– Давай. Надеюсь, не из тех, что дядька Алесь из Риги привез? – улыбнулся я.
– Что за конфеты из Риги?
– А ты не знаешь?
– Не-а.
– Ну, помнишь, пару месяцев назад в редакции была налоговая проверка?.. Они ещё в приёмной сидели…
– Что-то припоминаю, – кивнул Вова.
– Нам ещё тогда дядька Алесь сказал, чтобы не ржали в приёмной…
– А, ну да.
– Так вот, в один из дней дядька Алесь и говорит, мол, придётся им пару дней поработать без него, а они с главредом[10 - Главред – главный редактор.] собираются в Ригу, по издательским делам. Те отвечают: вот здорово! Привезите Рижского бальзама и конфеток с коньяком… Не вопрос, отвечает, конечно, привезу. Поехали. Всё сделали, дядька Алесь говорит главреду: надо ещё бальзам налоговичкам купить и конфеты. Тот отвечает: бальзам купи, а конфеты не бери – у меня под столом целая коробка из-под бананов стоит – выберешь, какие нужно… Ладно, соглашается дядька Алесь, меньше везти. Вернулись в Минск. Приносят налоговичкам подарки: вот бальзам, вот конфеты, угощайтесь! Те, радостные, заваривают чай и открывают коробку – а внутри конфеты белые от старости. «Вот блин, – вырывается у дядьки Алеся, – а продавщица говорила: свэжий, свэжий! Видно, нарочно такие дала, из-за того, что я на русском разговаривал…»
– Что ты, – засмеялся Вова, – у меня конфеты так долго не лежат…
– Надеюсь…
Я взял конфету, чай и пошёл к столу. Мой стол стоял слева от входной двери, Вовин – справа. Ближе к окну были столы Иры и Оли. Дамы задерживались.
Вова сел за свой стол. Я посмотрел на Вову, потом на бабочек за его спиной: алую, малиновую и лимонную – огромных, почти метр каждая, пёстрых бабочек, нарисованных на стене. Я любил смотреть на стену за Вовиной спиной. Хотя правильнее было бы сказать, за Вовиной и Олиной спинами.
Пришла Ира, высокая крашеная блондинка лет двадцати пяти.
– Привет, чай будешь?
– Давай! Подожди, у меня душица есть. Кто-нибудь хочет с душицей?
– Нет, не будем смешивать…
– Какие мы капризные… Ну, ладно.
Вова поднялся, чтобы положить Ире конфету: «Угощайся».
– Шпасибо… – шутливо прошепелявила она.
Помолчали, прихлёбывая чай. Потом Ира обвела нас взглядом:
– Хотите, прикол расскажу. Знаете одностишия Владимира Вишневского?
– Слышали, да.
– Так вот, сидели мы в баре в компании. Общались, веселились, трали-вали, кошки драли… А ко мне то один знакомый выпить подойдет, то другой… В конце концов Вишневский не выдержал и говорит: «Я про тебя одностишие написал: На смех любимой фермеры сбежались…» Ржачно, правда?..
– Ага, – согласились мы с Вовой. – В тему…
Взялись работать: Ира раскрыла ноутбук, Вова стал читать какую-то рукопись с пожелтевшими листами, слегка постукивая торцом карандаша по столу. Мне нужно было ответить на письмо читателя. Минут через двадцать Ира оторвалась от ноутбука:
– Я рассказывала, как мы с Машей собирались в Сочи?
– Нет, – отозвался Вова. Я тоже посмотрел на Иру.
– Решили мы съездить на море. Купили билеты, заказали гостиницу, все дела… Собрали чемоданы, уже хотели выезжать, как звонит главред и просит, чтобы я ему что-то там распечатала. И подождать никак не может. Блин, говорю Маше, ты поезжай, а я возьму такси, заеду в редакцию. Встретимся в аэропорту… Поехала. Вместе с чемоданом… Приехала такая в редакцию, чемодан за собой качу, тут звонок… А Маша та ещё клизма без механизма, кипешит по любому поводу. Что такое, спрашиваю. А она: это знак, знак! Какой-то боб с горохом насобирала и сопли в трубку пускает… Так, говорю, найди место, посиди где-нибудь и ничего не делай. Я скоро приеду. Распечатала материалы для главреда, взяла такси и в аэропорт… Приехала. Смотрю, Маша моя босиком по аэропорту бегает, вся в соплях, шлёпки под мышкой, глаза, как у какающей булочками, и не понимает происходящее вокруг… Не полечу, скулит, у меня шлёпок порвался. Значит, дороги не будет… Прямо конец света!.. Ну конечно, говорю, мы из-за порванного шлёпка отпуск отменим. Раскрывай чемодан, доставай кроссовки и полетели! А то бред какой-то, знаки-шмаки…
– Ну ты даёшь, – восхитился я.
– Ну а что, отменять всё из-за порванного шлёпка? Я не такая богатая, чтобы верить в знаки…
– Думаю, нет никаких знаков, – согласился Вова. – События просто происходят, сами собой. А мы интерпретируем эти события так или иначе…
– А я о чём, – кивнула Ира.
Вернулись к работе. В комнате стало тихо, как бывает тихо в школьном классе, погружённом в послеобеденную дрёму, как раз перед тем, как Билли опрокинет спичечный коробок над партой соседки, высыпая пригоршню кузнечиков, и тишина взорвётся криками, смехом и дружным поиском стрекочущих зелёных беглецов. Но вот Ира захлопнула крышку ноутбука и поднялась:
– Ну что, пора заканчивать? И так большой кусок работы сегодня сделала… Андрей, – обратилась она ко мне, – помоешь мою кружку?
– Конечно, – кивнул я.
– Хорошо, я на обед.
Мы с Вовой переглянулись. Обедала Ира у бабушки и после обеда на работу никогда не возвращалась. Да этого от сотрудников и не требовалось: главное, чтобы материалы готовились в срок. Поэтому после обеда в редакции было тихо, а если кто и оставался, только те, кому надо было закончить работу, или кому, как нам с Вовой, нечем было заняться. Без семьи, без детей, мы порхали и кувыркались по жизни, точно колибри, и время для нас не имело значения.
Ира ушла. Вова отложил карандаш и потянулся за сигаретами. Карандаш прокатился по инерции по столу и замер, остановленный ладонью.
– Пойдём покурим?
– Пойдём, – согласился я.
Я не курил, но делать все равно было нечего. Вышли на улицу.
– Слышал новость, – проговорил Вова, закуривая, – Стив умер.
– Какой Стив?
– Ну, Стив Джобс, тот что Apple.
– А, – кивнул я, – бывает…
– Точно, бывает, – повторил он. – Ответ в дзенском духе.
– В дзенском?
– Ну да.
– И что это значит?