3. Подвал «правителей мира»
Подвал правителей мира.
– Ну что нового у воротил науки? – поинтересовался Сергей Петрович, проходя лестничными пролетами в сторону лаборатории.
– С наукой все прекрасно! – сонно отвечал ему не то Евгений, не то Ярослав. Петрович их постоянно путал – одноликие, худощавые до сутулости, в белоснежных халатах с оттопыренным карманом от сигарет и унылым взглядом, прячущимся за невзрачными очками. Подобных сотрудников в любом НИИ на всем советском пространстве было, наверное, с миллион, если не более.
Коротая время за постоянными перекурами и чаепитиями, они оживлялись в день получения аванса или зарплаты, а также накануне сдачи очередного проекта. Но проекты сдавались не часто, сдавались как коллективное творчество и, как водилось, в любом коллективе была одна, от силы две, личности, которые, собственно, и занимались самим проектом, время от времени привлекая сторонних статистов с невнятным взглядом, в невзрачных очках и с оттопыренным карманом с сигаретами. Помощи от таких сотрудников было не много, чаще вред, поэтому, легче было затянуть проект на лишний месяц-два, а то и на полгодика, но сделать самому, сделать правильно и отчитаться без проблем.
Позже, на стадии внедрения, уже другие, но такие же белые халаты меж перекурами глядели на результаты многомесячной работы, проглядывали инструкции, зачастую для них не понятные, в обязательно порядке критиковали, обвиняли разработчиков в оторванности от жизни, и делали все по-своему, в корне меняя и ломая все, что было наработано.
Евгений и Ярослав, перебросились понимающими взглядами, и один протянул второну пачку. Закурили по второй.
– Сидорович как? – с половины пролета бросил Петрович. – На месте? Работает?
– Да куда ему деваться-то? – усмехнулся не то Ярослав, не то Евгений.
– Все корпит над своим… как там его… – запнулся второй специалист по искусственному интеллекту. – Ну над чем-то там работает, в общем.
– А вы? – не удержался Сергей.
– Творческая группа и весь коллектив всегда рядом, – заверил его один из однотипных курильщиков. – Каждый занят своим направлением, которое в итоге сольется в нечто целостное….
И оба засмеялись.
– Да ну вас, тунеядцев, – махнул на них рукой Петрович и увлек за собой своего стажера.
Ответом был лишь сдавленный смешок. За неимением чем заняться, половина, а то и большая часть НИИ, только тем и занималась, что перемещалась из помещения в помещение, курила, судачила, обсуждала да осуждала, делилась новостями и устраивала свою личную жизнь. Кружки по интересам время от времени разрывала новость о проверке, комиссии, зачистке или тому подобном. После этого на несколько дней в учреждении возникала псевдонаучная деятельность, сходившая вскоре на нет. И лишь единицы двигали науку, обходя ведомственные запреты на лженаучные аспекты. Советская наука всегда считалась прогрессивной и потому за очисткой от псевдонаучных и откровенно враждебных веяний здесь зорко следили сразу несколько отделов, носивших номерные обозначения.
– Кто такой Сидорович? – поинтересовался ступающий едва ли не след в след Петровичу Антон.
– Да есть один старичок. Уже с полвека, как мозги куклам нашим разрабатывает
– Что, полностью весь мозг? – удивился Антон.
– Нет, системами жизнеобеспечения занимаются иные. Он спец по поведенчиским формам. Как раз того, с чем мы постоянно боремся, – пояснил Петрович.
– Наверное, большой человек?!
– Да уж не маленький. С полтора центнера будет, – усмехнулся Петрович устало.
– Я не о том. Руководитель направления…
– Нет, руководителя направления ты только что видел, а Сидорович там ведущий специалист.
– Это как же так?
– Номенклатура, дорогой – пояснил Петрович и подмигнул. – Держи свои мысли при себе. А не то, не ровен час, в Сибирь поедешь науку подымать.
– Я, собственно, оттуда родом… – простодушно ответил Антон. – А почему Сидорович не того?
– Не того, потому что не таво! – пояснил Петрович, и немного подождав, добавил. – Он имел неосторожность высказать свое несогласие с генеральной линией нашей науки. Правда, потом оказалось, что линию требуется корректировать и его замечания, высказанные когда-то на симпозиуме, верны, но осадок остался, а запись в личном деле как субъекта не совсем благонадежного, сохранилась. Да и по национальному вопросу он того, словом – национальный вопрос тут его окончательно подрезал.
