй любое из заклинаний, которым тебя научил дух моего предка, – приказала она, – я буду повторять его с тобой.

Наши голоса слились в единый гармоничный звук, который наполнил пространство вокруг, окутывая нас гигантским коконом. Слова выстраивались в ряд непрерывной линией, унося нас всё выше и выше. Я видела, как облака двинулись на меня. Мы начали вращаться, словно колесо, пока всё вокруг нас не стало чёрным.

* * *

Кто-то энергично тормошил меня. Я проснулась от неожиданного толчка.

Сидя за рулём джипа, я вела машину! Это потрясло меня. Я никак не могла вспомнить, как и когда я вернулась в машину.

– Не спи, – пробурчала донья Мерседес, – мы же можем так разбиться и умереть, как две дуры.

Я нажала на тормоза и выключила зажигание. Мысль о том, что я спала и управляла машиной, заставила меня задрожать от страха.

– Куда мы едем? – мой голос прозвучал на октаву ниже.

Она улыбнулась и сделала жест полного отчаяния, поднимая брови, – ты слишком быстро устаёшь, Музия. Ты слишком маленькая. Но я думаю, что это твоя лучшая черта. Если бы ты была больше, ты была бы невыносимой.

Я настаивала на том, чтобы она назвала мне место назначения. Мне хотелось знать, где оно находится, чтобы ощутить чувство направления.

– Мы едем на встречу с Леоном Чирино и другими коллегами, – сообщила она, – трогай. Я покажу тебе, куда надо ехать.

Я завела джип и ехала некоторое время в молчании. Мне всё ещё хотелось спать.

– Леон Чирино медиум или целитель? – наконец спросила я.

Она тихо засмеялась, но ничего не ответила, – почему ты думаешь об этом? – спросила она после долгого молчания.

– В нём есть что-то совершенно необъяснимое, – ответила я, – он напоминает мне тебя.

– И даже сейчас? – насмешливо спросила она, и вдруг совершенно серьёзным голосом признала, что Леон Чирино и медиум и ясновидец.

Уйдя в раздумья, я прослушала её указание и вздрогнула, указывая на высокое дерево букаре: – ты проехала мимо! Дай задний ход, – затем она улыбнулась и добавила: – останови здесь! Мы немного пройдёмся.

Дерево отмечало въезд на узкую дорожку. Земля была усыпана мелкими цветами. Я знала, что они красного цвета, но при лунном свете цветы казались чёрными. Букаре почти никогда не растут сами по себе. Обычно они украшают рощи, затеняя кофейные и какаовые деревья.

Следуя узкой тропой между тонких стволов букаре, мы направились к гряде холмов, мрачно маячивших перед нами. Кругом стояла тишина, нарушаемая лишь неровным дыханием Мерседес Перальты и хрустом ветвей под нашими ногами. Тропа кончилась перед низким домиком, грязные стены которого едва держались. Крышу покрывали пальмовые листья вперемежку с оцинкованной жестью. Скат крыши доходил почти до земли, создавая широкую веранду. Окон на фасаде не было, и слабый свет проникал только через узкую дверь.

Донья Мерседес распахнула её настежь. Мерцание свечей и блики причудливых теней наполняли комнату, в которой почти не было мебели. Леон Чирино, сидя на стуле, смотрел на нас с удивлением и восторгом. Он вскочил, горячо обнял целительницу и подвёл её к стулу, который только что освободил.

Потом он приветствовал меня, шутливо встряхнув мою руку, – я хочу представить тебе одного из величайших целителей нашего времени, – сказал он, – второго после доньи Мерседес.

Прежде чем он успел что-либо добавить, кто-то крикнул: – я Августин.

Только сейчас я заметила в углу низко опущенный гамак, а в нём небольшого мужчину. Он лежал изогнувшись, и его нога касалась земли, раскачивая гамак взад и вперёд. Он не казался особенно молодым, но не был и старым. Ему было, пожалуй, лет тридцать, однако его впалые щёки и костлявое тело делали его похожим на ребёнка-дистрофика. А какие у него были глаза! Голубые, на смуглом лице, они сияли ослепительной силой.

Я неловко топталась посреди комнаты. Было что-то жуткое в неясном свете свечей, играющем нашими тенями на стенах, увешанных паутиной.

Спартанская обстановка – стол, три стула, два табурета, раскладушка создавала в комнате нежилую атмосферу.

– Ты здесь живёшь? – спросила я Августина.

– О, нет, – сказал он, приближаясь ко мне, – это мой летний дворец, – довольный своей остротой, он откинул голову назад и захохотал.

