Тайна горного озера

– Давай, Роман, собирай вещи, скоро выходить, – надтреснутый выговор старика нарушил, вновь было установившуюся в купе, тишину.

На перроне их ожидала приятная дама из экскурсионного бюро.

Улыбаясь за каждой фразой, всем своим обликом она старалась угодить богатым клиентам.

Потому, не дав им передышки после общения с кондуктором, назойливо защебетала о том, что на привокзальной площади ждет такси и до родового поместья баронов фон Штернбергов всего час езды.

Старику Курту фон Штернбергу льстило даже это показное почтение.

Все же знавал совсем иное у себя в Мюнхине, где пришлось жить все те годы, как занесла туда судьба. Там его положение – простого коммивояжера среднего достатка не могло вызвать подобного обращения.

И вот наступило долгожданное возвращение в родные места.

Пока голубой разболтанный «вартбург», с мигалкой – гребешком таксомотора на крыше, катил по пригородному шоссе, направляясь в их, вновь обретаемое родовое имение, многое пришлось передумать бывшему вояке, бывшему заключенному, а теперь уже нынешнему – вполне состоявшемуся пенсионеру, верой и правдой отслужившему своей фирме по производству лаков и красок.

Еще в том памятном году, выйдя из лагеря перемещенных лиц, он надеялся, что все уладится.

Верил:

– Уйдут русские из их оккупированной зоны, куда попали и его родовые владения, и опять все будет как прежде.

Но холодная война спутала карты.

Поставила крест на ожиданиях. Снова местные власти вспомнили о прежней гестаповской карьере Курта Штернберга. Едва успел он убежать в чем был, не прихватив ничего из отчего дома.

И вот она – такая долгожданная перемена.

После воссоединения Германии вновь хозяином возвращается в родные края, чтобы показать и жене, и внуку их нынешнюю недвижимость.

Свернув в сторону от шоссе, такси проехало еще немного по проселку, затем еще и по старому парку, после чего заскрипело тормозами на посыпанном мелким желтым песком дворике у обширного дома.

Само здание величественно и будто снисходительно принимало перемены, будучи выстроенным в том готическом стиле, что с первого же взгляда твердит о своей принадлежности к классической архитектуре.

– Здесь, господин Штернберг, до недавнего времени располагался культурный центр сельскохозяйственного кооператива, а ныне он решением суда освобожден для подлинного хозяина и даже приведен в надлежащий вид!

Скороговорка экскурсовода вовсе не занимала внимания семьи барона.

Все приехавшие прекрасно знали:

– Что их ждет здесь, на земле предков.

Более того, уже и планы намечены, что разместить в усадьбе – небольшую гостиницу для тех туристов, которых так и манило на воссоединенные земли.

Осмотр многочисленных комнат и холлов привел старика барона еще в более приподнятое настроение.

Мурлыкая что-то себе под нос, он закурил сигарету и обернулся, протягивая раскрытую пачку «Кента» сыну. Но того рядом не было.

– Где Роман?

Задал вопрос, начиная не на шутку волноваться.

– Отстал, видно, – донеслось в ответ.

– Наверное, на чердак забрался, ты же знаещь, как влекут его старый хлам и паутина, – снисходительно к шалостям внука улыбнулась старуха баронесса.

– На чердак, говоришь? – переспросил супруг. – А ну-ка и я туда туда поднимусь.

Гудящие при каждом шаге дубовые ступени винтовой лестницы привели старика на самый верх – под крышу особняка.

– Да, здесь все эти годы особых гостей точно не было, – протянул он, оглядывая разный хлам, ярко освященный лучами полуденного солнца, свободно проникающими через хотя и запыленные, зато широкие стекла чердачных окон.

Старая мебель, подрамники с никому не нужными теперь, кумачовыми лозунгами, разбитые ящики, да позеленевшие от времени трубы испорченных духовых инстументов говорили о том, что все эти годы единственным предназначением чердака было то же, что и при хозяевах – хранилище ненужного хлама.

Его-то и разбирал сейчас Роман, добираясь в дальний, менее всего освещенный угол.

Он отлично знал по рассказам отца, что именно там и стоял сундук со старым семейным архивом.

– Вот он, как ты и говорил, – обернулся Роман на шаги деда. – Сейчас еще глянуть бы, что сохранилось из его содержимого.

Он поднял отломанную от древнего кресла массивную ножку и ловко, двумя ударами, сбил проржавевший навесной замок.

И как будто и не было многих десятков лет, прошедших с той поры, как Курт бросил сюда вместе с фотоальбомами, дневниками, письмами и ненужными счетами свой лагерный мешок с парой книг.

Из тех самых, что прихватил у Фердинанда Оссендовского, спасаясь от русских из охваченной пожарами Варшавы.

Все это, как оказалось, так и лежало долгие годы, теперь, разве что, густо припорошенное пылью.

Роман сбегал вниз, прихватил оттуда полотнянный чехол, прежде накрывавший рояль и набил его содержимым сундука:

– Вы как хотите, а у меня сегодня этого чтива на всю ночь.

Просто, как только можно, бъяснил он свое любопытство.

– Очень уж охота познакомиться с родословной.

Такая хватка даже смутила старого Штернберга.

– Подожди, Роман.

Попытался он охладить деятельного не в меру внука.

– Есть у меня к тебе разговор, только попозже и до того, как возьмемся за эти бумаги! – мягко положил ему руку на плечо свою старческую руку Курт Штернберг.

Затем, словно помолодев на добрых четыре десятка лет, первым сбежал вниз по винтовой лестнице их родового имения.

То, что предстояло услышать Штернбергу-младшему, действительно, оказалось неожиданным.

Его мать – дочь Курта фон Штернберга, никогда особенно не интересовалась их родословной. Вот и теперь, когда старики со своим внуком отправились вступать во владения, родители Романа остались дома, заниматься своим обычным бизнесом.