Зимняя сказка

Дом, как уже выше было сказано, был стар, однако за ним следили. Этому обстоятельству Александр Васильевич немало удивился, и на следующее же утро после приезда направился в село, где у местного писаря узнал следующее:

– Ну так, дом-то хороший. Чего ему стоять разрушаться? Ваш отец был человеком добрым и отзывчивым, помогал нам деньгами, да и так просто можно было с ним о чём угодно поговорить, – сказав это, писарь внимательно поглядел на Данилевского. – Вы-то здесь ни разу не бывали?

– Нет, мать с отцом не жили вместе, я родился и прожил всю жизнь в Петербурге.

– То-то и оно… – протянул писарь и тут же добавил: – Вы к нам надолго?

– Пока что поживу, – невесело проговорил Александр Васильевич, – а там уже видно будет.

– Живите, живите, – весело махнул рукой писарь. – Только молю вас, старайтесь из дома ночью далеко не выходить. Особливо леса сторонитесь.

– А что там? Волки, медведи? – с иронией в голосе спросил бывший коллежский асессор.

– Можно и так сказать, – угрюмо ответил писарь.

На этом разговор прекратился, и Александр Васильевич, испытывая смешанные чувства, поспешил вернуться домой на обед.

К слову сказать, поселяне отнеслись к новоприбывшим с большой заботой и лаской. Да и люди здесь оказались в большей степени грамотными и добрыми. Это привело Данилевского в замешательство, ибо ему с детства казалось, что в селе живут грубые мужланы и ещё более грубые женщины. Теперь все предубеждения были развеяны.

Прижились все на новом месте достаточно быстро. Степан – тот и вовсе влился в местное общество с таким успехом, что уже через неделю после прибытия знал каждого в селе по имени. За два месяца он успел влюбиться в дочку мельника, затем побывать на сеновале с дочкой кузнеца, а после напоить дочку казака.

Все эти вышеупомянутые дамы были очень злы, когда о похождениях славного Степана стало известно. Ещё более раздосадованы были их отцы, которые немедля отправились к Данилевскому и потребовали выдать им «этого мерзавца и прохиндея». Лишь несколько бутылок хорошей водки, которые Александр Васильевич прихватил с собой из Петербурга, помогли успокоить нервы трём отцам. Они ушли, но поклялись, что «утопят в речке, на кол посадят, а после сожгут на костре» Степана, если он ещё хоть раз притронется к их чадам.

Угрозы были страшны, поэтому Степан, который во время разговора скрывался под лестницей, наскоро перекрестился и поклялся Богу, что никогда больше не будет творить таких паскудных дел, а женится на одной милой вдове, которая уже несколько недель строит ему глазки.

Что же касается Лизы, то она была абсолютно всем довольна. Сами посудите: подруг в Петербурге у неё не было, каких бы то ни было знакомых тоже. Она была мечтательницей и предпочитала уединение шумным компаниям. Лишь одно обстоятельство для неё было важно: чтобы в новом доме были книги. Что ж, в старинной усадьбе Данилевских их было предостаточно.

Так и жили. Тихий морозный декабрь потихоньку подходил к концу, и в последний его день, который был ознаменованием ухода старого года, Степан снарядился отправиться в село за продуктами к праздничному столу. Лиза увязалась с ним, объяснив отцу своё желание тем, что она засиделась в особняке, и ей хочется часок-другой подышать свежим воздухом да полюбоваться на снег.

– Ведь ты знаешь, милый мой отец, как я люблю снег. Да и со мной будет Степан. Он уж убережёт меня от любой опасности, – добавила в конце Лиза, и все сомнения и тревоги Данилевского канули в небытие.

Что ж, погодка, скажу я вам, в тот день и правда была чудной. Всюду, куда ни кинь взгляд, стелился снег, словно какой-то великан щедро рассыпал его по полям и лесу. Причём этот славный здоровяк укрыл им каждую веточку, чтобы дереву было не холодно. Хотя холодно не было, ибо не было ветра. Стояла мирная тишина, и душа любого человека (если, конечно, он не был каким-то там проходимцем) радовалась. В душе царили гармония и покой.

Степан поехал на повозке, которую он приобрёл у одного местного купца, обменяв её на поломанную карету. Лиза же, дабы в полной мере насладиться столь радостным для её красивых глаз видом, избрала иной путь передвижения. Она размеренно ехала верхом на коне чуть поодаль от своего слуги.

Кто его знает, я вот лично не представляю, как эта хрупкая девушка всего лишь за месяц научилась управлять лошадью так резво, что и не каждый казак так сможет. Данилевский и сам этому немало удивлялся. То и дело он возрождал в голове биографии своих предков. Но все они, насколько помнил бывший коллежский асессор, были либо государственными служащими, либо (в случае женщин) простыми хозяйками усадеб. Данилевский и представить себе не мог, чтобы одна из этих величественных матрон могла вот так резво рассекать на коне. Но, впрочем, другие времена – другие нравы! Нам ли об этом судить?!

– О, Хавронья, здоровеньки тебе! – прохрипел, остановившись возле постоялого двора, Степан.

– И тебе не хворать, Стёпа, – мило улыбнувшись своими шестью зубами, прошепелявила бабка Хавронья, хозяйка двора.

– Нам бы это… того самого, яичек, картошечки… эмм… водочки…

– Праздник ведь, – помогла запинающемуся слуге Лиза, – а на стол поставить нечего.

