Книжные черви 3

Впервые за долгое время Раскольников смог побыть один. Последние четыре месяца, по ощущениям молодого человека, тянулись, будто год. С момента гибели Остапа Книжных Червей преследовала череда неудач. Смерть той девочки – Виолетты – не прошла для них безболезненно. Под подозрением оказались трое: Мэл, Онегин, Владимир. И все трое как сквозь землю провалились. Маргарита, Чацкий и Тёркин бывали на допросах в последнее время чаще, чем дома, а вместе с ними и сам Раскольников, знакомый с судебной системой и единственный, кто на данный момент мог хоть как-то разруливать ситуацию юридически, ведь Марго, после увольнения из ФСБ, стёрла память всем бывшим коллегам.

Но никак нельзя было разрулить насильственную смерть Виолетты и пропажу Мэл. Полицию крайне заинтересовал случай с избиением Маши, в котором участвовала Ви. Мотив мести был налицо. А, судя по телу, месть эта совершалась группой лиц. Онегин и Мэл попали в федеральный розыск. Попал ли туда Ленский, невозможно было проверить, так как никто не знал, под своими ли настоящим именем и фамилией он жил.

Каким-то чудом Онегину удавалось скрываться несколько месяцев, избегая полиции, и лишь в конце сентября у Червей появилась информация, что человека, похожего на Евгения, видели в Екатеринбурге. Чтобы не привлекать ненужного внимания, Раскольников отправился в погоню за коллегой один, хотя Базаров и Чацкий были категорически против.

Следующей неудачей после стычки с Непримиримыми стало здоровье самого Родиона. Последняя трансформация не прошла бесследно: приступы кровавого кашля стали мучить его чаще. Если раньше они случались не чаще пары раз в год, теперь они настигали его раз в месяц. А это могло означать только одно: что времени оставалось всё меньше и он должен сделать всё возможное, чтобы помочь своим друзьям и выполнить обещание, которое он дал шесть лет назад Соне.

Интерлюдия Раскольникова

В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек пробирался сквозь лес где-то на Урале. Медленно, словно в нерешимости, направлялся он на звуки и шум, к голосам людей. Он и сам сознавал, что мысли его порою мешаются и что он очень слаб: он понятия не имел, сколько брёл по этому лесу. Изредка только бормотал что-то про себя.

Когда он вышел к людям, те поначалу по привычке ли или в суете не заметили его. И лишь большая дворовая собака, почуяв чужака, подняла лай.

– Эй, парень, парень! Ты как тут очутился? – замахав руками, побежал в его сторону бригадир, отгоняя собаку.

Шум, ужасный шум, сдавливал голову. Юноша осматривался вокруг и не понимал, где находится.

– Где я? – спросил растерянно молодой человек.

– На лесопилке, вестимо, – пожал плечами мужчина.

Юноша пытался вспомнить, кто он и как здесь оказался. Ничего. Пустота.

– В… воды… Дайте мне воды. Пожалуйста… – прошептал он и упал на колени. Запах земли и свежеспиленных деревьев бил в нос, это были совершенно незнакомые нотки, такие далёкие от запахов города, жёлтого вонючего города, который так осточертел ему.

Юноша не заметил, как стали стихать звуки на лесопилке. Как стягивались к нему рослые мужчины. И все разглядывали лохмотья, в которые он был одет.

– Мужики! Человеку плохо! – крикнул рослый мужчина с чёрными гнилыми зубами. Затем за плечи приподнял юношу в лохмотьях и потащил куда-то в сторону работающего трактора.

*

Родион пришёл в себя в строительном вагончике. Он лежал на раскладушке, рядом, на импровизированном столике из коробок, стоял чайник. Родион приподнялся на локте и принялся жадно пить воду прямо из носика. Казалось, он сейчас захлебнётся от жадности. Закончив пить, он облил свою голову остатками воды и только после этого осмотрелся. Он заметил множество вещей, непривычных глазу, но взгляд не фокусировался на них, внимание соскальзывало. Родион встал и побрел к выходу.

Когда он отворил дверь на улицу, глазам его предстало небольшое поселение из таких же домов-вагончиков, полевой кухни и невиданных гремящих карет.

Заметив парня, к нему подошёл тот самый рослый мужчина с чёрными зубами, а с ним лысый жилистый мужичонка, чьё тело почти целиком покрывали татуировки.

– Очухался. Ну, давай, рассказывай: кто, откуда? Чё тут забыл? – сразу начал татуированный.

Родион нахмурился. Ему не понравился недоброжелательный и какой-то вызывающий тон этого человека.

– Из леса пришёл, – мрачно ответил Раскольников.

– Из колонии сбежал, наверное, – хмыкнул тип в татуировках.

