Ободранный спрятал платок обратно и, продолжая ухмыляться, уставился на Тень.
– Что? – неприязненно спросил тот.
– Чистоплюйство твое меня забавляет. В детстве ты таким не был.
– Много ты обо мне помнишь, ага, – огрызнулся Тень.
– Ну… – Ободранный закатил глаза, отчего его цилиндр съехал назад, и задумчиво потер подбородок. – Например, подпоить львицу-училку и трахнуть её, было исключительно твоей идеей.
– После того, как ты подсунул мне комиксы для взрослых!
– То есть, и здесь я виноват? – Ободранный картинно прижал лапы к груди. – Ещё скажи, что ты кончил раньше, чем в нее сунул, тоже по моей вине.
– Послушай, заткнись, а? Ну вот ты нашел что вспомнить.
– Просто напоминаю, что ты не всегда был таким ангелочком, какого любишь строить из себя теперь.
– Зато я никогда не был предателем!
– Да тебе просто не предлагали. Впрочем, коллаборационист из тебя вышел бы так себе.
– Ну а из тебя он получился такой, как надо!
– Верно, – ни мало не смутился Ободранный. – Пока ты меня не убил. Тоже мне, святой воин нашелся. Твой ход, герой.
И Тень снова проиграл.
Они ещё раз протерли фигурки и доску, аккуратно сложив их.
Внезапно, ножом разрезав воздух, из-за стеллажей донеслись чьи-то душераздирающие вопли.
Тень было рванулся, но Ободранный поймал его за руку.
– Брось, не успеешь.
И тут же крики стихли, сменившись вначале предсмертным хлюпаньем, а затем еле слышным сипением.
– Опять вешает? – хмуро спросил он Ободранного.
– Ага, – не стал отпираться тот.
– Где он их берет? Я совсем редко встречаю здесь живых. А твой Вешатель ловит их каждый день.
– На то он и существует. Ловить и вешать.
– Но зачем?
– Ты всегда спрашиваешь. И прекрасно знаешь ответ.
– Я не понимаю его.
– Ты не хочешь понимать. Ты строишь из себя святого, а из меня монстра. Тебе так удобнее существовать. Да, я монстр. Но именно ты создал это место, эту изнанку всех без исключения миров. Чтобы поймать меня, ты применил тот самый древний артефакт. И все бы обошлось, если бы ты просто меня застрелил. Но ты завершил ритуал, и создал вот это.
Ободранный снял с головы цилиндр и обвел им ветхие полки. Его рысьи уши поднялись, подчеркивая жест.
– Ты обречен скитаться здесь вечно, Тень. И твоего имени никто не сможет вспомнить и произнести вслух. Даже я забыл его. Ты оказался слишком труслив в свое время.
Тень сжался в комок. Правда причиняла ему почти физическую боль.
Ухмылка Ободранного стала ещё более гадкой.
– Ну иди, иди, посмотри. Может чего-нибудь осталось.
Тень сжался ещё больше.
– Нет, – пробормотал он. – Не хочу.
– Хочешь, хочешь, – тон Ободранного стал ласковым, и одновременно брезгливым. – Давай же.
Волк задрожал. Из его пальцев высунулись когти. Запрокинув голову, он завыл, пытаясь отогнать свою безысходность и свой голод. Затем, не в силах более сдерживаться, вскочил и бросился в распахнутую дверь.
– Беги, беги, – сказал Ободранный ему вслед, поднимаясь сам и прихватывая с собой шахматную доску. – Только не успеешь. Здесь и без тебя падальщиков хватает.
Он потянулся. Сюртук на его спине разошелся. Под ним что-то зашуршало, затрепетало, будто стараясь распрямиться. Затем успокоилось. Прореха в сюртуке вновь затянулась.
При жизни Пилат Изуба имел почти все. При смерти Ободранный тоже имел почти все. Но ни при жизни, ни при смерти, ему так и не довелось испытать ощущений полета. Это было единственное, о чем он желал.
В его жизни не было самолетов. А после смерти ему достались низкие потолки, нависающие над стеллажами, да узкие проходы.
Но он не считал это несправедливостью. Он и сам всегда любил пошутить.
***
Голова раскалывалась. Наверное, из-за этого он и очнулся.
Улисс Мэйтата очень, очень хотел умереть. Закрыв глаза после ухода безумного леопарда Алекса, он желал больше никогда их не открывать.
Ему было горько, тоскливо и больно.
Психоделический диссонанс, в который поверг его сознание Алекс, едва не прикончил Улиссу разум.
Нехотя он открыл глаза. Он сидел все там же, прислонившись к бетонному блоку спиной, в окружении автоматных гильз и разорванных тел сослуживцев. Напротив, у его ног, лежала оторванная голова Рэм. Она таращилась на него пустыми мертвыми глазами.
Солнце уже скрылось за зданиями. Воздух был недвижим и совсем не доносил привычной прохлады с великого Арсина, несущего свои черные воды.
Улисс вспомнил, как Алекс рассказывал ему о своих мечтах. О том, как не хотел никого убивать. Леопард мечтал совсем об ином. Он мечтал жить на берегу моря, вдыхать его соленый аромат, плавать на лодке, ловить рыбу, играть с китами, а по ночам смотреть в телескоп на звёзды. Но никогда в своей жизни убийца не видел ни моря, ни даже телескопа.
И жалел об этом, не в силах бросить то, чем так не хотел заниматься.