Заговор против Америки

– Да, но кто его подослал? – шепотом возразила мать. – Как он выследил нашу машину?

– Это его профессия, Бесс, – разыскивать туристов. Этим он зарабатывает себе на хлеб.

Мы с братом переминались с ноги на ногу, искренне надеясь на то, что мать наконец уймется, а отец наймет на весь срок этого говорливого востроносого человечка на коротких ножках.

– А вы что скажете? – обратился к нам отец.

– Ну, если это столько стоит… – начал было Сэнди.

– Забудьте о деньгах! Нравится вам этот парень или нет?

– Тот еще типчик, папа, – прошептал Сэнди. – Пальца ему в рот не клади. Но мне понравилось, как он сказал: «Если уж быть точным».

– Бесс, – сказал отец, – перед нами первоклассный гид по Вашингтону, округ Колумбия. Конечно, его не назовешь симпатягой, но парень он, судя по всему, шустрый, а с лица не воду пить. Посмотрим, как он отреагирует, если я предложу ему семь баксов.

Он отошел от нас, приблизился к гиду, пару минут они оба самым серьезным образом потолковали, а затем ударили по рукам, и отец издали крикнул нам: «Едем есть!» Как всегда, даже на отдыхе, он был заряжен энергией.

Трудно сказать, что представлялось мне самым невероятным: сам факт, что я впервые в жизни выбрался из штата Нью-Джерси; трехсотмильное путешествие в столицу страны; или то обстоятельство, что мы ехали в собственной машине, за рулем которой восседал посторонний человек, которого зовут, как двенадцатого президента США, профиль которого красовался на пурпурно-фиолетовой двенадцатицентовой марке (в альбоме, лежащем у меня прямо на коленях) между синим одиннадцатицентовым Полком и зеленым тринадцатицентовым Филлмором.

– Вашингтон, – начал меж тем свою экскурсию Тейлор, – поделен на четыре сектора: северо-запад, северо-восток, юго-восток и юго-запад. За немногими исключениями, улицы, идущие с севера на юг, носят номера, а улицы, идущие с востока на запад, имеют названия в виде той или иной буквы алфавита. Вашингтон – единственный во всем западном мире город, заложенный и построенный исключительно для того, чтобы стать государственной столицей. В этом его отличие не только от Лондона и Парижа, но и от наших собственных Нью-Йорка и Чикаго.

– Слышите? – Отец посмотрел через плечо на нас с братом. – Слышишь, Бесс, как точно формулирует мистер Тейлор уникальность Вашингтона?

– Слышу. – И она взяла мою руку в свою – словно бы затем, чтобы, приободрив меня, приободрить тем самым и себя: все, мол, у нас в порядке и будет в порядке. Но меня – с тех пор как мы прибыли в Вашингтон и до самого отъезда – заботило по-настоящему лишь одно: как бы чего не стряслось с моими марками.

Кафетерий, у входа в который высадил нас Тейлор, оказался чистеньким, а еда в нем, как он и обещал, – дешевой и вкусной, и стоило нам, закончив трапезу, выйти на улицу, прямо к парковке подкатила наша машина.

– Вот это пунктуальность! – воскликнул отец.

– С годами, – ответил на это Тейлор, – начинаешь определять с точностью до минуты, сколько времени понадобится на ланч тому или иному семейству. Все ведь было в порядке, миссис Рот? – спросил он у моей матери. – Вам все понравилось?

– Да, спасибо, все очень хорошо.

– Значит, мы готовы полюбоваться Мемориалом Джорджа Вашингтона, – констатировал Тейлор, и мы тронулись с места. – Вам ведь, разумеется, известно, кому поставлен этот памятник. Нашему первому – и, по общему мнению, нашему лучшему, наряду и наравне с Линкольном, президенту.

– Я бы, знаете ли, дополнил этот список именем Франклина Делано Рузвельта. Великий человек, а наши сограждане взяли и вышвырнули его из Белого дома, – ответил отец. – И на кого только мы его променяли!

Тейлор, внимательно выслушав, никак не прокомментировал отцовские слова.

– Конечно же, – продолжил он, – вы все видели Мемориал Джорджа Вашингтона на снимках. Но фотография бессильна передать его величие, хотя бы чисто пространственное. Высота обелиска пятьсот пятьдесят пять футов пять и восемь десятых дюйма; это самое высокое каменное сооружение во всем мире. Новый скоростной лифт поднимет вас на вершину за минуту с четвертью. А можно пойти и пешком по винтовой лестнице, насчитывающей восемьсот девяносто три ступени снизу доверху. С вершины памятника открывается панорама радиусом от пятнадцати до двадцати миль. Стоит полюбоваться… Ага, вот он, видите? Прямо перед нами. Приехали.

Пару минут спустя Тейлор нашел свободное место на стоянке у подножия монумента и, когда мы выбрались из машины, засеменил рядышком на коротких ножках, продолжая свои пояснения:

– Всего пару лет назад обелиск впервые за все время почистили. Вы только представьте себе, что скрывается за этим скромным «почистили», мистер Рот! Его драили железными щетками, используя воду с песком. Это заняло пять месяцев и обошлось налогоплательщикам в сто тысяч долларов.

– При Рузвельте? – поинтересовался отец.

– Выходит, что так.

– А люди об этом узнали? – Отец сорвался на крик. – А люди это оценили? Куда там! Они предпочли ему какого-то летчика! И это, поверьте, еще не вечер.

Мы прошли внутрь сооружения, а Тейлор остался снаружи. Уже у лифта мать, вновь схватившая меня за руку, подошла к отцу вплотную и шепнула ему:

– Не надо так говорить.

– Как это «так»?

– О Линдберге.

– А в чем дело? Я говорю то, что думаю.

– Но ты не знаешь, что этот Тейлор за человек.

– Прекрасно знаю. Лицензированный гид с аутентичными документами. А это памятник Вашингтону, Бесс, – и ты призываешь меня держать язык за зубами, словно мы с тобой не в столице США, а в нацистском Берлине!

Эти несдержанные слова расстроили ее еще сильнее – тем более что их могли услышать и посторонние – те, кто дожидался лифта вместе с нами. Меж тем, обернувшись к другому папаше, пришедшему сюда с женой и двумя детьми, отец спросил у него: «Откуда вы? Мы-то сами из Джерси». – «Из Мэна», – ответил мужчина. «Поняли?» – спросил отец у нас с братом. Меж тем опустился лифт, зашедшие в него человек двадцать взрослых и детей заполнили примерно полкабины, и мы отправились вверх по железобетонной шахте, причем отец использовал минуту с четвертью, положенную на подъем, чтобы осведомиться, откуда они приехали, и у всех остальных.

Когда мы вновь вышли на свежий воздух, Тейлор уже поджидал у ворот. Он попросил нас с Сэнди описать панораму, представшую нашим взорам из окон на пятисотфутовой высоте, а затем повел нас на быструю пешую прогулку по внешнему периметру сооружения, одновременно рассказывая красочную историю его создания. Сделал несколько семейных снимков нашим собственным фотоаппаратом «Брауни»; затем мой отец, отмахнувшись от возражений Тейлора, сфотографировал его с нашей матерью и с нами на фоне памятника; в конце концов мы вернулись в машину, Тейлор вновь сел за руль, и мы поехали по бульвару Молл к Мемориалу Линкольна.

На этот раз, паркуя машину, Тейлор предупредил, что нас ждет подлинное потрясение, потому что Мемориал Линкольна не сравнить буквально ни с чем на свете. Затем препроводил нас со стоянки к величественному зданию с колоннами и беломраморными ступенями, провел по лестнице мимо колонн в глубь помещения – к статуе Линкольна, восседающего на неописуемой красоты и роскоши троне. Лицо Линкольна показалось мне – да и могло ли быть по-другому? – ликом Господа и вместе с тем ликом самой Америки.

– И они застрелили его, эти грязные псы, – мрачно выдохнул мой отец.

Мы четверо стояли у самого основания памятника, освещенного таким образом, чтобы все в Аврааме Линкольне казалось грандиозно величественным. То, что обычно считалось великим, перед увиденным просто блекло, и равно взрослый и ребенок оказывались беззащитны перед торжественным духом гиперболы.

– А когда задумаешься над тем, как наша страна обошлась с величайшим из своих президентов…

– Герман, – взмолилась мать, – не начинай, пожалуйста.

– А я и не начинаю. Это была великая национальная трагедия. Не так ли, парни? Я имею в виду убийство Линкольна.

Тейлор, подойдя к нам, невозмутимо пояснил:

– Завтра мы с вами побываем в Театре Форда, где произошло покушение, а потом перейдем через дорогу к дому Питерсена, где он испустил дух.

– Я вот говорю, мистер Тейлор, как подло наша страна обращается с величайшими из своих президентов.

– Слава Богу, у нас теперь президент Линдберг, – эти слова прозвучали всего в нескольких футах от нас. Пожилая женщина с путеводителем в руке стояла в одиночестве и вроде бы не обращалась ни к кому конкретно. Но ясно было, что она расслышала реплику моего отца и прореагировала именно на нее.

– Равнять Линдберга с Линкольном? Ну и ну! – возмутился отец.

На самом деле пожилая женщина пришла на экскурсию не одна, а с целой группой туристов, один из которых – примерно в том же возрасте, что и мой отец, – вполне мог оказаться ее сыном.

– Что-то вам не по вкусу? – спросил он у отца, сделав недвусмысленный шаг в его сторону.

– Дело не во мне, – ответил отец.

– Что-то из того, что сказала эта дама, вам не по вкусу?