– Так тут колоний и вообще людей на многие километры вокруг нет, – вмешался рослый и обернулся к Родиону: – Откуда шёл?

Раскольников честно попытался вспомнить, но в голове зияла пустота.

– Виталь, да он не отражает вообще. Нарик, наверное, – снова встрял лысый.

– А звать тебя как? – продолжал допытываться рослый.

– Я… я не знаю, – вырвалось у Родиона с каким-то отчаянием.

Мужчины переглянулись. Наконец чернозубый сказал:

– Значит, так. Во-первых, сейчас дуй в баню, а то как чувырла. Вон там у озерца стоит, не пропустишь. А потом… потом решим, как с тобой быть. И, парень. Бежать – крайне не рекомендую.

При виде незнакомых людей Родион ощущал что-то подобное страху и отвращению. Он не желал сталкиваться с ними взглядом. Он знал, что они перешёптываются за его спиной, что следят, того и гляди нападут…

Но, к его удивлению, никто не напал. Не потревожил. Изредка его омовение беспокоили то важно крякающие утки, обосновавшиеся на озере, то лягушки, которые так и норовили попасть под ноги.

Юноша нырнул. Спасительная прохлада. Знакомый холодок, отголосок какого-то города. Но он не мог вспомнить. Вокруг был только лес.

*

Виталий Шабудинов, рослый мужчина с отличительно чёрными зубами, являлся на лесоповале главным. Это была его бригада, и существовала она по понятиям, хорошо известным каждому из представленных работников. Бывшим зекам было не так легко обосноваться в миру и вернуться к нормальной жизни. Сам Виталий неоднократно пытался устроиться на работу, да только в родном Свердловске всюду получал отказ. Люди отводили глаза и пытались поскорее закончить разговор. Им было страшно. И этот страх раздражал Виталия. Он почти год пытался найти место и уже было думал совершить разбой какой да вернуться обратно на зону, но тут вмешалось провидение. Дедок, на которого планировал напасть отчаявшийся мужчина, оказался весьма проницательным гражданином. Накормил, напоил Виталия, разговорил, а потом и с работой помог, потому что считал, что все заслуживают второго шанса. И так Шабудинов проникся этим состраданием от незнакомого старика, что решил отбросить преступные помыслы да помогать таким же, как он. Так и собралась его трудовая команда. Поначалу все они видели друг в друге лишь номер статьи, эдакое клеймо: 105, 105 часть 2, 107, 108, 111, 159, 161, 162, 166, 210, 223, 334 и даже один был 359. Затем, не без прецедентов, но смогли начать видеть в сложившемся окружении не только «бродяг». Виталий пытался искоренить в коллективе тюремные привычки, особенно среди новых работников. Но, пока человек сам не осознавал, что на воле у него появился второй шанс, всё было без толку. Такой шанс решили дать и Раскольникову.

*

К Родиону долгое время присматривались. Он держался отстранённо, но пахал за десятерых. Не задавал вопросов, всё делал ладно. Никто даже не помнил, как его зовут. За взгляд, словно у зверя, и некую диковатость на лесоповале его прозвали «Маугли». Парень пожимал плечами да продолжал делать свою работу. Первые деньги, которые ему заплатили, он держал в руках, как настоящее сокровище. Когда юноша впервые услышал про заработанную тысячу рублей, казалось, он вот-вот расплачется. Ошарашенный, сидел он у озера и пересчитывал купюры.

– Это же втрое больше, чем я у неё забрал, – шептал Родион.

– Маугли, ты чего тут расселся? Не доволен лаве?

Раскольников сглотнул и покачал головой.

– Вот. Не всё ж тебе за еду работать. Вон пацаны сейчас в посёлок поедут, дык и ты съезди, купи себе чего-нибудь.

Но Родион сжал в кулаке купюры и вновь отрицательно качнул головой.

– Такие деньги людям нужнее.

– Брось, каким людям. Колбаски, хлеба с мазиком да водочки сейчас купишь, и ничё от тыщи не останется. Платят нам, один хрен, как лохам каким-то. А потом удивляются, что их побрили.

– Что же это, тысячи рублей мало?

– Рублей! Тут и тыщи баксов мало. Давай, одна нога здесь, другая там.

*

В магазине Родион испытал настоящий шок, увидев ценники с трёхзначными числами. Прикинул он, что тысяча рублей – это как рубль раньше. Почти столько же, сколько часы его стоили. И такая злость обуяла его, что аж в глазах потемнело. Тогда все деньги молодой человек в магазине и оставил, а сам накупил продуктов и пива на всю компанию.

Кто-то перешёптывался, что, дескать, Маугли подмазывается, а кто-то просто молча ел и пил за его здоровье.

Наконец Илья (высокий лысый татуированный лесоруб) задал вопрос: