Свет погасших звезд. Люди, которые всегда с нами

Путь «Иванушек» к славе начался в 1996 году. К февралю была закончена запись дебютного альбома, однако с выпуском его продюсер группы медлил. Для раскрутки коллектива был избран необычный шаг: группа дала серию бесплатных концертов в нескольких столичных школах. После чего был записан клип «Вселенная». Увы, но клип провалился: слишком много в нем было электронно-усложненных наворотов. Матвиенко впору было схватиться за голову, поскольку в раскрутку «Иванушек» он вложил кучу личных сбережений. Тогда многим казалось, что идея с «Иванушками» – полностью провальная. Как вдруг…

Успех к группе пришел после второго клипа – «Тучи», который появился летом 96-го. Клип был хорошо принят публикой и звучал из всех ретрансляторов с утра до вечера. Казалось, включи утюг – и оттуда зазвучат «Тучи». Такой же успех сопутствовал и третьему клипу группы – «Конечно, он». Именно под этим названием наконец выходит дебютный альбом группы. В ноябре «Иванушки» принимают участие в модной телепрограмме «Партийная зона», и с этого момента можно вести отсчет широкой популярности трио.

Весь следующий год группа гастролирует по стране, собирая небывалые аншлаги. Города сменяются один за другим с такой калейдоскопической быстротой, что участники группы даже не успевают их запоминать. Заработки пока у трио не слишком большие, поскольку надо отбить деньги, вложенные в раскрутку, но ребят интересует не это – главное для них творчество, слава, успех у поклонниц.

Практически сразу у каждого из участников группы появляются свои прозвища: Кирилла Андреева фанаты зовут Кирей, Андрея Григорьева-Аполлонова – Рыжим, Игоря Сорина – Маленьким или Клоуном. Оба прозвища последнего были весьма точным отображением того места в группе, которое занимал Сорин. Он действительно был самым маленьким в коллективе и самым веселым. Причем прозвища Клоун вполне заслуживал и Григорьев-Аполлонов, но он был просто юморным, а Сорин вдобавок к тому же еще и остроумным. Он мог шутить так тонко и умно, как никто другой из участников коллектива. Довершало эту картину нетипичности Сорина его увлечение поэзией и всякими философскими изысками, а также буддизмом, нетрадиционной живописью и фольклором северных народностей.

Чем большую славу приобретали «Иванушки», тем больше раздражался Сорин. Причем только он один, поскольку его коллеги всем были довольны – славой, деньгами, репертуаром. И это было легко объяснимо. Андреев и Григорьев-Аполлонов пришли в «Иванушки» именно за перечисленным выше и, добившись этого, успокоились. Сорин же мечтал о большем. Но не о большем в материальном плане, а в духовном. Однако он жестоко ошибся: ничего высокодуховного в шоу-бизнесе никогда не было и быть не могло. И большое количество трагических смертей среди кумиров шоу-бизнеса только подтверждают эту истину. Поэтому единственный способ для людей, не принимающих законы шоу-бизнеса, – бежать из него сломя голову, то есть менять судьбу кардинально. Если же дело заканчивается косметическими манипуляциями, то трагедии не избежать. Ее можно только оттянуть. Именно это и произошло с Игорем Сориным.

Уже с лета 1997 года в эстрадной тусовке пошли разговоры о том, что Сорин собирается уйти из группы и начать сольную карьеру. Для многих людей эти разговоры не стали откровением, поскольку взгляды и поступки Сорина были хорошо известны. Он ненавидел петь под фонограмму, критиковал песенный репертуар коллектива, постоянно говорил, что надо как-то меняться. Как именно, он и сам не знал, но что меняться надо – знал точно. Так, в феврале 98-го в интервью «Комсомольской правде» он заявил:

«Я больше не могу, я устал и не нахожу в себе сил ездить вместе с группой. За эти два года работа перестала приносить радость, она превратилась в каторжный труд… И от музыки я тоже устал. Я даже не считаю это музыкой. Это звуки. Слишком все просто. У меня есть много песен, их хватит, пожалуй, не на один альбом, а на три-четыре. Но в последнее время я даже писать ничего не мог. Пропало всякое вдохновение…»

Поскольку к словам Игоря мало прислушивались, он все чаще стал намекать, что собирается уходить из коллектива. Матвиенко был против его ухода, поскольку симпатизировал Сорину. Тот в ответ срывался. Иной раз во время концерта он вовсе не выходил на сцену и пел, стоя… за кулисами. Естественно, Кириллу и Андрею это не нравилось, и они жаловались Матвиенко. И тот, понимая, что дело заходит слишком далеко, решил искать нового участника коллектива. В июне 98-го проходит прослушивание на место четвертого солиста. Однако подходящего кандидата не находится, и группа остается в прежнем составе. Но все уже прекрасно понимают, что это временно. Действительно, в конце лета на горизонте появляется профессиональный драматический актер и певец с драматическим высоким голосом Олег Яковлев (в то время он работал в Театре-студии Олега Табакова). Он участвует в записи нового альбома «Иванушек» в качестве бэк-вокалиста, а главным вокалистом диска становится Кирилл Андреев.

Сорин ушел из «Иванушек» в марте 1998 года. В его планах было начать сольную карьеру, причем это должна была быть более серьезная музыка, чем та, под которую он пел в «Иванушках». Сорин снял небольшую мастерскую на Чистых прудах, куда собрал редкие музыкальные инструменты для будущих записей. Однако на что он рассчитывал, не имея больших денег для раскрутки, непонятно. Конечно, можно было обойтись тем, чтобы писать музыку только для избранного круга слушателей. Но у Сорина-то были куда более масштабные планы. И чтобы их осуществить, тех 80 тысяч долларов, которые были у Игоря, явно не хватало. Когда это стало понятно, Сорин как-то сник, захандрил.

Мама, видя, что с сыном творится что-то неладное, попыталась его расшевелить: позвонила его друзьям по Гнесинке и школе. Друзья, конечно, расшевелили, но это был чисто внешний эффект: в душе у Сорина ничего не изменилось. Видимо, он понял, что пробить эту стену ему не удастся. У него еще оставался шанс бросить все и уйти в другую сферу – например, в тот же драматический театр. Но он этого не сделал. По гороскопу он был Скорпионом, а у многих людей этого знака есть такая черта – пожирать самих себя. В случае с Сориным так и получилось.

Многие из близких и друзей Сорина утверждают, что внешне ничто не предвещало трагедии. К лету Сорин наконец пришел в себя: отремонтировал студию (ул. Вересаева, 12), после чего совершил с новыми друзьями круиз по Средиземному морю. Они побывали в Турции, Греции, Италии. Когда они вернулись на родину, Сорин сказал своей матери: «Я теперь знаю, что буду делать, у меня есть для этого все, у меня есть музыканты, которые меня понимают». Это было буквально за пару дней до трагедии.

Рано утром 1 сентября Сорин сказал друзьям, что пойдет покурить, вышел на балкон и больше в квартиру не вернулся. Когда обеспокоенные друзья хватились его, Сорин уже шагнул вниз. В 7.10 его доставили в 71-ю городскую больницу. Врачи поставили первоначальный диагноз – сотрясение головного мозга, ушибы внутренних органов. Однако позже оказалось, что все намного сложнее. Врачи констатировали перелом первого и пятого шейных позвонков, ушиб почек, полный паралич нижней части тела, частичный паралич рук. О трагедии с известным певцом стало известно в Комитете здравоохранения Москвы, руководство которого сообщило, что готово в случае необходимости предоставить дополнительную помощь и специалистов. Срочно был созван консилиум врачей и ведущих нейрохирургов города. В конце концов было решено прооперировать больного.

Операция длилась около пяти часов, проводил ее известный профессор А. Г. Оганезов. Был удален пятый шейный позвонок, вместо которого поставили трансплантат. В интервью газете «Московские ведомости» главврач 71-й городской больницы Ш. Гайнуллин сообщил: «Сначала подключили современную американскую дыхательную аппаратуру, но после операции Игорь стал дышать сам. Были предположения, что Сорин бросился с балкона в состоянии алкогольного опьянения, но я официально заявляю, что эти слухи не имеют под собой никаких оснований. У каждого больного, поступающего к нам по „Скорой помощи“, мы берем анализ крови на содержание в ней алкоголя. В крови Игоря его содержание – ноль. На присутствие наркотических препаратов тесты не проводятся…»

После операции Сорин пришел в себя, даже заговорил. На вопрос, сам ли он выбросился из окна или под воздействием чего или кого-либо, он ответил, что сделал это по своей воле. Несмотря на удачный исход операции, состояние Сорина оставалось очень тяжелым – он по-прежнему был парализован. Заведующий реанимационным отделением В. Фоняков в одном из интервью в те дни говорил: «В принципе, если бы не внутреннее повреждение спинного мозга, можно было бы рассчитывать на полное выздоровление. А так… если парень и выживет, то останется инвалидом…»

Чуда не произошло. 1 сентября в 18 часов 30 минут Игорь Сорин скончался. По словам О. Кушанашвили: «Я не верю в то, что Игоря кто-то подтолкнул с подоконника или еще что-то. Я разговаривал с врачом, который находился рядом с Игорем в момент смерти. Врач сказал, что он был в полном сознании перед смертью и уверял, что никто не виноват и что выбросился он из окна сам.

Другое дело, что в последнее время рядом с Сориным находились какие-то ублюдки. Где он с ними знакомился, не знаю. Но это были такие экземпляры! Они кричали: «Ты наш Курт Кобейн!» И, когда ранее Игорь вставал на подоконник и произносил: «Я улечу к звездам и там буду счастлив!» – эти ублюдки ему аплодировали. Я проклинаю себя за то, что не взялся в свое время за него жестко. Не устроил взбучку: дескать, так жить нельзя! Он же после «Иванушек» хотел сочинить нечто гениальное. Садился работать в надежде, что наутро появится хит. Но хит не появлялся, и Игорь очень расстраивался. Мы ему так и не объяснили, что не каждый день рождаются гениальные песни. Хотя его «Облака» считаю очень талантливым произведением. В этой песне Игорь, обращаясь к небу, спел: «Забери ты меня, забери, умоляю…» Так и получилось…»

Точную причину, почему все-таки Игорь Сорин выбросился из окна, теперь уже установить не удастся. Да это, собственно, и не нужно. Ясно одно: это случилось совсем не случайно и истоки этой трагедии гораздо глубже, чем виделось в первые дни после нее. И дело не в том, курил Сорин перед смертью «травку» или не курил, а в другом: он был слишком нетипичным для мира шоу-бизнеса человеком, но сил для того, чтобы изменить свою судьбу к лучшему, увы, не нашел. Не хватило запаса прочности.

Игоря Сорина похоронили на Кузьминском кладбище. Однако даже после смерти ему не давали покоя. Выяснилось, что у юного певца есть не только поклонники, но и враги. В самом начале марта 2002 года некие вандалы разбили памятник певцу и осквернили его могилу на Кузьминском кладбище. Этот инцидент не стал последним. За последующий год могила Сорина еще несколько раз подвергалась атакам вандалов. Около десяти раз уносили фотографию певца, дважды пытались… разрыть саму могилу. В итоге терпение родителей певца иссякло. В марте 2003 года газеты сообщили, что мама Игоря Сорина получила официальное разрешение перенести прах сына с Кузьминского кладбища на Ваганьковское. Гроб с телом кремировали и урну с прахом певца установили в колумбарии.

1 сентября – Иван ТРЕГУБОВ

За четыре месяца до развала СССР в Москве скончался спортсмен, который долгие годы был легендой этой страны. Мальчишки подражали ему во дворах, женщины восхищались его силой и красотой, а мужчины завидовали его славе и везению. Про этого человека писали в газетах, матчи с его участием транслировали по телевидению, а кинематографисты даже сняли художественный фильм, который стал одним из лидеров проката. И вот теперь, когда этот человек умер, ни одна центральная газета не написала об этом ни строчки. То ли по забывчивости, то ли потому, что тогда пришлось бы писать жестокую правду о том, что некогда знаменитый человек живет в обычном панельном доме с рядовой пенсией в 120 рублей. Просто унизительными деньгами для человека, который положил здоровье во славу своей Родины, которую он прославлял несколько лет подряд на многочисленных спортивных площадках многих стран мира.

Иван Трегубов родился в мордовском селе 19 января 1930 года и уже в раннем возрасте приобщился к конькам. Отец подарил сыну «снегурки», которые заботливая мать прикручивала к его валенкам веревками. И Иван с утра до позднего вечера не уходил с катка. Из-за этого даже не ходил в школу. Единственное, что он осилил, – три класса средней школы.

Когда началась война, Ивану было всего одиннадцать лет. Его отец и старший брат в первые же дни ушли на фронт, и вскоре на обоих пришли похоронки. Иван остался единственной опорой почерневшей от горя матери. Он вкалывал за троих с утра до глубокой ночи, пропадая на колхозных полях. Но беда не приходит одна. Какие-то завистники ночью прокрались к ним во двор и подожгли избу. Только чудом Иван и его мать сумели выскочить из горящего дома на улицу в одном исподнем. Кто это сделал, так и осталось неизвестным. После этого Трегубовы покинули родную деревню и уехали в Комсомольск-на-Амуре, где хорошо помнили Трегубова-старшего, два года проработавшего на стройке. Именно там Иван впервые познакомился с русским хоккеем – стал играть за заводскую команду.

В 1947 году Трегубова забрали в армию. Он попал в Хабаровск, где и должен был с головой окунуться в суровые армейские будни. Однако судьба распорядилась по-своему. В хоккейной команде Хабаровского окружного дома офицеров появилась вакансия: лучшего игрока клуба – Николая Сологубова – вызвали в Москву, играть за ЦДСА, и Трегубова взяли на это место. И не пожалели. Спустя короткое время Трегубов стал одним из лучших бомбардиров команды. Слава о нем с быстротой молнии распространилась по всему региону, а затем (благодаря письму друга Сологубова) дошла и до Москвы. И вскоре в Хабаровск пришла депеша: срочно командировать рядового Ивана Трегубова в столицу нашей родины. На дворе стоял закат сталинской эры – 1952 год.

Говорят, когда Трегубов узнал об этом, он чуть не заплакал. Причем не от счастья, а от страха. Его пугала далекая столица и новая популярная игра – канадский хоккей. Ведь он-то привык гонять по льду мячик, а тут придется толкать резиновую шайбу. Но делать было нечего: Трегубов был человеком подневольным, военнообязанным, поэтому должен был выполнять приказы начальства беспрекословно.

Тренер ЦДСА Анатолий Тарасов встретил новичка не слишком ласково. Вместо того чтобы поинтересоваться его самочувствием или тем, как он устроился, Тарасов спросил: «Почему задержался?» Вопрос этот был не случаен. Тарасов таким образом проверял новичка: если начнет оправдываться, нервничать – значит, из такого человека можно будет веревки вить. Если не стушуется – значит, человек не робкий, с таким ему будет трудно (прославленный тренер предпочитал людей с «гибким позвоночником» – ими легко управлять). Трегубова вопрос тренера не смутил, и он четко доложил ему о причинах своей задержки. Говорил спокойно, без тени какого-либо испуга или волнения. Трегубов, рано познавший на своих плечах груз ответственности, вообще никого не боялся и всегда говорил то, что думает. Тарасов понял это сразу, как только заглянул в глаза новичку. Что он подумал в тот миг, неизвестно, но вряд ли это были слова одобрения.

Несмотря на то что времени на адаптацию у Трегубова не было (ЦДСА хоть и занимал 1-е место, но станет ли он чемпионом, было еще не ясно), он сделал все возможное, чтобы удачно вписаться в прославленный коллектив. Для этого ему пришлось, что называется, пахать и пахать до седьмого пота. Он тренировался вместе с командой, а когда все уходили, оставался на льду еще на несколько часов и отрабатывал те приемы, которые у него менее всего получались. Огромную помощь ему оказывал Николай Сологубов. Это он уговорил тренеров команды не спешить делать скороспелые выводы по поводу Трегубова и лично натаскивал его на льду. Это он научил его силовой борьбе, да такой эффективной, что Трегубовым стал восхищаться даже Тарасов.

Вскоре в этом компоненте игры Трегубову уже не было равных не только в ЦДСА, но и вообще в первенстве СССР. А потом его слава вышла и за пределы родного отечества. Когда Трегубова через год привлекли к играм за сборную страны и он встретился с канадцами, те были в шоке. Они считались большими специалистами в силовых единоборствах, однако Трегубов умудрялся даже их переигрывать. За это канадцы прозвали его «Иваном Грозным».

И в ЦДСА, и в сборной Трегубов и Сологубов были друзьями «не разлей вода». Оба были защитниками, играли в одном звене, да к тому же еще дружили семьями. Болельщики иначе, чем «братья Губовы», этих двух богатырей не называли. Обыграть эту защитную связку редко кому удавалось на протяжении многих лет. Вместе они шесть раз становились чемпионами страны, четыре раза – чемпионами Европы, по одному разу – чемпионами мира и Олимпийских игр. А когда много лет спустя Господь призвал их к себе, оба легли в одну землю на Востряковском кладбище практически рядом друг с другом.

Однако с тренером ЦДСА Анатолием Тарасовым отношения у Трегубова так и не сложились. Как они не понравились друг другу в первый день своего знакомства, так у них отныне и повелось. Тарасов, конечно, и рад бы был избавиться от Трегубова, да уж больно хорошо тот играл. Только это и удерживало тренера от его увольнения из команды, хотя поводов к такому повороту событий было предостаточно. Например, Трегубов стал частенько нарушать режим – прикладывался к бутылке, – а для такого человека, каким был Тарасов, это было равносильно предательству на поле боя.

Ситуация не изменилась даже тогда, когда Трегубов женился и переехал к жене в подвальную комнату на Неглинной. Более того, вскоре и сама жена защитника Ольга стала участвовать в застольях мужа. Чтобы контролировать ситуацию, Тарасов решил ввести Ольгу в женсовет команды. Но Трегубов осадил тренера самым решительным образом. Когда Тарасов пришел к нему домой с этим предложением, он заявил, что его жена ни в какие женсоветы не пойдет. Тарасова это задело. «Я старший тренер, в конце концов!» – попытался он воздействовать на Трегубова аргументом, который частенько срабатывал в общении с другими подопечными. Однако с Трегубовым этот номер не прошел. Он заявил: «Ольга – моя жена, и в этом доме я хозяин!» В итоге Тарасов ушел от них несолоно хлебавши.

Уволить из команды Трегубова Тарасов не мог еще по одной причине: за того горой стоял Сологубов. А этого человека даже Тарасов побаивался – ведь Сологубов долгие годы был в ЦДСА капитаном команды, и товарищи по команде называли его «Полкачом» (прозвище от сочетания двух слов: «полковник» и «Полкан»). Как показало будущее, Тарасов опасался не зря.

В 1961 году именно с подачи Сологубова в команде был поставлен вопрос о несоответствии Тарасова занимаемой должности. Тренер настолько сильно достал игроков команды своим тяжелым характером и изнурительными тренировками, что они поставили перед руководством Министерства обороны вопрос ребром: либо мы, либо Тарасов. Начальство решило пожертвовать тренером. Правда, радовались хоккеисты недолго – уже через год Тарасова вернули в родную команду. Многие тогда еще удивлялись: при новом тренере Виноградове армейцы Москвы выиграли все возможные турниры, а тренера за это уволили? Однако повод все же был: при Виноградове в команде стала хромать дисциплина, что привело к ЧП, когда с турнира в Польше армейцы вернулись… вдрызг пьяными и даже не смогли сойти на перрон Белорусского вокзала, где их ждали толпы поклонников и журналисты.

Вернувшись в команду, Тарасов жестоко отомстил некоторым игрокам, кто ратовал за его увольнение год назад, – разом уволил их из команды. Под его горячую руку попал и Трегубов. Причем тот сам дал повод Тарасову для своего увольнения. ЦСКА тогда играл в Омске, выиграл игру, и Трегубов решил отметить это дело в ресторане. Однако, едва он успел опрокинуть в себя первую рюмку любимого им напитка – коньяка, как перед ним вырос Тарасов. Тут же, в ресторане, он устроил Трегубову публичный разнос и объявил, что тот уволен из команды. Когда ЦСКА вернулся в Москву, Тарасов поставил об этом в известность Федерацию хоккея СССР. А там смельчаков спорить с Тарасовым уже не нашлось. В итоге Трегубова на год отлучили от хоккея. И так поступили с игроком, который несколько месяцев назад на чемпионате мира был назван в тройке лучших игроков этого престижного международного турнира.

Трегубова выставляли из команды откровенно по-хамски. С него, столько лет приносившего славу как своему клубу, так и сборной (на чемпионатах мира его дважды называли лучшим защитником), стали требовать вернуть все, до нитки. Даже трусы с майкой. Но последняя на момент выдачи оказалась Трегубову мала, и он подарил ее знакомому офицеру. Трегубов предлагал оплатить потерю, но ему твердили: «Нам твои деньги не нужны! Верни майку!» Замену той майке Трегубов все-таки нашел, но унижение, которое он испытал, на долгие годы осталось занозой в сердце.

Когда увольняли Трегубова, его верный друг и партнер Сологубов даже пальцем не пошевелил, чтобы заступиться за товарища. Почему? Говорят, он и сам к тому времени уже устал от закидонов Трегубова (тот с годами все чаще стал «закладывать за воротник»), да и с Тарасовым устал пикироваться. Но это соглашательство, увы, не помогло Сологубову долго продолжать карьеру: в 64-м Тарасов и его уволил из команды за ненадобностью.

Этот скандал с Трегубовым стал поводом к появлению художественного фильма «Хоккеисты». Сценаристом его был писатель Юрий Трифонов, который дружил с «братьями Губовыми» и хорошо знал всю подоплеку происходивших в ЦСКА конфликтов. Тема была очень актуальной по тем временам, когда шла борьба с так называемым «культом личности» во всех сферах общества: с одной стороны, тренер-диктатор, которого люди за глаза называли «Сталиным в хоккее», с другой – игроки с независимыми и свободолюбивыми характерами. Консультантами в картину были приглашены извечные соперники армейцев – динамовцы Аркадий Чернышев и Виктор Тихонов. Причем первый был помощником Тарасова в сборной страны, но это роли не играло: оба они хоть и стояли на одном мостике, но друг друга недолюбливали. Тарасов за глаза даже называл Чернышева «Адька-дурачок». Так что этим фильмом Чернышев как бы возвращал Тарасову должок.

Сюжет фильма был прост и у большинства хоккейных болельщиков не оставлял никаких сомнений относительно прототипов героев. В столичную команду «Ракета» приходит новый тренер, который решает уволить из команды лучшего нападающего – ветерана команды. За этого игрока горой встает его друг и партнер по звену Анатолий Губанов (намек более чем прозрачный – на «братьев Губовых»). Он говорит тренеру те самые слова, которые Трегубов как-то сказал Тарасову: «Вы, конечно, тренер выдающийся, настоящий знаток хоккея, но вы не любите людей». В итоге этого конфликта побеждают игроки. В жизни, как мы знаем, все произошло наоборот: «братьев Губовых» уволили, а Тарасов остался.

Уйдя из ЦСКА, Трегубов еще некоторое время играл в хоккей в командах рангом значительно ниже: два года в куйбышевском СКА, потом столько же в воскресенском «Химике». В 65-м повесил коньки на гвоздь. Поскольку образование у него было никудышное (всего три класса сельской школы) и ничего иного, кроме как играть в хоккей, он не умел, его гражданская жизнь складывалась весьма неудачно. Трегубов все чаще стал выпивать в компаниях со случайными собутыльниками. Работу нашел себе соответствующую – стал грузчиком в лужниковском пивном баре около Малой арены. Катал бочки с пивом. Из них же и пил. Когда об этом узнало высокое начальство – а ему доложили, что Трегубова у пивбара фотографируют иностранные журналисты, – оно поступило весьма своеобразно: вместо того чтобы помочь человеку и устроить его на более престижную работу, оно надумало лишить его звания заслуженного мастера спорта. К счастью, в последний момент это решение было отменено. Однако с работой Трегубову так и не помогли.

Когда умерла первая жена Трегубова Ольга, многие знавшие «Ивана Грозного» посчитали, что и его вскоре постигнет то же. Но судьба улыбнулась бывшему чемпиону. Встретилась ему на жизненном пути женщина (кстати, тоже Ольга), которая полюбила его и не побоялась связать с ним свою судьбу. В начале 70-х они поженились. И произошло чудо – Трегубов бросил пить. С тех пор до самой смерти он не знал даже запаха спиртного.

Начало 90-х Трегубов встретил простым пенсионером с пенсией в 120 рублей. Родной клуб ЦСКА, которому он принес столько славы, его практически забыл (даже на юбилей не позвали). Районные власти предлагали ему тренировать детей, но Трегубов колебался. Однажды уже попробовал и обжегся – приходилось быть больше не тренером, а выбивалой, сторожем, подметальщиком. Но с детьми работать очень хотелось. Не довелось…

С Сологубовым, который ушел из хоккея в том же 65-м, Трегубов продолжал поддерживать хорошие отношения. Они вместе справляли праздники, посещали хоккейные матчи родного им ЦСКА. У Сологубова жизнь в последние годы тоже складывалась не ахти как – он работал сторожем в гараже. Но на судьбу не роптал – не привык. Умер Сологубов в 1988 году. Его смерть стала для Трегубова настоящим потрясением. Видимо, тогда у него и появились первые симптомы страшной болезни.

Прославленный советский хоккеист, прозванный зарубежными специалистами за мощь и силу «Иваном Грозным», умер от рака легких 1 сентября 1991 года. Умирая, он попросил свою жену и друзей выполнить только две его просьбы: похоронить его на Востряковском кладбище рядом с его другом и бывшим партнером по команде Николаем Сологубовым и чтобы на его похоронах не было прославленного тренера Анатолия Тарасова. Эти просьбы были выполнены, поскольку, во-первых, такова была воля умирающего, и во-вторых – все прекрасно знали всю подноготную этих пожеланий. И теперь «братья Губовы» лежат рядом, как некогда сидели на одной спортивной скамейке в одной прославленной команде, которой они отдали лучшие годы своей жизни.

2 сентября – Борис БРУНОВ

Этот человек долгие годы считался одним из лучших конферансье на советской эстраде, достойным продолжателем славных традиций жанра конферанса. Без его участия не обходился ни один правительственный концерт, ни одно мало-мальски значительное представление, где выступали признанные звезды советской эстрады. Так продолжалось почти полвека. Но потом великая страна распалась, а с ней ушел в небытие и жанр конферанса. И когда спустя несколько лет этот человек скончался, в газетах написали, что умер «последний конферансье Советского Союза».

Борис Брунов родился в Тбилиси в июне 1922 года в актерской семье: его родители были обрусевшими итальянскими цирковыми актерами, которые владели многими жанрами. Однако преимущественно они работали на проволоке и сверхметко стреляли из ружей по мишеням. Естественно, у ребенка, отпрыска цирковой династии, дальнейшая судьба была предопределена – только манеж. И в 10 лет Борис впервые вышел на арену цирка в одном номере со своими родителями. С этого момента и начался фактический трудовой стаж Брунова.

Цирк был вторым домом Брунова на протяжении нескольких лет. За эти годы он освоил многие жанры: жонглирование, акробатику, игру на концертино и ксилофоне. Кроме этого, именно цирк привил ему чувство публичности, непринужденности и раскованности, которые впоследствии очень пригодятся Брунову в его дальнейшей артистической деятельности.

Буквально накануне войны Брунова призвали в армию. Служить ему довелось на флоте, но и там он не забывал об актерстве – выступал в художественной самодеятельности. В основном это был конферанс, которым Брунов владел мастерски. Сослуживцы его так и звали – «мастер художественной травли». «Травля» – это вранье на флотском жаргоне. В ансамбле песни и пляски Тихоокеанского флота была концертная группа, с которой Брунов и ездил как конферансье. В конце июля 1945 года в Москве состоялся конкурс всех флотских ансамблей, на котором коллектив Брунова занял первое место. Однако вместо обещанной призовой поездки по странам социалистического лагеря участникам ансамбля пришлось отправляться в другое «турне»: им выдали автоматы, гранаты, пулеметы и на эсминце отправили на войну с Японией. К счастью, длилась эта война недолго – меньше месяца.

В 1948 году Брунов демобилизовался и устроился работать конферансье в Приморскую филармонию. Большинство своих монологов он брал либо из газет и журналов, либо из репертуаров столичных гастролеров. Добавлял туда что-то от себя – и номер был готов. Его тогдашним гастрольным маршрутам могли позавидовать многие звезды эстрады: он выступал на Сахалине, на Камчатке, на Чукотке и еще в доброй сотне мест, большая часть из которых даже не была обозначена на карте. Так продолжалось два года. А потом случайно в их края приехала Рина Зеленая, и Брунову доверили вести ее концерт. Конферанс Брунова настолько понравился столичной артистке, что она посоветовала ему попытать счастья в Москве. «Я думаю, с вашим талантом вам это удастся», – сказала Зеленая. И Брунов, собрав свои нехитрые пожитки, отправился в столицу.

Поскольку больших денег у него не было, Брунов снял крохотный угол за пределами города – в Малаховке. И каждый день ездил в столицу на электричке в поисках работы. Однако первое время ему откровенно не везло – его никуда не брали. В Москонцерте сказали, что у него слабенький репертуар, в Обществе глухих – что у них нет свободных единиц, а в Обществе слепых – что он невыразителен. Однако возвращаться назад Брунову было стыдно, и он стал перебиваться случайными заработками. В итоге года два ему пришлось мотаться по концертам, которые предлагали разные люди. И только в 1952 году удача наконец улыбнулась ему – его взяли в Гастрольбюро СССР. Концертную ставку ему положили в 7 рублей 50 копеек. Не ахти какие деньги, но зато теперь у Брунова была постоянная работа. Однако первое время она приносила больше расстройства, чем радости.

Самый кошмарный случай произошел с Бруновым в ноябре того же 52-го, когда Рина Зеленая пригласила его выступить на концерте, посвященном ее 50-летию. Брунов не мог отказать актрисе, которая была его «крестной мамой» на эстраде. Однако лучше бы он отказался. Когда Брунов вышел на эстраду, чтобы исполнить пародийный номер, он увидел в первых рядах целое созвездие выдающихся артистов – Сергея Лемешева, Ивана Козловского, Игоря Ильинского, Эмиля Гилельса, Игоря Моисеева. От этого «иконостаса» Брунов так растерялся, что провалил выступление – постоянно запинался, путая слова. Наконец с горем пополам ему удалось закончить свое выступление, после чего он в полной прострации буквально убежал за кулисы. Там его нашел известный чтец Сергей Балашов и попытался успокоить. «Молодой человек, – сказал Балашов, – прежде чем выходить на такую аудиторию, вы должны соизмерять свои желания и возможности. Хотеть выступить – это одно. А вот нужно ли это делать – совсем другое».