– Что за вопрос? – не унимался стажер.
– Много ты вопросов неправильных задаешь, Антоха. Как бы не пришлось и тебя в сектор очистки сдавать.
– Зачем же меня в сектор очистки? Я же не искусственный. Я же человек.
– А вот там и разберутся – человек ты или не совсем, – отшутился Петрович. – Идём. Дел на сегодня много, как бы до ночи не пришлось просидеть.
– А что у нас сегодня? – не унимался Антон.
– Товарищ, Антон Антонович! Не много ли вы сегодня задаете вопросов?
– Ну я же…
– Ладно, – махнул рукой Петрович, начиная спуск по серпантину коридора, предназначенного для транспортировки оборудования. – Сам такой был. Вопросов море, а понимания ни какого. Сегодня у нас день разборки.
– Разборки?
– Да, разборки. Разборки всего, что мы умудрились наскирдовать за прошлые пару недель.
– Это что же – всех на разборку?
– Всех. – кивнул Петрович. – Всех до единого. Сидорович завершил новую систему, и оказалось, что она не ложится на существующую элементарную базу, поэтому, всех почтенных людей, дезактивированных нами за последние несколько недель на полный слом…
– Но ведь…
– Да, да… Регламенты, стандарты и даже закон, запрещающий уничтожать искусственные объекты без особой санкции соответствующих органов… Все будет. Все знаю… Бумаги оформим потом. У нас это в порядке вещей. Подмахнут не глядя…
– Но ведь они же такие же люди, как и мы с Вами? – не унимался Антон. – Они же имеют те же права, что и мы. Их вот так нельзя.
Петрович остановился и уперся взглядом в стажера. Формально он был прав, но, суть всего бытия этой страны состояла в том, что формальности оставались формальностями, которые служили лишь для наказания провинившийся, на самом же деле действовали неписанные законы сиюминутной целесообразности. И та самая целесообразность, как сиюминутная, так и на перспективу.
– Думаю, ты переутомился, – снисходительно улыбнулся Петрович. – Давай бери отгул и домой. Я подпишу.
– Я не то имел ввиду… – увязался хвостом за уходящим по серпантину Петровичем стажер. – Я совсем об ином. Я же ничего толком не знаю…
– Уж и не знаю, удастся ли нам сработаться, – вновь остановился Петрович. Третья неделя ему давалась очень тяжело. Предыдущие две только тем и запомнились, что неимоверным количеством вызовов и деактиваций. Показатель количества сбоев у искусственных превысил нормальный уровень в разы и этим уже заинтересовались даже в госбезопасности, не исключающей возможности вражеской диверсии. Поэтому быстрая локализация всех потенциально зараженных объектов была в приоритете, и ни какие циркуляры и законы здесь уже не работали. Государственная целесообразность и новые разработки сектора Сидоровича… Только они и были в приоритете.
– Сейчас я тебе расскажу нечто такое, что ты должен выслушать, далее осознать, превратить в умение и сформировать навык в итоге, – посуровел Петрович. – Иначе – нам не сработаться.
– Хорошо…
– Ну что же, – ты дал свое согласие, – и Петрович начал.
Он говорил не то чтобы долго, но достаточно содержательно. Говорил он о том, что все изученное стажером в институте тот может оставить у себя в голове, задвинув подальше на полки академических знаний, и начинать наконец-то прислушиваться к своему человеческому чутью, ибо только так и возможно выжить в муравейнике (Петрович хотел было сказать «клоповнике», да сдержался) именуемом нашим НИИ. Посоветовал держаться той позиции, что есть начальство, которое отдает приказы и если они сформулированы в соответствующем документе, который, к слову, у него обязательно должен быть, оформленный в полном соответствии с требованиями, то остается только исполнять. Не обсуждать, не ныть, не болтать, а выполнять. Выскочек и всезнаек здесь не любят. Любое проявление своих качеств и знаний в итоге обязательно превратится либо в пожизненную неоплачиваемую кабалу, либо в предмет ненависти окружающих. А часто – и в то, и в иное. Если будут какие-либо вопросы – задавать их только ему, Петровичу, и, выслушав, закрывать эту тему для обсуждения с кем-либо иным навсегда.