Лила Изуба: Голодные призраки

Спустя вечность он добрался до противоположной стены. Здесь громоздились несколько сваленных друг на друга стеллажей без книг. За ними угадывались очертания проема, на этот раз без двери.

Улисс бросил взгляд на хронометр. Он двигался по залу ровно девять минут и тридцать секунд. Как хороший солдат, он прекрасно знал свою скорость перемещения. Он прошел около четырехсот метров, что наделяло зал с книгами очень большими размерами. А здание, в котором тот располагался – размерами и вовсе немыслимыми.

Одной рукой он оттащил стеллажи от дверного проема. Те оказались на удивление легкими. Древесина крошилась под его пальцами, образуя облачка пыли, висевшие в воздухе.

Когда он закончил, до его ушей донесся чей-то вопль. В нем Улисс отчетливо различил отчаяние и обреченность.

Не колеблясь, он быстро двинулся вдоль очередного бесконечного ряда полок, держа наготове пистолет.

Крик повторялся, с каждым разом становясь все отчаяннее и безумней. Тот, кто издавал крики, сопротивлялся.

Улисс побежал, боясь опоздать. Вопли перешли в хрипение, но он уже слышал, как бьется о пол чье-то тело, а потому знал, куда именно ему следует бежать.

И запах. Он почуял запах свежей крови и испражнений, только что покинувших чрево. На фоне полного отсутствия запахов иных, этот бил, словно нож, остро и болезненно, до липкого привкуса во рту.

Ствол пистолета нырнул в комнату первым, за долю секунды до него самого. Палец нажал на курок сразу, как только мишень появилась в его поле зрения.

Комната оказалась освещена лучше того широкого проема с полками книг, между которых он только что бежал. Казалось, здесь светился сам воздух.

Высокая фигура, с плотным телом, без шерсти, обвитая жилами и сморщенной кожей, со странным капюшоном на голове, подвешивала через крюк на потолке свою жертву – ещё более странное существо с молочно-белым мехом. Оно дергалось на веревке и хрипело, вцепившись в собственное горло и пытаясь ослабить петлю.

Улисс дважды нажал на спуск, но пистолет издал лишь сухой щелчок, бессильно отведя затвор. Рыча от нетерпения и злости на осечку, он передернул затвор и снова попытался выстрелить.

Ничего не произошло.

Тогда он шагнул ближе и рукоятью пистолета ударил палача по голове.

Тот отшатнулся и выпустил из рук веревку. Его жертва мешком рухнула на пол, продолжая хрипеть и извиваться.

Вешатель обернулся и уставился на Улисса.

Его капюшон оказался кожаным наростом, складчатым и мясистым. Круглые, глубоко посаженные глаза, лишенные век, уставились на Улисса.

Зашитый грубыми толстыми нитками безгубый рот зашевелился, но не проронил ни звука.

Он был почти на три головы выше Улисса и гораздо тяжелее. Но даже не попытался защититься, когда Улисс ударил его ещё раз. Впрочем, удар не причинил ему никакого вреда.

Вешатель лишь продолжал таращиться на него.

– Оставь его! – заорал Улисс. – Оставь, его, слышишь?!

Вешатель дернулся, словно в растерянности.

Улисс сунул пистолет обратно в кобуру, и сделал два шага назад, одновременно снимая с плеча автомат.

– Ну-ну, вы только посмотрите! – раздался позади него насмешливый голос. – Можешь не стараться, друг мой. Он тоже не выстрелит.

К последней фразе Улисс уже успел развернуться, дослав патрон и сняв автомат с предохранителя. Палец привычно нажал на спусковой крючок, намереваясь отсечь очередь из пяти пуль в новую мишень. Плечо приготовилось к отдаче, а сам он начал сдвигаться вбок, заученно уходя с линии огня противника.

Но вместо выстрелов раздался лишь очередной бессильный щелчок.

Новое действующее лицо – очень странный рысь в грязном сюртуке и мятом черном цилиндре, склонил голову и слегка приподнял головной убор над головой, приветствуя Улисса.

Тот продолжал смотреть на него поверх бесполезного автоматного ствола.

– Ну, вот скажи мне на милость – зачем ты напугал достопочтенного Джона? Он ведь просто выполнял свою работу. Причем заметь, делал её профессионально, и со всей заботой о своей жертве.