Смущённая, я двинулась к ближайшему табурету и вскрикнула, когда что-то большое оцарапало мою лодыжку. Гнусный грязный кот глазел на меня.

– Нет нужды кричать, садясь на стул, – сказал Августин и взял на руки костлявое животное. Стоило хозяину погладить его по голове, как он начал урчать, – он нравится тебе? Ты не хочешь его погладить?

Я категорически замотала головой. Меня страшили не столько блохи и чесоточные голые пятна, рассыпанные по его желтоватой шкуре, как эти пронзительные жёлто-зелёные щёлочки глаз, ни на миг не спускавшие взора с моего лица.

– Если мы хотим отыскать растения, нам лучше выходить, – сказал Леон Чирино, помогая донье Мерседес подняться. Он отцепил старую лампу, висевшую на гвозде за дверью, зажёг её и дал нам сигнал следовать за ним.

Низкая дверь, закрытая занавесом, вела в заднюю часть дома, которая служила кухней и кладовой. Одной стороной комната выходила на небольшой участок земли, усаженный толстыми саженцами деревьев и высоким кустарником. В свете лампы он выглядел как фруктовый сад без фруктов.

Мы протиснулись сквозь брешь в непроходимой стене кустарника и оказались в пустынной унылой местности. Склон холма, покрытый недавно сожжённой травой и обуглившимися пеньками, выглядел в лунном свете уродливо и страшно.

Не сказав ни слова, Леон Чирино и Августин исчезли.

– Куда они пропали? – шепнула я донье Мерседес.

– Они впереди нас, – сказала она, неопределённо указывая в темноту.

Тени, оживлённые керосиновой лампой в руках доньи Мерседес, зигзагами проносились рядом с нами и впереди нас по тропе, ведущей в чащу. Я заметила вдали свет, он слабо мерцал сквозь кусты. Словно светлячок, он то появлялся, то исчезал. Подойдя к нему поближе, я услышала монотонное пение, смешанное с резкими звуками жужжащих насекомых и листвы, волнуемой ветром.

Мерседес Перальта погасила лампу. Но перед тем, как исчез последний блик света, я увидела, как взметнулась в воздухе её юбка, оседая возле осыпавшейся низкой стены, шагах в двенадцати от меня. Огонёк сигары осветил её фигуру. Из макушки её головы исходило прозрачное мерцающее сияние. Я окликнула её по имени, но ответа не было.

Очарованная, я смотрела на туманное облако дыма от сигары, которое парило по кругу прямо надо мной. Дым не рассеивался, а оставался сконцентрированным над землёй довольно долгое время. Что-то коснулось моей щеки. Автоматически я поднесла руку к лицу и в полном изумлении уставилась на кончики пальцев – они светились. Я испуганно бросилась к стене, где сидела донью Мерседес. Но стоило мне сделать несколько шагов, как меня перехватили Леон Чирино и Августин.

– Куда ты, Музия? – насмешливо спросил Леон Чирино.

– Я хотела помочь донье Мерседес собирать растения.

Мой ответ, казалось, рассмешил их. Они тихо рассмеялись. Леон Чирино погладил меня по голове, а Августин ловко схватил меня за большой палец и сдавил его несколько раз, словно он был резиновой грушей.

– Нам придётся терпеливо ожидать здесь, – сказал он, – а сейчас с помощью этого пальца я просто закачиваю в тебя терпение.

– Она взяла меня сюда, чтобы я помогала ей, – настаивала я.

– Всё верно, – успокоил он меня, – ты помогаешь ей, но это не относится к её занятиям, – взяв мою руку, он повёл меня к упавшему дереву. – Подожди донью Мерседес здесь.

Серебристо-зелёные и блестящие листья свисали на лоб Мерседес Перальты. Она закрепила фонарь на ветвях, присела на землю и начала сортировать растения, складывая их в отдельные кучи. Корни вербены прописывались при менструальных болях. Корни валерианы, вымоченные в роме, были идеальным средством от неврозов, раздражительности, беспокойства и кошмаров. Корни торко, настоянные в роме, излечивали от анемии и жёлтой лихорадки. Корни гваритото, в основном мужское средство, предназначались при затруднениях с мочевым пузырём. Розмарит и рута главным образом использовались как дезинфицирующее средство. Листья мальвы надо было прикладывать на кожу при сыпях, а артемизия, сваренная в соке сахарного тростника, успокаивала менструальные боли, убивала паразитов и уменьшала жар. Цебила излечивала астму.