– Мигом! – быстро вытирая руки о передник, затараторила бабушка. – Сейчас всё будет, Елизавета Александровна, сию же минуту.

Хавронья скрылась в недрах своего заведения. Появилась она спустя несколько минут, при этом руки её были полностью заняты различными сумками и чашками. Вот иной раз как посмотришь, и диву даёшься. Вот француженки все такие утончённые, а что толку? Коль они даже к столу ничего приготовить не могут. Другое дело наши – русские женщины! Ох, господа, скажу я вам, что краше их нет на свете. А уж какими они могут быть сильными – это отдельная тема, которой, скажу я вам, не жаль и роман посвятить, но сейчас не об этом.

Повозка, заметно потяжелев, осела в снегу. Степан с Лизой двинулись в обратный путь.

И тут начала твориться какая-то дьявольщина. Небо, на котором вот только минуту назад не было ни одной тучи, мигом покрылось ими. Где-то вдалеке раздался гром, тут же налетел сильный ветер, который, в свою очередь, поднял жуткую пургу.

– Елизавета Александровна! – кричал что было мочи Степан. – Нужно скакать быстрее, иначе метель нас совсем…

Последних слов слуги Лиза не расслышала. Конь не слушался её, и, казалось, он готов был прямо сейчас упасть и испустить дух. Лиза не позволила ему сделать этого. За считанные минуты замело так, что поля уже не было видно, девушка и представить себе не могла, куда скакать (ведь Степан пропал из виду), и поэтому, недолго думая, она развернулась и кинулась в лес. Лиза надеялась, что там ей удастся укрыться от бури, и потом, переждав её, вернуться домой.

Конь теперь скакал как безумный, Лиза даже не пыталась его остановить. Лес впереди становился гуще, и вот уже даже солнце перестало просвечивать через плотно укрытые снегом «вершины» деревьев.

Сумасшедшая скачка продолжалось до тех пор, пока конь не поскользнулся и с диким ржанием не упал на землю. Его правая передняя нога была сломана; в душу Лизы закрался страх. Словно пожар, он охватил все мысли девушки. Вдобавок ко всему, вокруг стояла кромешная тьма, и в голове сразу же всплыли предостережения местных жителей о том, что в лес ночью лучше не ходить.

Ведь ещё не ночь, почему же здесь так темно?! Лиза не могла ответить себе на этот вопрос. Справа от неё раздался резкий хруст, и что-то ударило девушку в спину. Она упала и скатилась с пригорка в небольшой овраг.

В следующее мгновение толкнувшее её существо спустилось вниз, и девушка с перекосившимся от страха лицом протяжно закричала.

Существо, стоявшее перед ней, не подлежало какому бы то ни было адекватному восприятию. Тело его было похоже на человеческое, но одежды на нём не было, и всё оно было покрыто густой чёрной шерстью. Лицо же… о, лицо (если можно это так называть) было столь ужасно, что и описывать его не хочется. Эти острые уши, выступающие вперёд челюсти, жёлтые глаза… Нет! Даже не просите, я не буду описывать его лицо.

Так вот, это существо приближалось к Лизе, а она даже не могла пошевелиться. Ноги её словно вросли в землю и вмёрзли в снег. Кричать она тоже не могла. От волнения и страха перед глазами девушки начала проноситься вся её жизнь. Вот детство, вот юность, вот жизнь в Петербурге, а вот и переезд в Старое – вот и вся жизнь.

Последним образом, промелькнувшим в сознании девушки, был образ Ария. Он почему-то задержался в её голове дольше остальных. А после всё ушло, мысли утонули во мраке небытия, и Лиза потеряла сознание.

***

Сознание девушки блуждало где-то за гранью видимой реальности. Оно заглядывало в другие измерения, сквозило меж пространством и временем и, наконец, возвратилось к своей хозяйке.

Лиза открыла глаза и увидела дощатый потолок. Тут же к девушке вернулись все воспоминания, глаза её вмиг наполнились страхом, и она попыталась вскочить. Чья-то рука, положенная на плечо, удержала её, и мягкий голос произнёс:

– Елизавета Александровна, не бойтесь, вы в безопасности, – это был Арий.

– Но то существо… – начала было Лиза, но тут же осеклась.

– Оно мертво, – просто сказал Арий. – Я услышал ваш крик и бросился на помощь. Как раз вовремя поспел.

– Но что это было? И как вы его убили? А та метель, она была уж слишком странной!

Девушка буквально завалила своего спасителя вопросами, и Арий, глубоко вздохнув, произнёс:

– Я отвечу на все ваши вопросы, Елизавета Александровна…

– О, прошу вас, просто Лиза.

– Я отвечу на все ваши вопросы, Лиза, ибо на улице всё равно уже темно, и эту ночь нам с вами придётся как-то пережить вместе.

Арий ожидал, что слова его как-то испугают девушку, но прогадал. Лиза не боялась, и даже наоборот, внимательно ловила каждое его слово. Он продолжил:

– Там, в лесу, вы столкнулись с оборотнем. Это тёмное существо… одно из множества существ, которые обитают на границе нашего мира и тёмного. Граница эта, к сожалению, проходит в этом лесу, и частенько потусторонние существа проникают в наш мир. Именно поэтому я предостерегал вас не ходить в лес по ночам. Тогда твари особенно сильны.

Немного помолчав, Арий продолжил: