Виктор Тихонов творец «Красной машины». КГБ играет в хоккей

– Кто чем, – коротко ответил Моисеев. – После вчерашнего фиаско настроение у ребят сами понимаете какое.

Речь шла о финальном матче турнира Дружественных армий, где ЦСКА уступил чехословацкой «Дукле» со счетом 4:5.

– Все на месте, или кто-то отсутствует? – продолжал допытываться Локтев. Он знал, что периодически ряд игроков тайком ездят в ближайший от Архангельского ресторан «Русская изба», чтобы скрасить свое монотонное пребывание на базе. А после вчерашнего проигрыша такие отлучки могли принять массовый характер.

– А кто конкретно нужен? – уклончиво ответил Моисеев.

По губам Локтева пробежало подобие улыбки, после чего он произнес имя того, кто ему понадобился:

– Борька Александров на месте?

– У себя. В нарды играет с Лопатой (так игроки команды называли Виктора Жлуктова за его своеобразное владение клюшкой).

– Позови его ко мне, – попросил Локтев.

Спустя пять минут на том же месте, где недавно стоял Моисеев, перед Локтевым возвышался Александров. Впрочем, возвышался это громко сказано – роста хоккеист был небольшого, из-за чего, собственно, и были все его проблемы с дисциплиной – мужики маленького роста почти всегда обладают дерзким и своенравным характером.

Указав хоккеисту на стул напротив стола, Локтев молча подвинул к Александрову какую-то бумагу, лежавшую перед ним. Хоккеист взял листок в руки и углубился в чтение. Это было заявление журналиста Егора Красовского в милицию, где он сообщал о том, что был жестоко избит хоккеистом ЦСКА Борисом Александровым.

– Что скажешь? – спросил Локтев, когда хоккеист положил документ обратно на стол.

– Врет про жестокое избиение – я его всего лишь один раз ударил, – ответил Александров.

– Значит, все-таки ударил?

– Было дело, Константин Борисович, не отрицаю. Довел меня этот гаденыш своими просьбами про интервью. Я ему русским языком говорю: никакого интервью давать не буду, отстань. А он лезет и лезет. Ну, я и не сдержался – один раз приложил кулак к его наглой физиономии.

– И это тогда, когда еще не успело смолкнуть эхо от истории с Гуреевым?

– Я тогда об этом не думал. Достал меня этот писака.

– А ты в курсе, что у него дядя работает референтом в Спорткомитете?

– Первый раз слышу. Но челюсть у него трещала, как у вполне рядового гражданина.

– Хватит хохмить, младший лейтенант Александров, – и Локтев так стукнул кулаком про столу, что в шкафу за его спиной зазвенели спортивные кубки. – Ты с кем разговариваешь? Забыл, где находишься?

Не ожидавший такой реакции хоккеист, до этого развалившийся на стуле, выпрямил спину. В кабинете повисла напряженная пауза. Первым ее нарушил Локтев:

– Ты понимаешь, что если этому заявлению дадут ход, в команде ты не останешься?

Александров молчал, понуро глядя в пол. Кажется, он только теперь осознал, в какую историю снова вляпался.

– Тебе придется просить прощения у этого парня, чтобы он отозвал свое заявление обратно.

В ответ Александров покачал головой: дескать, не буду.

– Тебе твоя гордость дороже пребывания в ЦСКА?

– Сволочь он, Константин Борисович, а я перед ним извиняться буду?

– Но эта сволочь может поставить крест на твоей карьере, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Александров, – но извиняться не буду.

Глядя на его по-детски хмурое лицо, Локтев внезапно… улыбнулся. Ему нравился этот парень, несмотря на то, что характер у него был сложный, ершистый. Локтев относился к нему по-отечески тепло, может быть, потому, что ему всегда хотелось иметь еще и сына, а у него была одна дочь. А тут еще этот случай с Валентином Гуреевым, который живо напомнил Локтеву события 16-летней давности, когда он сам угодил в точно такую же ситуацию. Его ЦДСА тогда выступал в Кубке СССР и встречался с московским «Локомотивом». Весь матч за Локтевым «охотился» железнодорожник Александр Афанасьев. В конце концов, нервы Локтева не выдержали и он, толкнув его на лед, еще и поддал ему ногой. Да так сильно, что конек отсек железнодорожнику часть уха. В результате грубияна дисквалифицировали до конца сезона.

– Ладно, ступай к себе, – произнес Локтев, убирая заявление журналиста в ящик стола.

Александров поднялся со стула, но в самых дверях задержался:

– Что решили, Константин Борисович? – голос его еле заметно дрожал.

– Когда решу, тогда сообщу, – ответил Локтев.

– И все же?

Вместо ответа тренер махнул рукой, но по выражению его лица Александрову стало понятно, что все будет хорошо.

– Спасибо, Константин Борисович, – и хоккеист вышел из кабинета.

Эта беседа была чисто профилактическая. За день до нее Локтев заехал к начальнику отделения милиции, своему доброму приятелю, с которым они неоднократно парились в бане, и легко уговорил его не давать этому делу ход. Начальник хотел тут же порвать заявление журналиста, но тренер попросил отдать его ему.

– Компромат на своих архаровцев собираешь? – засмеялся милиционер.

– Какой там компромат, – отмахнулся Локтев. – А вот постращать таким документиком можно. Обычные слова до них, как правило, не доходят.

16 февраля 1977 года, среда, Москва, площадь Дзержинского, КГБ СССР, кабинет Юрия Андропова

Удобно расположившись в кресле, председатель КГБ внимательно слушал магнитофонную запись разговора, который два дня назад состоялся в ресторане «Седьмое небо» в Останкино. Эта беседа была записана специалистами 12-го отдела – подразделения КГБ, которое занималось прослушиванием телефонов и помещений. За богато сервированным столом беседовали два генерала – советский и чехословацкий. Первым был генерал-майор Леонтий Скурлатов, вторым – генерал Мирослав Чапек. Последний приехал в Москву в качестве сопровождающего армейской команды «Дукла» из Йиглавы, которая участвовала в турнире Дружественных армий и сумела стать победителем, обыграв в финальном матче ЦСКА со счетом 5:4. Андропов видел эту игру, присутствуя на ней вместе с Брежневым. Матч выдался на редкость напряженным. Настолько, что иной раз шефу КГБ казалось, что Брежнева может хватить инфаркт – так близко к сердцу он принимал события на ледовой площадке.

Счет в матче открыли гости – это сделал Новак уже на третьей минуте. Но спустя пять минут Михайлов восстановил равновесие. Однако под занавес первого периода Выборны снова вывел чехословаков вперед. А в самом начале второй двадцатиминутки Гавличек увеличил разрыв до 3:1. Это был уже хороший задел на победу, учитывая тот факт, как гости умеют обороняться. Но время чтобы отыграться у советских хоккеистов еще было.

Спустя четыре минуты все тот же Михайлов сумел сократить разрыв до 2:3. А Цыганков на 37-й минуте и вовсе сделал счет ничейным. Но затем произошло то, что так сильно напугало Андропова – Брежнев схватился за сердце. И было отчего. На последних секундах игры Петров вывел ЦСКА вперед – 4:3. Казалось, что при таком счете команды уйдут на перерыв. Но случилось неожиданное. Едва судья вбросил шайбу в центре поля, как гости стремительно завладели ею, вошли в нашу зону и все тот же Гавличек сравнял счет.

Именно тогда Брежнев стал тереть ладонью левую сторону груди. Увидев это, Андропов жестом подозвал охранника генсека, у которого под рукой всегда были лекарства. К тому времени сирена возвестила об окончании второго периода и хоккеисты разошлись по раздевалкам. А охранник высыпал в ладонь Брежнева таблетку валидола, которую генсек тут же отправил в рот.

– Вот, стервецы, что творят, – откидываясь на спинку кресла, произнес Брежнев.

– Я вам говорил, Леонид Ильич, надо было остаться в Завидово – посмотрели бы игру по телевизору, – подал голос Андропов.

– Ты думаешь, что перед телевизором я бы так не переживал? – все еще держа руку на груди, возразил Брежнев.

– Эти походы на хоккей до добра не доведут, – вступил в разговор Константин Черненко, который сидел по левую сторону от генсека. – Ты так переживаешь, Леонид, что можешь скончаться прямо во время игры. А кто страной руководить будет? Подгорный что ли?

– Не хотите, значит, Кольку в цари? – по губам Брежнева пробежала улыбка, которая указывала на то, что кризис миновал.

– Не хотим, – честно признался Андропов.